Осенний ветер рвал последние жёлтые листья с кленов, а я, закутавшись потуже в пальто, спешила к выходу из садика. Моя Лиза, укутанная в ярко-розовый шарф, крепко держала меня за руку и без умолку тараторила о том, как они сегодня лепили из пластилина жирафа.
— Мам, а у него шея не поместилась на стол, воспитательница сказала, что он самый длинный в мире!
Я улыбалась, глядя на её сияющие глаза, и на секунду забыла о тяготившей меня мысли — о вечернем звонке из банка. Об ипотеке. О том, что в этом месяце Сергей снова не прислал ни копейки.
И вот это мимолётное спокойствие было грубо разрушено. Возле нашего подъезда, прислонившись к своей не первой молодости иномарке, стоял он. Сергей. Мой бывший муж. Вид у него был озабоченный и одновременно решительный, тот самый, который раньше предвещал «серьёзный разговор».
Лиза радостно дёрнула мою руку.
—Папа!
Он сделал шаг навстречу, его лицо расплылось в слащавой улыбке, которую я теперь видела только по праздникам.
—Привет, дочка! Здравствуй, Алина.
— Сергей, — кивнула я, стараясь, чтобы в голосе не дрогнула ни одна нота. — Мы тебя не ждали.
— Я знаю. Мне нужно с тобой поговорить. По-хорошему. Важно. Впустишь?
Он произнёс это с таким видом, словно оказывал мне великую милость своим визитом. Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Ничего хорошего из этих «разговоров по-хорошему» ещё не выходило.
— У Лизы ужин, занятия…
—Я ненадолго. Обещаю.
Пока я возилась с ключами в замке, он терпеливо ждал сзади, и от этой терпеливой молчаливой фигуры за спиной становилось ещё тревожнее.
В квартире пахло супом и детством. Лиза побежала снимать ботиночки, а мы остались стоять в прихожей, как два чужих человека, что, в общем-то, так и было.
— Чай будешь? — по инерции спросила я, снимая пальто.
—Не откажусь.
Пока я разливала чай по кружкам, он молча сидел за кухонным столом и водил пальцем по знакомой вмятине на столешнице. Та самая, которую он когда-то оставил, пытаясь собрать мебель. Казалось, он собирался с мыслями. Я ждала. Ждала подвоха.
— Как дела? — наконец начал он с банальности.
—Нормально, — коротко ответила я. — Ипотека, как обычно, висит.
Он вздохнул, сделав скорбное лицо.
—Я знаю. Я, собственно, из-за этого и пришёл. Хочу предложить вариант, который всех устроит.
Я медленно села напротив, сжимая в руках тёплую кружку. Вот оно. Начинается.
— Я предлагаю взять всё на себя, — торжественно объявил он. — Я оформлю новую ипотеку. На себя. А эту квартиру… — он сделал многозначительную паузу, глядя мне прямо в глаза, — мы переоформим на тебя. Официально. Ты станешь единоличной собственницей.
Я не поняла. Мозг отказывался воспринимать эту информацию.
—То есть как? Ты возьмёшь ещё один кредит, а эту квартиру… мне?
— Именно так! — он улыбнулся, довольный своим великодушием. — Ты и Лиза будете жить здесь, в своей квартире, без долгов. Чисто. А я свои обязательства буду тянуть сам. Так будет честно. Справедливо.
Слово «справедливо» прозвучало так сладко, так заманчиво, что на секунду у меня закружилась голова. Квартира наша? Никакой ипотеки? Свобода? Это было похоже на несбыточную мечту.
— Но… почему? — выдохнула я, пытаясь найти в его глазах подвох. — Зачем тебе новые долги? Ты же всегда говорил, что кредиты — это кабала.
— Потому что я не могу оставить вас с этим грузом, — сказал он, и в его голосе зазвучали знакомые, отработанные ноты искренности. — Я не чудовище, Аля. Я понимаю, что вы с Лизой — моя семья, пусть мы и не вместе. Я должен о вас позаботиться. Так будет правильно.
Он смотрел на меня своими честными, как ему всегда удавалось их делать, глазами. И где-то глубоко внутри, под слоем нахлынувшей надежды, шевельнулся маленький, но цепкий червячок сомнения.
Почему сейчас? Почему, после месяцев полного безразличия к нашим финансовым проблемам, он вдруг такой заботливый? Почему он, всегда считавший каждую копейку, готов взвалить на себя новые долги?
Я смотрела на него и думала: «Где подвох? В чём твоя настоящая выгода, Сергей?»
А вслух тихо сказала:
—Мне нужно подумать.
Мысли о предложении Сергея не давали мне покоя всю ночь. То мелькала радужная картина: никаких ежемесячных платежей, которые съедали больше половины моей зарплаты, возможность наконец-то сделать ремонт в ванной и купить Лизе настоящую кровать-замок, а не раскладушку. А потом накатывала холодная волна сомнений. Его улыбка, слишком гладкие, заученные фразы о «справедливости». Нет, мой бывший муж не был альтруистом. В наших отношениях он всегда искал выгоду, прежде всего для себя.
Утро началось как обычно: сборы в садик, каша на завтрак, вечная борьба с непослушными волосами Лизы. Я мыла посуду, пытаясь прогнать из головы тягостные мысли, когда зазвонил телефон. На экране вспыхнуло имя, от которого у меня похолодело внутри: «Свекровь».
Людмила Петровна. Женщина, которая после развода моментально перешла в стан врага, объявив меня «неблагодарной эгоисткой, погубившей её мальчика». Она звонила редко, обычно по большим праздникам, и разговор всегда сводился к формальным поздравлениям и коротким расспросам о внучке.
Я глубоко вздохнула и нажала на зеленую кнопку.
—Алло, Людмила Петровна, здравствуйте.
— Алинка, родная, здравствуй! — её голос звучал непривычно сладко и тепло. — Как вы там, мои хорошие? Как Лизанька?
— Спасибо, всё в порядке. Лиза в садик ушла, всё хорошо.
— Ах, вот как… — послышалось в трубке лёгкое разочарование, будто она надеялась застать ребёнка. — Я, собственно, недолго. Хотела просто поинтересоваться, как ты, как здоровье.
Это было настолько нехарактерно, что я чуть не выронила телефон.
—Спасибо, я нормально.
— Слушай, Алина, — голос свекрови понизился, став заговорщическим. — Сережа мне вчера звонил. Рассказал о своём предложении.
Вот оно. Началось. Мой внутренний детектор лжи завыл сиреной.
— Он же хочет как лучше! — продолжала она, не дожидаясь моего ответа. — Голову сломал, бедный, как вам помочь. Я тебя очень прошу, не упрямься! Ты подумай, какой это шанс для вас с Лизкой! Жить в своей квартире, без этого груза. Он же мужчина, он свою ношу понесёт.
Её слова текли плавно и настойчиво, как густой сироп. Они обволакивали, пытались усыпить бдительность.
— Людмила Петровна, это очень серьёзный шаг. Нужно всё взвесить.
— Что тут взвешивать, милая? — в её голосе зазвенели стальные нотки, которые я хорошо знала. — Предложение более чем выгодное! Ты теперь самостоятельная, сама всё решаешь, но и совет старших послушать не грех. Я тебя как родную всегда воспринимала. Соглашайся, не думая. Сережа ведь из лучших побуждений.
Фраза «из лучших побуждений» прозвучала как приговор. Именно ею она всегда оправдывала любые его поступки.
— Я понимаю, спасибо за совет. Мне действительно нужно подумать.
— Ну, думай, думай, — вздохнула она, и в её тоне снова появилась фальшивая слащавость. — Только, пожалуйста, не затягивай. Мальчик переживает. Целую Лизу, передавай. Будь умницей.
Она положила трубку. Я ещё минут пять сидела, глядя в стену и держа в руках остывший телефон. Эта настойчивость, этот сладкий яд в голосе… Они с Сергеем действовали слишком слаженно. Слишком быстро.
Мне нужен был трезвый, незаинтересованный взгляд со стороны. Человек, который не попадётся на их удочку. Рука сама потянулась к телефону, и я набрала номер подруги Кати. Наша бывшая однокурсница, а теперь – юрист в солидной фирме.
— Алёша, привет! — бодро ответила она. — Что случилось? По голосу слышно, что дело пахнет керосином.
Я глубоко вздохнула и начала с самого начала. Рассказала про визит Сергея, его «справедливое» предложение, про звонок свекрови и её странную, давящую заботу.
— Он говорит, квартиру на меня переоформит, а сам новую ипотеку возьмет, — закончила я, чувствуя, как сжимается желудок.
В трубке повисла тягостная пауза. Я слышала, как Катя на другом конце провода зажигает сигарету – верный признак того, что дело серьёзное.
— Алина, — медленно, растягивая слова, произнесла она. — А на кого он возьмёт эту новую ипотеку? И, что гораздо важнее… где он будет жить? Ведь эту квартиру он тебе, получается, дарит. У него же не останется жилья.
Её вопросы повисли в воздухе, чёткими и леденящими душу. Всё, о чём я смутно догадывалась, но боялась сформулировать, было высказано вслух. Сергей не был тем, кто ставит свои интересы ниже чужих. Никогда.
И если он так хочет отдать свою долю в квартире, значит, у него есть на это причина. И причина эта была отнюдь не в нашей с Лизой счастливой жизни.
Вопросы Кати повисли в воздухе тяжелым, ядовитым облаком. «На кого ипотека? Где он будет жить?» Я не находила себе места весь вечер, перебирая в голове возможные ответы, и все они казались пугающими. От этой неопределенности стало душно в стенах квартиры, и на следующий день, забрав Лизу из садика, я решила заехать в торговый центр на окраине города. Нужно было купить ей новые колготки, а заодно и развеяться, сменить обстановку.
Мы с Лизой бродили по просторным залам, она радостно таращилась на яркие витрины, а я безуспешно пыталась отогнать от себя навязчивые мысли. После бесцельного часа, проведенного среди бутиков, мы оказались в галерее, где продавали мебель. Лиза потянула меня за руку в сторону огромного игрового лабиринта.
— Мам, можно я туда? Посмотри, как здорово!
— Хорошо, — согласилась я, чувствуя усталость. — Но ненадолго. Я посижу тут, на диванчике, жду тебя.
Я присела на край мягкого дивана, стоящего в обзорной зоне, и достала телефон, чтобы снова перечитать наш с Катей вчерашний чат. Вдруг из-за угловой стены с кухонными гарнитурами послышался знакомый смех. Низкий, бархатный, который я когда-то так любила. Я замерла, сердце бешено заколотилось. Нет, не может быть.
Я медленно, как в замедленной съемке, подняла голову. Из-за угла вышел Сергей. Он был не один. Рядом с ним, вцепившись ему в руку, шла высокая стройная блондинка в элегантном пальто. Та самая Ольга, о существовании которой я догадывалась по редким косвенным уликам в его телефоне. Но видеть их вместе, вот так, вживую, было в тысячу раз больнее.
Я инстинктивно отпрянула назад, за тумбу с каталогами, надеясь, что они меня не заметят. Они выглядели такой счастливой, умиротворенной парой. Сергей что-то говорил, жестикулируя в сторону массивного обеденного стола из темного дерева, а она смотрела на него с обожанием.
Они подошли к соседней зоне, где были выставлены диваны, всего в нескольких метрах от меня. Я затаила дыхание, прислушиваясь.
— Сереж, а на кухню мы тоже в стиле прованс возьмем? — проговорила Ольга, поглаживая руку спинку стула. — Как мы и договорились? Ты же обещал, что у меня будет самая красивая кухня.
Сергей обнял ее за талию и улыбнулся той снисходительной улыбкой, которую я давно не видела.
— Конечно, рыбка. Все будет именно так, как мы мечтали. Ни в чем себе не отказывай.
Меня будто облили ледяной водой. Какая кухня? Какие «договорились»? Они выбирали мебель. Не просто так, а целенаправленно, для какого-то конкретного места.
И тут Ольга, словно поймав мои мысли, произнесла ту самую фразу, от которой кровь застыла в жилах.
— Ну, когда все документы будут готовы, мы вот этот диван купим, — она указала на большой угловой диван неподалеку от меня. — Или этот, они почти одинаковые. Решим на месте.
Сергей одобрительно кивнул.
— Главное, чтобы тебе нравилось. Скоро все утрясется, и мы начнем обустраиваться.
Во мне все закипело. Документы. Какие документы должны «утрястись»? Единственные документы, которые сейчас были в его жизни, — это документы на мою квартиру!
Рука сама потянулась в сумочку. Я достала телефон, дрожащими пальцами включила камеру и, оставаясь в тени, сделала несколько снимков. Вот они, вдвоем, счастливые и беззаботные, в тот самый момент, когда он предлагал мне «честную сделку», сулящую ему новые долги. Лжец. Он не собирался ни в какую долговую яму лезть. Он собирался обустраивать новое гнездо.
Я не помнила, как дождалась Лизу, как собрала ее вещи и как мы вышли на улицу. Холодный ветер бьет по лицу, но я его почти не чувствовала. Внутри было оглушительно тихо и ясно. Вопросы Кати получили свои чудовищные, но четкие ответы. Теперь я знала. Мой бывший муж не просто подлец. Он был архитектором, планирующим наше с дочерью разорение. И эти фотографии в моем телефоне были первым шагом к тому, чтобы разрушить его коварные планы.
Конечно, вот четвертая глава, тщательно выверенная и развернутая, с сохранением непрерывности сюжета и эмоциональной насыщенности.
Следующие два дня прошли в каком-то тумане. Я механически собирала Лизу в садик, готовила еду, убиралась, но все мои мысли были там, в мебельном отделе торгового центра. Слова Ольги о документах и кухне в стиле прованс звенели в ушах навязчивым, неумолкающим эхом. Я понимала, что стою на краю пропасти, но разглядеть ее дно было страшно.
Спасителем стала Катя. Она сама позвонила мне вечером, услышав в моем голосе во время короткого утреннего звонка следы подавленной паники.
— Встречаемся завтра у меня в офисе, в обед, — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Без Лизы. И подготовь все, что есть. Я выделила тебе время.
И вот я сижу в уютном кресле перед ее массивным дубовым столом, заваленным папками и юридическими фолиантами. За окном шумел город, а здесь, на двадцатом этаже, царила тихая, сосредоточенная атмосфера. Катя, в своей безупречной белой блузке, смотрела на меня внимательным, аналитическим взглядом.
— Ну, показывай, что там у тебя, — мягко сказала она.
Я молча протянула телефон с открытой галереей. Катя несколько минут молча листала фотографии, ее лицо оставалось невозмутимым, но я видела, как с каждой новой картинкой взгляд ее становится все жестче и холоднее. Потом я, запинаясь и сбиваясь, повторила весь разговор, который подслушала.
— Он сказал: «Скоро все утрясется, и мы начнем обустраиваться», — закончила я, чувствуя, как снова подкатывает ком к горлу.
Катя медленно отложила телефон, сложила руки на столе и тяжело вздохнула.
— Хорошо, Алина. Теперь слушай меня очень внимательно. Я сейчас разложу по полочкам всю эту «благородную» схему твоего бывшего. Приготовься, будет неприятно.
Я кивнула, впиваясь в нее взглядом.
— Смотри, — Катя взяла блокнот и начала рисовать схему. — Его предложение, на первый взгляд, выглядит как акт великодушия. Он забирает долг, ты получаешь квартиру. Но здесь, в самом центре, кроется чудовищный подвох.
Она ткнула ручкой в центр нарисованного круга.
— Шаг первый. Он уговаривает тебя переписать квартиру на него. Мотивируя это тем, что только так он может взять на себя ипотеку. Ты, доверчивая, соглашаешься. Квартира становится его единоличной собственностью.
— Но он же сказал, переоформить на меня! — вырвалось у меня.
— Ни в коем случае! — резко парировала Катя. — Подумай сама! Зачем ему отдавать тебе квартиру, чтобы потом брать на себя кредит? Это абсурд! Нет. Логика его схемы в другом. Квартира должна стать ЕГО. И вот почему.
Она перешла ко второму пункту.
— Шаг второй. Как только он становится полноправным хозяином твоей, вернее, уже своей, квартиры, он немедленно идет в банк. Не за тем, чтобы погасить твой старый кредит, нет! Он берет на ЭТУ ЖЕ КВАРТИРУ НОВУЮ ИПОТЕКУ. Или крупный займ под залог. И требует выдать ему деньги наличными. Объясняет это, скажем, дорогостоящим ремонтом или развитием бизнеса. Банк, видя чистоту документов и ликвидность залога, с большой долей вероятности деньги дает.
Я слушала, и у меня холодели руки.
— Но зачем ему еще больше денег? У него и так долги…
— А вот здесь, — Катя, и ее голос стал тише и суше, — мы подходим к самому главному. Эти деньги, большие деньги, которые он получит под залог ОБЩЕЙ с тобой квартиры, он не тратит на ремонт. Он несет их… Ольге.
Она сделала паузу, давая мне это осознать.
— На эти деньги они покупают ту самую новую квартиру. Ту, для которой они выбирали диван и кухню в стиле прованс. Но оформляется она, разумеется, только на Ольгу. Или, в крайнем случае, на его маму. Чтобы ты не могла на нее претендовать ни при каких раскладах.
Теперь у меня перехватило дыхание. Картина вырисовывалась с пугающей, кристальной ясностью.
— А что же с нашей квартирой? — прошептала я.
— А с вашей квартирой, — голос Кати стал безжалостным, — остается неподъемная ипотека. Вернее, уже две. Или одна, но в разы больше прежней. Платить ее тебе, раз квартира теперь не твоя, не нужно. Платить должен он. Но он, разумеется, этого делать не будет.
Она посмотрела на меня с бесконечной жалостью.
— Банк, не получая платежей, через несколько месяцев инициирует процедуру изъятия залога. Квартира уходит с молотка. Вы с Лизой… — она замолчала, но я и так поняла.
— Мы на улице, — глухо закончила я. — А он с Ольгой в новой квартире, купленной на деньги, полученные под залог нашего дома.
— Именно так, — Катя откинулась на спинку кресла. — Это не просто подло, Алина. Это финансовое убийство. Он целенаправленно, с холодным расчетом, создает ситуацию, где ты и твой ребенок остаетесь без крыши над головой, прикрываясь словами о справедливости и заботе. Он выставляет вас на улицу, предварительно обобрав до нитки.
В комнате повисла гробовая тишина. Все кусочки пазла сложились в единую, уродливую и пугающую картину. Теперь я понимала все. Понимала смысл его визита, сладкие уговоры свекрови, их общую поспешность. Они не просто хотели меня обмануть. Они хотели уничтожить.
Во рту стоял горький привкус предательства. Но вместе с ним, сквозь страх и отчаяние, пробивалось новое, незнакомое чувство — леденящая, беспощадная ярость.
Ясность, полученная в кабинете у Кати, не принесла спокойствия. Напротив, внутри все закипало от осознанного, холодного гнева. Я жила как на пороховой бочке, ожидая нового хода от Сергея. И он не заставил себя ждать.
Вечером, когда я укладывала Лизу спать, в дверь резко и настойчиво позвонили. Сердце упало. Лиза испуганно прижалась ко мне.
— Не бойся, солнышко, — прошептала я, сама чувствуя, как дрожат руки. — Это, наверное, соседи.
Но я знала, что это не соседи. Я подошла к двери и посмотрела в глазок. За дверью стояли трое: Сергей с каменным лицом, его мать Людмила Петровна с поджатыми губами и сестра Ирина, которая смотрела в сторону с выражением легкой скуки. Настоящий семейный совет. С пушечным мясом в виде родственников для усиления давления.
Я медленно открыла дверь.
—Сергей. Мы не ждали гостей.
— Это не визит вежливости, Алина, — отрезал он, переступая порог без приглашения. За ним, как тени, проследовали мать и сестра.
Людмила Петровна тут же окинула прихожую критическим взглядом, будто ища следы бардака.
—Лиза где? Спрятала дочку от родного отца?
— Лиза спит, — холодно ответила я, закрывая дверь. Я понимала, что выгнать их сейчас будет сложно, а скандалить при ребенке не хотелось. — В чем дело?
Они проследовали на кухню, как хозяева. Расселись за столом. Я осталась стоять, прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Защитная поза.
— Мы пришли поговорить по-хорошему, — начала Людмила Петровна, но ее голос звучал как скрежет металла. — Ты игнорируешь Сережу, не отвечаешь на его деловое предложение. Он тянет к тебе руку помощи, а ты ее отталкиваешь.
— Я не игнорирую. Я все обдумываю. Это серьезно.
— Что тут обдумывать? — вклинился Сергей, его терпение было театральным. — Я тебе все разжевал. Квартира твоя, долги мои. Райские условия.
— Может, у тебя уже есть другой? — ехидно вставила Ирина, разглядывая свой маникюр. — И ты ждешь, пока он за тебя ипотеку заплатит? А нашего брата в дураках оставить хочешь?
Меня передернуло от этой грязи, но я сдержалась.
—При чем здесь это? Речь идет о юридической сделке.
— Юридической! — вспыхнула Людмила Петровна, ударив ладонью по столу. — Речь идет о моей внучке! Ты что, своей гордыней ребенка лишаешь будущего? Она в долгах расти должна? Сережа — отец, он лучше знает, что для нее лучше!
Она говорила так, словно Сергей был образцом отцовства, а не человеком, забывающим о существовании дочки на месяцы.
— Людмила Петровна, я как мать и принимаю решение, что лучше для моего ребенка. И пока я не уверена в чистоте этой сделки.
— Какая чистота?! — закричал уже Сергей, вскакивая. — Я тебе честно все предлагаю! Ты всегда была недоверчивой! Всегда искала подвох! Может, это ты сама меня на divorce кинула, а теперь еще и квартиру хочешь целиком оставить?
Его слова висели в воздухе, ядовитые и несправедливые. Меня трясло.
— Я ничего не хочу оставить. Я хочу сохранить то, что у нас есть. То, что мы с тобой вместе покупали.
— А я что предлагаю? — он подошел ко мне вплотную, пытаясь подавить физически. — Я предлагаю тебе это сохранить! Без долгов! Ты вообще в своем уме?
— В своем, — тихо, но четко сказала я. — И я не подпишу ничего, пока не изучу все документы с независимым юристом.
Этот довод, который Катя посоветовала использовать как щит, сработал как красная тряпка на быка.
— Юрист?! — взвыла Людмила Петровна. — Какой еще юрист? Ты нам не доверяешь? Своей семье? Мой сын три года в этой конуре пахал, отказывал себе во всем, а ты теперь принцесса? Квартиру делить не хочешь? Так отдай ему то, что по праву его!
Она встала и пошла на меня, тыча в меня пальцем. Ее лицо, обычно слащавое, сейчас было перекошено злобой.
— Ты всегда была жадной! Все себе, все себе! А теперь еще и адвокатов нанимаешь! Да я тебя на пороге этого суда сама…
— Хватит!
Я крикнула. Резко и громко. Так, что даже Лиза, должно быть, услышала наверху. Но я уже не могла сдерживаться. Они перешли все границы.
— Все. Вон из моего дома. Сию секунду.
В наступившей тишине мой голос прозвучал звеняще и властно.
— Как ты разговариваешь? — прошипел Сергей.
— Так же, как и вы. Вы пришли не договариваться. Вы пришли давить и оскорблять. Разговор окончен. Вон.
Я указала на дверь. Я стояла, выпрямившись во весь рост, и, кажется, впервые за этот вечер они увидели не запуганную жертву, а разгневанную женщину, защищающую свой дом.
Людмила Петровна что-то буркнула, хватая свою сумку. Ирина, смущенно, первой направилась к выходу. Сергей прошел последним. На пороге он обернулся.
— Ты пожалеешь об этом, Алина. Гордость к добру не приведет.
— И подлость — тоже, — ответила я и захлопнула дверь перед его носом, повернув ключ.
Я прислонилась к холодной деревянной поверхности и закрыла глаза, пытаясь унять дрожь в коленях. Они ушли. Но я понимала — это только начало войны. Они не отступят. И следующая их атака будет еще изощреннее.
Тишина, наступившая после ухода непрошеных гостей, была оглушительной. Я еще долго стояла, прислонившись к двери, вслушиваясь в стук собственного сердца. Он постепенно утихал, а на смену адреналиновой ярости приходило холодное, кристально ясное понимание. Они не остановятся. Давление будет только нарастать. Мне нужны были не просто слова и подозрения, мне нужны были железные, неоспоримые доказательства.
На следующий день, отправив Лизу в садик, я позвонила Кате и подробно описала вчерашний «семейный совет».
— Они пойдут ва-банк, Алина, — заключила Катя. — Следующий шаг — либо шантаж, либо попытка всучить тебе подписать что-то «не глядя». Нужно встречаться с ним и разговаривать. Но с одной маленькой поправкой.
— Какая поправка? — спросила я, уже догадываясь.
— Диктофон. Включи его перед встречей и положи в карман. В нашей ситуации, когда речь идет о возможном мошенничестве, такая запись может стать веским аргументом, хоть и не основным доказательством в суде. Но для нас с тобой главное — вытащить его на откровенность.
Идея показалась мне отталкивающей, пахнущей предательством. Но потом я вспомнила его лицо, лицо моей бывшей свекрови, их слова. Они готовы были вышвырнуть нас с Лизой на улицу. Какая уж тут мораль.
Я долго репетировала свою роль. Я должна была казаться сломленной, уставшей от борьбы, почти готовой согласиться. Это было противно, но необходимо.
И вот он позвонил. Как и ожидалось. Через два дня. Его голос в трубке был неестественно спокоен, без вчерашней агрессии.
— Алина, давай не будем ссориться. Я понимаю, тебя напугала мама. Давай встретимся спокойно, вдвоем. Обсудим все, как цивилизованные люди. Без криков.
— Хорошо, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал устало и подавленно. — Только не у меня дома. И без Лиды.
Мы договорились встретиться в безлюдном сквере неподалеку. Перед выходом я проверила диктофон на телефоне. Индикатор записи мигал почти незаметно. Я положила телефон в карман куртки, глубоко вздохнула и вышла.
Он ждал меня на лавочке, с двумя бумажными стаканчиками кофе. Лицо его выражало деловую озабоченность и легкую укоризну.
— На, — протянул он один стаканчик. — Без сахара, как ты любишь.
Этот жест «заботы» вызвал у меня тошноту. Я молча взяла стаканчик.
— Слушай, я, может, погорячился, — начал он, делая глоток. — Но ты сама понимаешь, ситуация тупиковая. Мне банк уже делает выгодное предложение по рефинансированию, но нужно действовать быстро.
— Я просто хочу быть уверена, что у Лизы будет крыша над головой, — сказала я тихо, глядя в землю. Это была не совсем игра. В этих словах была вся моя искренняя боль.
— Какая крыша? — он фыркнул, и в его голосе на секунду прорвалось привычное раздражение. — Ты в своей квартире будешь сидеть, как сыр в масле. Ничего тебе не грозит.
— Но ты же говорил о новой ипотеке… Это же новые долги. Ты потянешь? — я подняла на него глаза, изображая беспокойство.
Он поморщился, словно от неприятного вопроса.
—Дам справлюсь. Не твоя забота.
— А где ты будешь жить? — не отступала я, продолжая держаться в образе озабоченной жены. — Ведь эту квартиру ты… отдаешь нам. У тебя же не останется жилья.
И тут он совершил ошибку. Возможно, он был слишком уверен в своей победе, возможно, счел меня окончательно сломленной и глупой. Он махнул рукой, и его тон стал снисходительно-поясняющим.
— Оленьке, — сказал он, и имя прозвучало так естественно, будто он произносил его каждый день, — Оленьке родители домик в области оставили. Старый, но крепкий. Там сделаем ремонт, будем жить. Уютно, тихо. А ипотеку… — он замялся на секунду, — да я рефинансирую, ничего страшного.
Вот оно. Прямое подтверждение. Он не просто «потянет» долги, он будет «жить» с Ольгой. В доме, который, видимо, и стал краеугольным камнем их общего будущего, того самого, для которого они выбирали диван.
Я опустила голову, чтобы скрыть вспыхнувшие в глазах триумф и ненависть.
—Понятно, — прошептала я. — Спасибо, что объяснил.
— Так что давай не тяни, — он похлопал меня по плечу, и я едва не вздрогнула от отвращения. — Я в четверг заеду, заберу документы на квартиру для оценки. Ладно?
Я просто кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
Он ушел, оставив меня на лавочке с недопитым кофе и с телефоном в кармане, где была записана наша короткая, но такая важная беседа. Я сидела неподвижно, пока его фигура не скрылась за углом.
Только тогда я достала телефон, остановила запись и сохранила файл, дав ему название: «Разговор с крысой».
Дрожь в руках была уже не от страха, а от сдержанной ярости и странного, горького чувства превосходства. Теперь у меня было оружие. Его собственные слова, в которых он признался, что у него есть и план «Б», и новая женщина, и никакого намерения «лезть в долговую яму». Теперь я знала, что делать дальше. Война только начиналась, но я перестала быть беззащитной мишенью.
Следующие несколько дней я жила в странном состоянии между надеждой и отчаянием. Запись в телефоне была моим тайным оружием, но я не была до конца уверена, как им правильно воспользоваться. Просто отправить ее Сергею и сказать «я все знаю»? Это лишь заставило бы его придумать новую, более изощренную схему. Мне нужно было нанести удар туда, где его план был наиболее уязвим. В банк.
Идею подсказала все та же Катя.
—Его схема строится на том, что банк одобрит ему новый кредит под залог квартиры. Но банки не любят рисков. Если бы ты, как действующий созаемщик, поставила их в известность о возможных махинациях… Думаю, их служба безопасности проявит интерес.
И вот я стою у массивных дверей главного офиса нашего банка. В руках у меня папка с копиями документов по ипотеке, распечатанными фотографиями Сергея с Ольгой из мебельного центра и, самое главное, расшифровкой того самого разговора с его ключевыми фразами.
Мне повезло. Менеджером, ведущим наше дело, оказалась женщина лет сорока с умными, внимательными глазами и табличкой на столе «Ирина Викторовна М.». Она помнила меня, помнила нашу историю.
— Алина, здравствуйте, — она приветливо улыбнулась. — По вопросам рефинансирования? Сергей уже звонил, интересовался.
— Здравствуйте, Ирина Викторовна, — я села напротив нее, чувствуя, как подкатывает ком к горлу. Мне нужно было говорить четко и убедительно. — Нет, я пришла по другому, очень тревожному поводу. Я вынуждена проинформировать банк о возможных противоправных действиях со стороны моего бывшего супруга.
Ее улыбка мгновенно исчезла, взгляд стал собранным и профессиональным.
—Я вас слушаю. В чем суть?
Я глубоко вздохнула и начала. Говорила спокойно, без истерик, как советовала Катя. Рассказала о «великодушном» предложении Сергея, о звонке свекрови, о визите «семейного совета». Затем положила на стол фотографии.
— Это мой бывший муж Сергей и его гражданская жена Ольга. Снимки сделаны неделю назад. Они выбирают мебель для новой квартиры.
Ирина Викторовна внимательно рассмотрела фотографии, и я увидела, как в ее глазах мелькает понимание. Она видела такие истории не раз.
— Я понимаю, что это косвенные улики, — продолжила я. — Но у меня есть кое-что еще. После скандала он встретился со мной для разговора. Этот разговор записан.
Я не стала включать запись, положив перед ней листок с расшифровкой, где были выделены ключевые фразы:
«Оленьке родители домик в области оставили… там сделаем ремонт, будем жить»
«А ипотеку… да я рефинансирую, ничего страшного»
«Ты в своей квартире будешь сидеть, как сыр в масле»
Ирина Викторовна медленно прочла текст. Ее лицо стало совершенно непроницаемым. Она отложила листок, сложила руки и посмотрела на меня.
— Алина, спасибо, что пришли. Вы поступили абсолютно правильно. То, что вы описали, — это классическая схема мошеннического обналичивания ипотечного кредита. Человек становится собственником, получает крупную сумму наличных под залог жилья, которую не планирует возвращать, зная, что квартира уйдет с молотка.
Мое сердце заколотилось.
—И… что теперь будет?
— Теперь, — она взяла мои документы и фотографии, — этот клиент и его дело попадут под пристальное внимание нашей службы безопасности. Мы не можем раскрывать детали проверки, но поверьте, при наличии таких данных и его последующем обращении за рефинансированием или новой ипотекой, ему будет дан категорический отказ. Более того, информация о попытке мошенничества будет занесена в его кредитную историю.
Она сделала небольшую паузу, и ее взгляд смягчился.
—Ваша квартира остается в залоге у банка, и до полного погашения текущей ипотеки никакие манипуляции с долей без нашего согласия невозможны. Вы и ваш ребенок в безопасности.
Вот оно. То, чего я так добивалась. Гарантия. Официальная, из уст представителя банка. План Сергея рухнул, не успев реализоваться. Он не получит ни копейки. Не купит ту самую квартиру с кухней в стиле прованс.
Слезы подступили к глазам, но на этот раз это были слезы облегчения. Я встала, мои колени чуть дрожали.
—Спасибо вам, — прошептала я. — Вы не представляете, что вы для нас сделали.
Ирина Викторовна улыбнулась ей одному понятной, немного грустной улыбкой профессионала, видавшего всякое.
—Держитесь. И никого не слушайте, кроме своего разума и своей материнской интуиции. Они вас не подвели.
Я вышла из банка на переполненную людьми улицу. Солнце светило ослепительно ярко, и я впервые за долгие недели почувствовала его тепло на своей коже. Первый раунд был выигран. Битва, возможно, еще не окончена, но самая страшная угроза миновала. Я сделала это. Я защитила наш дом.
Тишина, наступившая после визита в банк, была иной. Она не была пустой или зловещей. Она была наполнена чувством глубокого, выстраданного облегчения. Я знала, что самое страшное позади. Теперь оставалось только ждать. И он не заставил себя ждать.
Вечером того же дня, когда я читала Лизе сказку на ночь, зазвонил телефон. На экране снова горело имя «Сергей». Я аккуратно прикрыла книгу, поцеловала дочку в лоб.
— Спи, солнышко, мама ненадолго выйдет.
Я вышла в гостиную, глубоко вздохнула и подняла трубку. Я была готова.
— Да, Сергей.
— Ты что, совсем охренела?! — его голос был хриплым от бешенства, слова вылетали сплошным ядовитым потоком. — Что ты там набредила в банке?! Мне только что позвонили, отказали в рефинансировании! В черный список внесли! Ты понимаешь, что ты сделала?
Я слушала, глядя в темное окно, в котором отражалось мое спокойное лицо. Внутри не было ни страха, ни злорадства. Была лишь усталая пустота.
— Я защитила свой дом от мошенника, — тихо, но очень четко сказала я.
— Какой нахер мошенник?! — завопил он. — Я предлагал тебе честную сделку! А ты пошла и все испортила! Мы с Олькой теперь не сможем купить ту квартиру! Из-за тебя! Из-за твоей жадности и паранойи!
Его слова были как удар хлыста, но уже не причиняли боли. Они лишь подтверждали всю глубину его падения. Он даже не пытался оправдываться или отрицать. Его волновала только та самая квартира с кухней в стиле прованс, которую они не купят на деньги, взятые под залог нашего с Лизой жилья.
В его голосе послышались отчаянные нотки.
—Алина, слушай, еще не все потеряно! Ты можешь все исправить! Позвони в банк, скажи, что это была шутка, что ты ошиблась! Я приеду, мы все оформим, как договаривались!
В этот момент во мне что-то окончательно оборвалось. Оборвалась последняя, тоненькая ниточка, которая еще как-то связывала меня с человеком, которого я когда-то любила.
— Сергей, — перебила я его, и в моем голосе прозвучала сталь, которую он раньше никогда не слышал. — Ты хотел оставить свою дочь без дома. Сознательно, хладнокровно и подло. Запомни это на всю жизнь. Запомни, что ты готов был выбросить на улицу собственного ребенка ради своей новой женщины.
В трубке повисла гробовая тишина. Казалось, он даже дышать перестал.
— И теперь слушай меня внимательно, — продолжила я, и каждое слово падало, как камень. — Наш разговор окончен. Навсегда. Не звони, не пиши, не приходи. Все вопросы, если они у тебя появятся, решай через суд и через службу судебных приставов. Больше я тебя не знаю.
Я не стала ждать ответа. Я просто положила трубку. Моя рука не дрожала. В горле не стоял ком. Была лишь оглушительная тишина, в которой, наконец, не было ни его голоса, ни его угроз.
Я вернулась в комнату к Лизе. Она еще не спала, ворочалась в кровати. При моем появлении она открыла глаза.
— Мама, а папа нас больше не любит?
Ее тихий вопрос пронзил меня до самой глубины души. Но на этот раз я знала, что ответить. Я села на край кровати, взяла ее маленькую теплую ладонь в свою.
— Папа, наверное, забыл, как это — любить по-настоящему. Но это не важно. Потому что я тебя люблю вдвойне. За себя и за него. И мы с тобой — самая настоящая и самая крепкая семья на свете. И у нас есть наш дом. Никто и никогда не отнимет его у нас.
Я обняла ее, прижалась щекой к ее мягким волосам и закрыла глаза. За окном шумел город, гудели машины, жила своя жизнь. А в этой комнате было тихо и безопасно.
Битва была выиграна. Ценой невероятных усилий, слез и потери последних иллюзий. Но я поняла самую главную истину: справедливость не приходит сама собой. Ее приходится отстаивать. И порой для этого нужно найти в себе силы стать сильнее, чем ты есть. Ради тех, кого любишь. Ради дома. Ради себя.
