Егор не ночевал дома уже четвёртую ночь. Вероника стояла у окна с телефоном в руке и смотрела на выписку со счёта. Триста пятьдесят тысяч. Двести двадцать. Сто восемьдесят. Переводы шли один за другим — с её счёта, под его подписью. Доверенность на хозяйственные расходы. Продукты, коммуналка, мелочи. Но не на миллион двести за три месяца.
Она набрала номер Григория Ивановича.
— Мне нужна встреча. Завтра. Думаю, у меня украли деньги.
Юрист положил перед ней документы — брачный договор, доверенность, выписку.
— Егор превысил полномочия. Если докажем, что деньги пошли на его личное имущество — это мошенничество.
— Куда он мог потратить столько?
Григорий Иванович вытащил ещё один лист.
— Загородный дом. Оформлен на него. Куплен месяц назад на ваши деньги.
Вероника молчала. Потом встала, застегнула жакет.
— Подавайте в полицию.
Егор вернулся через три дня. Ворвался в квартиру, не снимая куртки.
— Ты спятила?! Ты знаешь, что наделала?!
Вероника сидела в кресле. Перед ней на столе лежала папка с документами. Она даже не подняла голову.
— Ты потратил мои деньги на покупку дома. Не спросив. Не предупредив. Нарушил доверенность и брачный договор. Дом арестован. Сделка аннулирована. УБЭП возбудило дело.
— Это была инвестиция! Мы могли бы…
— Мы? — она подняла глаза, и взгляд её был ледяным. — Дом оформлен на тебя. Какие «мы»?
Он замолчал. Отвёл глаза. Развернулся и вышел, хлопнув дверью.
Через два дня Григорий Иванович прислал отчёт. Алиса. Двадцать восемь лет. Массажистка. Егор встречался с ней полгода. Дом покупал для неё.
Вероника смотрела на фотографии — Егор обнимает девочку, которая годится ему в дочери. Смеётся. Держит за руку. Она сложила снимки обратно в конверт. Противно. Не обидно — противно.
Следователь сообщила, что выезжала на место. Егор привёз Алису к дому — праздновать новоселье. Но вместо ключей их встретила полицейская лента и арест. Алиса уехала на такси, бросив его там одного.
Вероника представила эту картину. Улыбнулась. Первый раз за неделю.
Егор не появлялся больше месяца. Вероника почти забыла о нём. Пока однажды вечером не услышала звук ключа в замке.
Она сидела в гостиной с бокалом красного сухого. Вошёл Егор. И за ним — Алиса.
Девушка остановилась на пороге, увидев Веронику. Лицо её вытянулось. Егор дёрнулся, попытался развернуть её обратно, но было поздно.
— Ты кто? — Алиса смотрела на Веронику с недоумением.
— Хозяйка квартиры, — Вероника отпила из бокала. — А вы кто?
— Егор, что происходит? — девушка повернулась к нему.
Егор стоял бледный, открывал рот, но слов не находил.
— Он не рассказал? — Вероника поставила бокал на стол, встала. — Я его жена. Вернее, была. Пока он не украл у меня деньги, чтобы купить вам дом. Правда, дом арестовали. Деньги вернули мне. А Егор теперь под следствием. Вот так новоселье.
Алиса отшатнулась, будто её ударили.
— Ты говорил, что разведён! Что дом твой!
— Алис, подожди, я объясню…
— Объясни ей ещё, что квартира, в которой мы стоим, тоже моя, — добавила Вероника. — Куплена до брака. И что завтра ты едешь к нотариусу подписывать отказ от всех претензий на имущество. Иначе дело пойдёт в суд. Уголовное дело.
Алиса развернулась и выбежала из квартиры. Её каблуки стучали по лестнице — громко, отчаянно. Егор бросился за ней, но Вероника окликнула его:
— Ключи оставь. На столе. Это моя квартира.
Он обернулся, посмотрел на неё с такой ненавистью, что она почти почувствовала это физически. Но Вероника не отвела взгляд. Егор швырнул связку ключей на стол. Они звякнули о стекло.
— Ты всегда была сукой, — выдохнул он.
— А ты всегда был нахлебником, — ответила она спокойно. — Разница в том, что я не притворялась.
Он ушёл. Дверь хлопнула так, что задрожали рамки с фотографиями на стене. Вероника подошла, сняла одну — их свадьба, пятнадцать лет назад. Она улыбалась на снимке, а Егор смотрел не в камеру, а куда-то в сторону. Она тогда не обратила внимания. Сейчас видела. Он всегда смотрел в сторону.
Вероника выбросила фотографию в мусорное ведро, не раздумывая.
Утром Григорий Иванович позвонил и сообщил: Егор подписал все бумаги. Отказ от претензий. Заявление на развод. Обязательство освободить квартиру.
— Он сломался быстро, — сказал юрист. — Видимо, девушка дала понять, что больше не заинтересована.
— Естественно, — Вероника пила кофе, стояла у окна. — Она хотела дом, а не уголовника.
Через месяц развод оформили. Ещё через неделю Егор съехал. Забрал два чемодана с одеждой и коробку книг. Всё остальное осталось — потому что было куплено на её деньги.
Вероника ходила по опустевшим комнатам. Не грустила. Просто отмечала — вот здесь стоял его стол. Вот тут висела куртка. Теперь пусто. И это правильно.
Дом, который Егор купил на её деньги, Вероника продала через два месяца. Быстро, по хорошей цене. На вырученные средства она купила себе особняк на берегу залива. Небольшой, светлый, с террасой и библиотекой.
Стояла однажды вечером на этой террасе, смотрела на воду. Телефон завибрировал — сообщение от знакомой.
«Видела твоего бывшего в центре. Выглядит так, будто жизнь его прошлась катком. А ту девчонку, Алису, уволили из салона. Клиенты жаловались. Говорят, она теперь ищет работу, но никто не берёт. Карма».
Вероника прочитала, убрала телефон. Не улыбнулась. Не порадовалась. Просто кивнула. Карма. Она не призывала её. Но карма пришла сама.
Ещё через месяц она случайно увидела Егора. Шла по Невскому после встречи с партнёрами, зашла в маленькое кафе. И там, в углу, за столиком у окна, сидел он. Один. Перед ним остывший напиток. Смотрел в телефон, но было видно — не читает, просто смотрит.
Постарел. Осунулся. Та самая дорогая куртка выглядела поношенной. Вероника прошла мимо, не останавливаясь. Он поднял глаза, увидел её. Замер. Она кивнула — холодно, вежливо, как незнакомцу. И вышла.
На улице вдохнула свежий воздух. Внутри больше не было пустоты. Было облегчение.
Вечером Вероника сидела в библиотеке своего нового дома, листала старинное издание Тургенева — купила себе на аукционе после развода. Егор когда-то говорил, что разбирается в антиквариате, что умеет ценить редкие вещи. Но он не ценил главного — доверия.
Она закрыла книгу, погладила переплёт. За окном темнело, вода залива становилась чёрной. Где-то там, в городе, Егор жил своей новой жизнью — без денег, без любовницы, без дома. А она — здесь, в доме, купленном на свои деньги.
Это была справедливость. Не громкая. Не эффектная. Просто справедливость.
Вероника налила себе красного сухого, подняла бокал — будто чокалась с кем-то невидимым. С собой прежней, может быть. С той, что пятнадцать лет назад подписала брачный договор и не побоялась защитить своё.
Она сделала глоток. И улыбнулась.
Пятнадцать лет она прожила с человеком, который считал её кошельком. Теперь она жила одна. И это было лучшее решение в её жизни.
