Мария Васильевна пришла к супругам воскресным утром, как обычно, в десять часов утра.
Алексей и Анна, которые привыкли к ее визитам, усадили свекровь за стол и налили ее любимый чай с мелиссой.
Мария Васильевна, женщина лет шестидесяти с аккуратной седой строгой прической, отпила из фарфоровой чашки, поставила ее на блюдце с тихим звенящим стуком и обвела взглядом молодых.
В ее глазах светилась та самая тревожная нежность, которая всегда предвещала серьезный разговор.
— Ребята, — начала она, стараясь, чтобы голос звучал легко. — Я вот смотрю на вас, и сердце радуется. Хорошая у вас пара, крепкая. Квартира уютная, машина есть, работа стабильная…
Алексей, темноволосый и крепкий, похожий на мать упрямым подбородком, перевел взгляд на Анну.
Он чувствовал, к чему клонит мать. Анна, хрупкая блондинка с большими серыми глазами, обычно светившимися добротой, сейчас выглядела настороженной. Она интуитивно отодвинула свою чашку.
— Спасибо, мам, — осторожно сказал Алексей. — Мы стараемся.
— Стараетесь, стараетесь, — Мария Васильевна сделала паузу для драматического эффекта. — А когда же уже внуками меня порадуете? Мне что вас вечно ждать? Все подруги уже в статусе бабушек ходят, а я вот… Пора бы и о продолжении рода подумать.
В кухне воцарилась тишина. Анна опустила глаза, рассматривая узор на скатерти.
Она была учителем младших классов, и ее день состоял из двадцати пяти пар глаз, шума, беготни и постоянной ответственности.
Дети были ее работой, ее призванием, но к концу дня она чувствовала себя выжатой, как лимон.
Мысль о том, что дома ее будет ждать еще один, собственный, требующий не меньше, а даже больше сил, повергала ее в тихий ужас.
— Мам, — первым нарушил молчание Алексей. — Мы об этом говорили. Сейчас не самое подходящее время.
— А когда будет подходящее? — голос Марии Васильевны дрогнул, в нем зазвучали нотки обиды. — Денег нет? У вас обоих хорошие работы. Жилье свое. Что вам еще нужно? Молодость уходит, Анна, потом могут быть проблемы. В мои годы…
— Мария Васильевна, — мягко, но твердо вмешалась Анна. — Это не вопрос денег или жилья. Мы просто… не готовы. Морально. Моя работа отнимает очень много эмоциональных сил. Я не могу представить, как я буду отдавать себя полностью и школе, и собственному ребенку. Это будет нечестно и по отношению к нему, и по отношению к моим ученикам.
Свекровь посмотрела на невестку с непроницаемым лицом. Для нее эти слова были пустым оправданием, детским лепетом.
— То есть, ты хочешь сказать, что не любишь детей? — уронила она ледяным тоном.
Анна вздрогнула, будто ее ударили.
— Я не это сказала! Я их люблю. Но я понимаю, какая это колоссальная ответственность. И я не хочу заводить ребенка только потому, что «пора» или чтобы кому-то что-то доказать. Ребенок должен быть желанным всем сердцем.
— А мое сердце ничего для вас не значит? — Мария Васильевна встала, ее лицо покраснело. — Я столько лет жду! Вы эгоисты! Думаете только о себе, о своих капризах! Ты, — она резко повернулась к Анне, — ты же учительница! Как это — не любить детей? Это твоя работа! Значит, ты и на работе их не любишь? Обманываешь всех?
— Мама, успокойся, — Алексей поднялся с места. — Аня — прекрасный педагог, и она все правильно говорит. Мы решим, когда придет время.
— Время уже пришло! — крикнула Мария Васильевна, хватая свою сумочку. — А раз вы не хотите решать, я вам помогу.
Она вышла из кухни, не оглядываясь. Хлопок входной двери прозвучал пугающе. Анна сидела, обхватив голову руками.
— Боже, Лёш, что она творит? Она меня не поняла. Совсем.
— Успокоится, — неуверенно сказал Алексей, обнимая жену. — Она просто очень хочет внуков. Дай ей время.
Но время лишь усугубило ситуацию. Мария Васильевна не звонила и не отвечала на сообщения.
Она затаила обиду, и чем дольше длилось молчание, тем более катастрофический план зрел в ее голове.
Если Анна не хочет дарить жизнь детям, потому что не готова, значит, она — плохая учительница и не имеет права учить чужих детей, раз отказывается рожать своих.
Извращенная логика обиды казалась Марии Васильевне железной. Она выждала неделю.
В понедельник, одевшись в свой лучший костюм и приняв вид озабоченной, социально ответственной гражданки, женщина направилась в школу, где работала Анна.
Кабинет директора, Тамары Сергеевны, женщины с жестким взглядом и седыми волосами, убранными в строгую прическу, пах древесным лаком и официальностью.
— Чем могу вам помочь? — спросила директор, когда секретарь впустила женщину в ее кабинет.
— Мне бы хотелось поговорить с вами о педагоге, Анне Валерьевне, — начала Мария Васильевна, складывая руки на коленях. — Как представитель общественности, я обеспокоена…
— Анна Валерьевна один из наших лучших молодых специалистов. Родители ее обожают, дети на ее уроки бегут с радостью. Что именно вас беспокоит? — Тамара Сергеевна подняла бровь.
— Видите ли, — Мария наклонилась вперед, понизив голос до конспиративного шепота, — это все маска и внешняя оболочка. На самом деле, Анна Валерьевна… она не любит детей.
В кабинете повисла напряженная тишина.
— Что заставляет вас делать такие серьезные заявления? — голос директора стал холоднее.
— Она сама мне это сказала! — воскликнула Мария Васильевна, и в ее глазах блеснули неподдельные слезы обиды. — Я ее свекровь. Я попросила их с моим сыном подумать о ребенке. Так она прямо заявила, что не хочет детей, что не готова, что ее работа отнимает все силы. Представьте! Учительница, которая не хочет собственного ребенка! Какая у нее может быть любовь к чужим? Она притворяется! Она проводит с вашими детьми по шесть часов в день, а в душе она их презирает, раз отказывается от материнства! Это же ненормально! Я боюсь за детей!
Она рыдала, уже не сдерживаясь, выплескивая всю свою боль и злость. Тамара Сергеевна наблюдала за ней с каменным лицом, нервно постукивая пальцами по столу.
— Благодарю вас, что поделились своими… опасениями, — наконец сказала она. — Я обязательно разберусь в этом вопросе.
Мария Васильевна ушла, чувствуя странное опустошение и смутную тревогу, приглушаемую чувством исполненного долга.
Женщина искренне считала, что «открыла глаза» начальству на лживую натуру своей невестки.
На следующий день, в конце рабочего дня Анну вызвали в кабинет директора на разговор.
— Анна Валерьевна, садитесь, — сказала Тамара Сергеевна. Ее лицо было усталым. — Ко мне приходила ваша свекровь, Мария Петровна.
У Анны внутри все похолодело. Она непроизвольно сжала руки в замок, чтобы они не дрожали.
— И что она сказала? Я даже не могу предположить… — тихо, с надрывом спросила девушка.
— Ваша свекровь сказала много чего. В основном, что вы… не любите детей. И что ваш отказ от рождения собственного ребенка — тому прямое доказательство.
Слезы выступили на глазах у Анны. Это было хуже, чем она могла предположить.
— Тамара Сергеевна, я… это неправда. Я обожаю своих учеников. Я всю душу в них вкладываю. Просто… я хочу быть хорошей матерью… А для этого мне нужно созреть. Я боюсь не справиться, если рожу сейчас, из-под палки. Это никак не связано с моими учениками…
Директор внимательно посмотрела на нее, и в ее взгляде мелькнуло что-то похожее на понимание.
— Анна Валерьевна, я работаю в школе сорок лет. Я видела много учителей. Искреннюю любовь к детям нельзя подделать. Я вижу, как ваши второклассники тянутся к вам, как они вам доверяют. Личная жизнь педагога — его личное дело. Пока это не отражается на работе. А на вашей работе это, слава Богу, не отражается. Ваши профессиональные качества не вызывают сомнений.
Облегчение, вырвавшееся у Анны, было таким сильным, что у нее подкосились ноги.
— Но, — Тамара Сергеевна подняла палец, — подобные скандалы бросают тень на репутацию школы и на вашу репутацию тоже. Мне пришлось выслушивать монолог о вашем отвращении к детям. Это было… неприятно. Я советую вам урегулировать отношения в семье и в дальнейшем не давать поводов для таких визитов.
— Я понимаю, — прошептала Анна. — Спасибо вам.
Она вышла из кабинета, чувствуя себя грязной и опозоренной. Весть о визите возмущенной свекрови разнеслась по учительской со скоростью лесного пожара.
Кое-кто смотрел на нее с любопытством, кто-то с жалостью. Шепотки за спиной, притворный кашель, когда она входила в комнату.
Ей казалось, что на лбу у нее выжгли клеймо: «плохая учительница, не любящая детей».
Когда она вернулась домой, Алексей сразу понял, что что-то не так. Выслушав сбивчивый, прерывающийся слезами рассказ, он побледнел.
— Она что?! — его голос гремел в маленькой прихожей. — Она пошла к твоему директору?! Чтобы нажаловаться?!
— Она сказала, что я не люблю детей, Лёш, и что я не должна работать в школе! Она опозорила меня перед всеми коллегами!
Алексей схватил ключи от машины. Его обычно спокойные глаза горели холодным гневом.
— Сиди дома. Я сейчас вернусь.
Он приехал к матери без звонка. Мария Васильевна открыла дверь с сияющим лицом — она была уверена, что сын приехал опомниться.
— Лёшенька, заходи!
Он вошел, не снимая обуви, и остановился посреди гостиной.
— Ты ходила в школу к Анне? К директору? — его голос был ровным и опасным.
Мария Васильевна смутилась, но быстро взяла себя в руки.
— Да, сходила и не жалею об этом! Кто-то же должен был открыть им глаза на эту… на твою жену! Она же тебя в чем-то таком убедила, раз ты…
— Молчи! — крикнул Алексей так, что Мария отшатнулась. — Ты вообще понимаешь, что ты сделала? Ты унизила мою жену на ее рабочем месте! Ты попыталась разрушить ее карьеру! Из-за чего? Из-за своей больной, маниакальной идеи с внуками?!
— Она не хочет иметь детей! — взвизгнула Мария Васильевна. — Она плохая для тебя!
— Она — моя жена! И ее решение — это наше с ней общее решение! А то, что ты вытворила — это подло, грязно и низко, мама. Я не ожидал от тебя такого.
В его глазах стояла такая боль и разочарование, что пожилая женщина на мгновение опешила.
— Но я… я же для вас… для тебя…
— Нет! Ты это сделала для себя! Ты не думала ни о ком, кроме себя! Ты хотела получить живую куклу, не интересуясь, готовы ли мы, хотим ли мы. А когда не получилось по-твоему, ты пошла на самое страшное, что могла придумать — на публичное унижение, — он повернулся к выходу.
— Лёша! — бросилась за ним Мария Васильевна. — Куда ты?
— Домой, к своей жене, которую ты опозорила!
— Что… что это значит?
— Это значит, что мы с тобой больше не общаемся: ни я, ни Анна. Ты перешла все границы! — дверь за мужчиной закрылась.
Прошло несколько месяцев. Супруги с Марией Васильевной не общались. Она звонила — ей не отвечали, писала сообщения — они оставались без ответа.
Женщина даже снова пришла в школу, чтобы «все объяснить», но ее вежливо попросили не беспокоить коллектив.
