Звонок раздался в среду вечером, разорвав тишину кухни, где Лиза молча мыла посуду, а Толя уткнулся в телефон. Номер был незнакомый, городской. Лиза вытерла руки о полотенце, нажала «принять» и через минуту опустилась на табурет, чувствуя, как немеют ноги.
— Что случилось? — Толя поднял голову, заметив, как побледнела жена.
— Тетя Вера… Умерла. — Лиза сглотнула ком в горле. — Она оставила мне всё. Трешку на Кутузовском. И дачу.
Толя выронил свой телефон. Глухой стук гаджета о ламинат прозвучал как гонг, объявляющий начало нового раунда. Он смотрел на жену так, будто у неё выросли крылья.
— Трешку? На Кутузовском? Лизка, ты не шутишь? Это же… Это же миллионы.
Не успела Лиза ответить, как телефон Толи ожил. На экране высветилось: «Мама». Светлана Ивановна, которая не звонила уже месяц после того, как обозвала Лизу «гадиной», видимо, обладала телепатическим радаром на чужие деньги.
— Сынок! — голос свекрови пробивался даже сквозь динамик. — Я всё знаю! Какое горе, бедная Верочка! Я уже еду, Толенька. Лизе сейчас нужна поддержка, я не могу оставить девочку одну в такой момент.
Лиза переглянулась с мужем.
— Может, она правда… осознала? — пробормотал Толя. — Всё-таки горе сближает.
Светлана Ивановна ворвалась в квартиру через час, как ураган.
— Лизонька! Девочка моя! — Свекровь бросила сумки на пол и, не разуваясь, кинулась к невестке.
Лиза напряглась, ожидая привычного удара под дых — колкости про неприбранную прихожую или её внешний вид. Но Светлана Ивановна сжала её в объятиях так крепко, что хрустнули ребра.
— Исхудала-то как! — запричитала свекровь, гладя Лизу по спине. — Бедная ты моя, столько свалилось. Ну ничего, мама рядом. Мама поможет. Я пирог с вишней привезла, твой любимый.
Лиза стояла столбом. Она ненавидела вишню, и Светлана Ивановна прекрасно это знала. Пять лет подряд она «забывала» об аллергии невестки, а теперь это вдруг стало «любимым».
— Спасибо, Светлана Ивановна, — выдавила Лиза, высвобождаясь.
— Какая я тебе Светлана Ивановна? Мама! Зови меня мамой, глупенькая. Теперь заживем дружно, все распри в прошлом.
Толя сиял. Он стоял в дверном проеме, глядя на идиллию, и, казалось, вот-вот заплачет от умиления.
— Я же говорил, Лиз, — шепнул он, когда мать ушла в ванную мыть руки. — Она просто стареет, сентиментальная стала. Дай ей шанс.
Ужин напоминал сюрреалистический спектакль. Свекровь подкладывала Лизе лучшие куски, нахваливала пересоленный рис и бесконечно вздыхала, вспоминая покойную тетю Веру, которую при жизни она называла «старой грымзой».
— Квартира-то большая? — как бы невзначай спросила Светлана Ивановна, разливая чай. — Ремонт, небось, нужен?
— Нужен, — коротко ответила Лиза, внимательно следя за руками свекрови. Те мелко дрожали, выдавая возбуждение.
— Ох, ремонт — это бездна! — всплеснула руками «мама». — Вас обманут, вы же молодые, неопытные. Толенька, у меня есть знакомый прораб, золотые руки. И риелтор свой. Может, продать её, а? Купить что-то поближе к нам, в спальном районе, но побольше? И машину бы обновили…
Лиза перехватила взгляд мужа. Толя жевал пирог и кивал.
— Мама дело говорит, Лиз. Зачем нам центр? Там пробки, шум. А так — возьмем в новостройке, и на ремонт останется, и на отпуск.
Лиза почувствовала, как внутри закипает холодная ярость. Пазл сложился мгновенно. Никакой любви. Только жажда контроля и денег.
— Мы подумаем, — мягко сказала Лиза, растягивая губы в улыбке. — Вы правы, мама. Мы без вас точно пропадем.
Светлана Ивановна замерла с чашкой у рта. В её глазах мелькнуло хищное торжество. Рыбка клюнула.
Следующие две недели превратились в медовый месяц с удавом. Светлана Ивановна приезжала через день. Она мыла полы, привозила продукты и методично, капля за каплей, обрабатывала сына.
— Толенька, ты должен быть главой семьи, — шептала она на кухне, пока Лиза якобы спала в соседней комнате. — Лиза женщина эмоциональная, сейчас наделает глупостей. Наследство надо оформить грамотно. Лучше на тебя часть переписать, для налогового вычета. Я узнавала.
Лиза слышала каждое слово. Раньше она бы ворвалась на кухню, устроила скандал, плакала бы от обиды. Но теперь у неё был план.
Вечером она ласково обняла мужа.
— Толь, твоя мама такая мудрая. Я тут подумала… Может, действительно дать ей доверенность на сбор документов? У меня на работе завал, я не успеваю.
Толя расцвел.
— Ты серьезно? Лизка, ты золото! Мама будет счастлива. Она так переживает за нас.
В субботу Светлана Ивановна приехала с папкой бумаг. Она едва сдерживала дрожь в коленях, расхаживая по гостиной хозяйкой.
— Вот, деточка, — она выложила на стол бланки. — Это генеральная доверенность. Чтобы я могла бегать по инстанциям вместо тебя. Зачем тебе в очередях стоять? Подпиши, и мы завтра же начнем процесс продажи. Клиент уже есть, дает хорошие деньги наличными.
Лиза взяла ручку. Свекровь подалась вперед, затаив дыхание. Толя стоял рядом, готовый открыть шампанское.
— А кто клиент? — невинно спросила Лиза, вертя ручку в пальцах.
— Да какая разница? Приличный человек, знакомый знакомых, — отмахнулась Светлана Ивановна. — Подписывай, Лизонька, не тяни. Нотариус ждет.
Лиза отложила ручку и посмотрела прямо в глаза свекрови.
— А правда, что этот «знакомый» — ваш племянник из Саратова? И что цену вы поставили в два раза ниже рыночной?
Повисла тишина. Такая плотная, что было слышно, как тикают часы в коридоре. Улыбка сползла с лица Светланы Ивановны, обнажив оскал.
— Ты что, проверяла меня? — прошипела она.
— Конечно, — Лиза спокойно достала из-под стола свой планшет. — И про риелтора вашего узнала. И про то, что вы уже присмотрели себе дачу на эти деньги, а нам планировали купить «двушку» в котловане, который никогда не достроят.
Толя побледнел. Он переводил взгляд с жены на мать, пытаясь осмыслить услышанное.
— Мама? — его голос дрогнул. — Это правда? Ты хотела… кинуть нас?
Светлана Ивановна вскочила. Стул с грохотом опрокинулся.
— Кинуть?! Я спасала семейный капитал! — заорала она, брызгая слюной. Маска заботливой мамочки треснула и рассыпалась в пыль. — Она же дура! Она всё профукает! Эта квартира должна служить семье, а не ей одной! Я тебя растила, я жизнь положила, а ты позволяешь этой голодранке меня допрашивать?
— Эта квартира моя, — ледяным тоном отрезала Лиза.
— И решать буду я.
— Да ты никто! — взвизгнула свекровь, хватаясь за сердце. — Толя, скажи ей! Если бы не я, вы бы до сих пор в долгах сидели! Я требую уважения!
— Вон, — тихо сказала Лиза.
— Что? — Светлана Ивановна поперхнулась воздухом.
— Вон из моего дома. И забудьте про доверенность. И про квартиру. И про дачу.
Светлана Ивановна замерла. Она посмотрела на сына, ища поддержки. Но Толя, её послушный Толенька, стоял молча, глядя на мать так, словно впервые увидел бородавку у неё на носу — с брезгливостью и узнаванием.
— Ты позволишь ей выгнать мать? — прохрипела она.
Толя подошел к столу, взял папку с документами и медленно разорвал их пополам.
— Уходи, мам, — сказал он глухо. — Просто уходи. Ты не изменилась. Ты просто хотела денег.
Свекровь побагровела. Она схватила свою сумку, сгребла со стола недоеденные конфеты — мелочность прорвалась даже в момент краха — и плюнула на пол.
— Тьфу на вас! Оставайтесь! Сгниете вы со своими деньгами, счастья они вам не принесут! Ноги моей здесь больше не будет!
Хлопнула дверь. Звук был резким, как выстрел, но за ним не последовало боли.
Толя опустился на диван и закрыл лицо руками. Его плечи подрагивали.
— Прости меня, — глухо сказал он сквозь пальцы. — Я был идиотом. Я так хотел верить, что она меня любит.
Лиза подошла к нему, но не стала обнимать сразу. Она налила стакан воды и поставила перед ним.
— Любит, Толь. Как умеет. Как вещь, которая должна приносить пользу. Но теперь мы сами по себе.
Она подошла к окну. На улице начинался дождь, смывая пыль с асфальта. Где-то там, внизу, маленькая фигурка Светланы Ивановны семенила к остановке, таща свои сумки с интригами обратно в прошлую жизнь.
Лиза прижалась лбом к холодному стеклу. Она впервые почувствовала себя хозяйкой не квартиры, а собственной судьбы. И это чувство стоило дороже любого наследства.
