— Зачем ты позвонила нотариусу?! Я же просил подождать! Теперь свекровь узнает, что дом оформлен на меня, и устроит скандал! — вскрикнул Олег, хватаясь за голову.
Светлана замерла с телефоном в руках. Она только что закончила разговор с нотариусом, который подтвердил, что документы на родительский дом наконец готовы к получению. Дом, который её покойный отец оставил ей по завещанию. Дом, в котором она выросла, где хранились воспоминания всей её жизни.
Она медленно положила телефон на столешницу и посмотрела на мужа. Олег стоял посреди их маленькой съёмной квартиры и нервно теребил край рубашки. На его лице читалась не радость от того, что семья наконец получит собственное жильё, а какая-то странная, нездоровая тревога.
— Олег, я не понимаю, — тихо произнесла она. — Это мой дом. Мой папа оставил его мне. Нам больше не придётся платить за съёмную квартиру. Мы сможем жить нормально, растить детей в своём доме. Чего ты боишься?
Он отвернулся к окну, сжимая кулаки.
— Ты не понимаешь. Мама считает, что раз мы женаты, то дом должен быть общим. На двоих. На нас с тобой. Она говорит, это справедливо.
— Справедливо? — переспросила Светлана, чувствуя, как холодок пробирается по спине. — Олег, это наследство от моего отца. Моё законное наследство. При чём тут твоя мама?
Он резко обернулся, и в его глазах метнулось что-то похожее на вину, смешанную с раздражением.
— При том, что она моя мать! И она права — семья должна быть одним целым! Если уж мы вместе, то и собственность общая! А ты хочешь всё забрать себе, как будто я чужой человек!
Светлана почувствовала, как земля уходит из-под ног. Три года назад, когда умер отец, она была в глубоком горе. Олег тогда поддерживал её, утешал, обещал, что они справятся вместе. Завещание было оформлено чётко — дом переходил единственной дочери Светлане. Но процесс оформления затянулся, документы терялись, возникали бюрократические препоны. И всё это время они жили в съёмной квартире, откладывая каждую копейку.
А теперь, когда наконец-то всё было готово, муж вдруг заговорил о том, что дом должен быть оформлен на двоих.
— Олег, мы можем жить в этом доме вместе. Ты, я, наши дети. Это само собой разумеется. Но по закону это моё наследство, и оно остаётся моим. Так положено.
— А мама говорит, что ты эгоистка, — выпалил он, и эти слова прозвучали как пощёчина. — Что ты изначально планировала оставить меня ни с чем. Она сказала, что такие, как ты, всегда думают только о себе.
Светлана медленно опустилась на стул. В ушах зазвенело. Значит, это не его мысли. Это всё она. Свекровь Раиса Фёдоровна, которая с первого дня их знакомства смотрела на Светлану с каким-то оценивающим, холодным взглядом. Которая постоянно вмешивалась в их жизнь, давала непрошенные советы, критиковала каждое решение невестки.
— Твоя мама сказала, — повторила Светлана медленно. — Олег, неужели ты не видишь, что она тобой манипулирует? Это мой отец построил этот дом. Мой отец оставил его мне. Причём здесь твоя мать?
— Не смей так говорить о моей маме! — взвился он. — Она хочет для нас лучшего! Она просто беспокоится, что ты можешь в любой момент выгнать меня на улицу, если что-то пойдёт не так!
— Выгнать? — Светлана смотрела на него с нарастающим ужасом. — Ты серьёзно так думаешь? Мы муж и жена! У нас двое детей! Как я могу тебя выгнать?
— Ну, всякое бывает, — пробормотал он, отводя взгляд. — Разводы, там… Мама права, надо обезопасить себя заранее.
В этот момент Светлана поняла — это не просто разговор. Это был план. Продуманный, холодный план, который вынашивался не один месяц. Раиса Фёдоровна уже давно точила зубы на этот дом, вкладывая в голову сына мысли о несправедливости, о том, что невестка его обманывает.
— Послушай, Свет, — начал Олег уже мягче, подсаживаясь рядом. — Давай просто переоформим документы. Сделаем дом на нас двоих. Пятьдесят на пятьдесят. И всё. Никаких проблем, все довольны. Мама успокоится, и мы заживём нормально.
— Нормально? — она посмотрела на него так, словно видела впервые. — Олег, если я переоформлю наследство от моего отца на тебя, у меня не останется никаких гарантий. Всякое бывает, как ты сам сказал. Разводы там.
Он поморщился.
— Ну ты же не собираешься разводиться?
— Нет. Но и переоформлять дом я тоже не собираюсь.
Лицо Олега потемнело. Он резко встал и прошёлся по комнате.
— Тогда мама была права. Ты действительно эгоистка. И ты не доверяешь мне. Значит, для тебя я просто временная фигура, да? Кого можно выкинуть, когда надоест?
Светлана чувствовала, как внутри неё что-то надламывается. Она прожила с этим человеком пять лет. Родила ему двоих детей. Поддерживала его, когда он терял работу, когда у него были неудачи. И теперь он обвинял её в эгоизме за то, что она не хотела отдать последнее, что осталось от отца?
— Я не эгоистка, Олег. Я просто хочу сохранить то, что мне оставил папа. Это память. Это моя связь с ним. И да, это моя защита. Потому что если твоя мама уже сейчас требует переоформления, то что будет дальше?
— Ничего не будет! — рявкнул он. — Просто сделай, как я прошу, и всё!
Но Светлана уже не слушала. Она встала и прошла в спальню, закрыв за собой дверь. Руки дрожали. Внутри всё сжалось в тугой, болезненный ком. Она достала телефон и открыла старые фотографии. Вот отец на крыльце того самого дома, улыбается, держит на руках маленькую Светлану. Вот он красит забор. Вот они вместе сажают яблоню во дворе.
Слёзы потекли сами собой. Она так скучала по нему. Так хотела, чтобы он был рядом, чтобы мог дать совет, защитить, поддержать. Но его не было. И теперь даже то, что он оставил, пытались отнять.
На следующий день Светлана поехала к нотариусу одна. Олег демонстративно остался дома, хлопнув дверью и бросив на прощание, что не хочет участвовать в её жадности. Документы были готовы. Нотариус, пожилая женщина с усталым, но добрым лицом, протянула ей папку.
— Вот, держите. Всё оформлено по закону. Дом теперь официально ваш. Свидетельство о праве на наследство.
Светлана взяла папку дрожащими руками. Внутри лежал документ с печатями, подписями, её именем. Дом на Кленовой улице переходил в её собственность. Она поблагодарила нотариуса и вышла на улицу, сжимая папку как щит.
Но облегчения не было. Вместо него — тяжёлое, давящее предчувствие.
Когда она вернулась домой, входная дверь была приоткрыта. В квартире слышались голоса. Светлана замерла на пороге, прислушиваясь.
— Ну что, забрала всё себе? — это был голос свекрови. Раиса Фёдоровна сидела на диване, величественная и холодная, как всегда. Олег стоял рядом, опустив голову.
Светлана вошла, закрывая за собой дверь.
— Добрый день, Раиса Фёдоровна. Да, я получила документы. Дом оформлен на меня, как и завещал мой отец.
Свекровь поджала губы.
— Вот как. Значит, решила обделить моего сына. Хорошо устроилась — и дом получила, и мужа в работники записала. Удобно, ничего не скажешь.
— Мама, ну хватит, — пробормотал Олег, но в голосе не было никакой убеждённости.
— Не хватит! — отрезала Раиса Фёдоровна. — Я всю жизнь одна его растила, в трёх работах вкалывала, чтобы он на ногах стоял. А теперь какая-то девица приходит и хапает всё себе! Это несправедливо!
Светлана стояла, сжимая папку с документами. Внутри неё закипало что-то горячее, жгучее.
— Раиса Фёдоровна, это дом моего отца. Мой отец оставил его мне. Олег — мой муж, и мы будем жить в этом доме вместе. Но собственность моя.
— Ага, пока тебе удобно! А завтра выгонишь его, и что? Он останется на улице?
— Я не собираюсь никого выгонять!
— Сейчас не собираешься. А потом передумаешь. Я таких, как ты, знаю. Хитрые, расчётливые. Сначала всё обещают, а потом — на, получи по морде.
Олег молчал. Он стоял, глядя в пол, и не произносил ни слова в защиту жены. Светлана посмотрела на него, ожидая хоть какой-то реакции, хоть слова поддержки. Но он продолжал молчать.
— Олег, — тихо позвала она. — Скажи ей, что это неправда. Скажи, что мы семья и будем жить вместе.
Он поднял голову, посмотрел на мать, потом на жену. И пожал плечами.
— Ну, мама же права в чём-то. Могла бы и переоформить. Для спокойствия.
Светлана почувствовала, как что-то внутри окончательно обрывается. Она смотрела на мужа, и вдруг ясно поняла — он никогда не защитит её от своей матери. Никогда не встанет на её сторону. Для него мама всегда будет важнее. Всегда.
— Понятно, — выдохнула она. — Значит, так.
Она развернулась и прошла на кухню. Достала из сумки телефон и набрала номер. Раиса Фёдоровна и Олег переглянулись и последовали за ней.
— Алло, Игорь Петрович? Это Светлана. Помните, вы предлагали мне сдать дом? Да, тот самый, на Кленовой. Да, я согласна. Можем встретиться завтра и всё оформить? Отлично. Спасибо.
Она положила телефон на стол и спокойно посмотрела на свекровь.
— Игорь Петрович снимет дом на два года. Он готов платить хорошую сумму. Мы с детьми переедем туда жить через неделю после того, как он съедет. А пока продолжим жить здесь, в съёмной квартире. Вместе с Олегом, если он захочет.
Раиса Фёдоровна побледнела.
— Что? Ты сдашь наш дом чужим людям?
— Мой дом, Раиса Фёдоровна. Мой. И я распоряжаюсь им так, как считаю нужным. Раз уж Олег и вы считаете, что я хищная особа, готовая выгнать мужа на улицу, то пусть будет по-вашему. Дом будет приносить доход. А мы останемся здесь.
— Света, ты чего?! — Олег наконец очнулся от ступора. — Зачем сдавать? Мы же хотели переехать!
— Хотели. Но ты выбрал маму. Так что живи с мамой. А я буду жить, как решу сама.
Свекровь вскочила с места, её лицо исказилось от ярости.
— Да как ты смеешь?! Я тебе не прощу этого!
— Мне и не нужно ваше прощение, — спокойно ответила Светлана. — Мне нужно, чтобы вы наконец поняли — этот дом не ваш. Не Олега. Мой. И я устала от ваших попыток на него претендовать.
Раиса Фёдоровна схватила сумку и бросилась к выходу. Олег метался между матерью и женой, не зная, что делать.
— Мама, подожди! Света, ну давай поговорим нормально!
Но Светлана уже ничего не хотела обсуждать. Она прошла в комнату к детям. Её пятилетняя дочка Маша играла с куклами, а трёхлетний Ваня складывал кубики. Они даже не знали, какая буря бушует в соседней комнате. Светлана присела рядом с ними, обняла обоих.
— Мама, а мы скоро поедем к дедушкиному дому? — спросила Маша.
— Скоро, малышка. Обязательно поедем. Там растёт яблоня, которую дедушка посадил специально для тебя.
— А для меня? — поднял голову Ваня.
— И для тебя тоже. Для вас обоих.
Дверь в комнату распахнулась. Вошёл Олег, красный, взъерошенный.
— Ты понимаешь, что ты сделала? Мама теперь со мной не разговаривает!
— Олег, твоя мама не разговаривает с тобой, потому что ты не выполнил её приказ. Не смог заставить меня отдать дом. Вот и всё.
— Это не приказ! Она просто беспокоилась!
— Беспокоилась о чём? О том, чтобы прибрать к рукам чужое наследство?
Он замолчал, понимая, что загнан в угол. Постоял, тяжело дыша, потом развернулся и вышел, хлопнув дверью.
В течение следующих нескольких дней Олег почти не разговаривал с женой. Он приходил поздно, уходил рано, на все вопросы отвечал односложно. Светлана не пыталась наладить контакт. Она занималась детьми, ходила на работу, общалась с арендатором дома, оформляла договор.
Однажды вечером, когда дети уже спали, Олег вошёл на кухню, где Светлана пила чай.
— Мне мама звонила, — начал он. — Она сказала, что если ты не переоформишь дом, она больше не хочет нас видеть. Ни меня, ни детей.
Светлана отпила глоток чая, не отрывая взгляда от окна.
— Это её выбор.
— Света, да поймите вы! Это же моя мать!
— И это мой отец оставил мне дом. Олег, я устала. Устала от того, что твоя мама диктует нам, как жить. Устала от того, что ты не можешь ей возразить. Устала защищаться от своей же семьи.
— Так что теперь? Мы разведёмся?
Светлана наконец посмотрела на него. В её глазах не было ни слёз, ни злости. Только усталость.
— Не знаю, Олег. Честно — не знаю. Я готова была строить с тобой семью, жить вместе в доме моего отца, растить детей. Но ты выбрал мать. И её требования. Так что решай сам. Либо ты муж и отец, и тогда мы семья. Либо ты сын своей мамы, и тогда живи с ней. Третьего не дано.
Олег стоял молча. Потом кивнул и вышел из кухни.
Через неделю он собрал вещи и переехал к матери. Светлана не удерживала. Она оформила договор с арендатором, получила первый платёж и перевела половину суммы на счёт для детей. Оставшиеся деньги пошли на погашение текущих расходов.
Прошло три месяца. Олег изредка приходил повидаться с детьми, но разговоры между супругами были натянутыми и короткими. Раиса Фёдоровна ни разу не позвонила, не спросила о внуках. Светлана поняла — свекровь никогда не интересовали ни дети, ни благополучие сына. Только дом. Только собственность.
Однажды утром раздался звонок. Олег. Голос у него был странный, усталый.
— Света, можно мне зайти? Поговорить надо.
— Заходи.
Он пришёл через час. Осунувшийся, с тёмными кругами под глазами. Сел на кухне, долго молчал, потом заговорил.
— Света, я дурак. Полный дурак. Мама… она вообще не обо мне думала. Она просто хотела дом. Постоянно говорит, что я бесполезный, раз не смог убедить тебя. И что теперь мне надо подавать на развод и через суд требовать долю.
— И что ты ответил?
— Что не буду. Что это наследство твоё, а не моё. И что дети важнее дома. Она… она сказала, что я её разочаровал. И чтобы я съезжал.
Светлана молчала.
— Я понял, как был неправ, — продолжал Олег. — Я дал ей управлять мной. Думал, что она за меня переживает. А она просто использовала. Света, можно я вернусь? Не в дом, не в наследство. Просто к тебе. К детям. Я хочу быть семьёй. Настоящей.
Она долго смотрела на него. Потом кивнула.
— Хорошо. Но с условием. Никаких вмешательств твоей матери. Никаких разговоров о переоформлении. Если ты хочешь быть с нами — ты с нами. А дом останется моим. Это память о папе, и это моя защита. Понял?
— Понял.
Они начали заново. Медленно, осторожно. Олег изменился. Стал внимательнее, ответственнее. Научился говорить матери «нет». А Светлана научилась не бояться защищать своё.
И когда через два года они наконец переехали в дом на Кленовой улице, это был их общий дом. Но в документах стояло только одно имя — Светлана. И это было правильно.
