— Готовь комнаты, моя родня будет жить здесь! — Антон швырнул сумку на диван и прошёл на кухню, не снимая ботинок. — Мать, брат, племянницы. Завтра переезжают. Всё решено.
Вера стояла у окна с остывшим кофе в руках. Не обернулась. За стеклом шёл октябрьский дождь, капли стекали медленно, словно не решаясь упасть.
— Мы об этом не говорили, — сказала она тихо.
— Теперь говорим. им некуда идти. А у нас четыре комнаты, ты одна дома сидишь.
Она повернулась. Антон пил воду из-под крана, вытер рот ладонью. Лицо красное, глаза усталые и упрямые. Он не спрашивал. Сообщал.
— Эта квартира моя. Отец подарил до свадьбы.
— Ну и что? Мы муж и жена, значит общая. Хватит выдумывать.
Вера поставила чашку на подоконник. Кофе расплескалось тёмным пятном.
— Здесь нет места для пятерых. У меня мастерская, рояль занимает половину комнаты, там я работаю.
— Работа? — он усмехнулся. — Ты детей гаммам учишь. Хобби это, не работа. А рояль — пылесборник. Продадим, освободим место.
Внутри что-то сжалось. Не от страха. От ясности.
— Рояль не продам. Комнату не освобожу.
Антон шагнул ближе. Слишком близко.
— Вера, ты глухая? Моя мать будет тут жить. Брат с детьми. Освобождай мастерскую, выноси хлам. Завтра приезжают.
Она молчала. Антон прошёл в большую комнату, где стоял старинный рояль «Беккер» и на полках рядами выстроились отреставрированные часы. Двадцать лет коллекции. Её гордость.
— Вот это всё на помойку, — бросил он. — Чтобы к вечеру стояли кровати.
Вера смотрела на его спину. Потом взяла телефон, вышла в спальню, закрыла дверь.
— Папа, — сказала она. — Мне нужна помощь.
Семён Петрович приехал на следующий день к обеду. С ним двое мужчин — Николай и Григорий, молчаливые, с жёсткими лицами. Вера открыла дверь, отец обнял её, ничего не говоря.
Родня Антона уже сидела в подъезде на чемоданах. Валентина Петровна названивала сыну, кричала в трубку, что Вера издевается над семьёй.
Семён Петрович вышел на площадку. Голос спокойный, взгляд твёрдый.
— Валентина Петровна, вам нужно уехать.
Она вскочила, лицо красное.
— Кто вы такой? Это дом моего сына!
— Это дом моей дочери. Оформлен на её имя до знакомства с вашим сыном. Никаких прав у вас нет.
Брат Антона шагнул вперёд, но Николай остановил его взглядом. Тяжёлым, ледяным взглядом человека, которому привыкли подчиняться.
— Собирайте вещи, — произнёс Николай басом. — И уезжайте.
Григорий молча взял два чемодана, вынес к лестнице. Движения размеренные, без агрессии. Но в этом спокойствии было что-то страшное.
Валентина Петровна смотрела на Семёна Петровича, потом на дверь квартиры. В глазах мелькнуло понимание. Через пятнадцать минут подъезд опустел.
Вера слышала, как хлопнула дверь такси, как завёлся мотор, как звук растворился.
— Спасибо, пап.
— Это ещё не конец, Верунь, — сказал он тихо. — Антон вернётся. Нужно решить окончательно.
— Я знаю.
Антон вернулся поздно вечером. Ключ в замке, дверь распахнулась. Он увидел в прихожей три пары мужских ботинок и замер.
— Вера! Какого чёрта?
Она вышла из комнаты, спокойная.
— Нам нужно поговорить.
— Где моя мать? Где брат?
— Уехали. Я не пустила их.
Лицо Антона исказилось. Он шагнул к ней, но из кухни вышел Семён Петрович. Следом Николай и Григорий.
Антон встал.
— Вера, ты натравила на меня своих дружков? Совсем крышу снесло?
— Садись, Антон, — Семён Петрович указал на стул. — Поговорим.
— Да пошёл ты! Кто ты такой? Мы муж и жена, это наше дело!
— Садись.
Голос не повысился, но Антон сел. Вера стояла у окна. Отец напротив зятя, руки на столе.
— Двенадцать лет ты живёшь в квартире моей дочери. Ни разу не поблагодарил. Ни разу не помог с ремонтом. Называл её работу хобби, её доход — мелочью. Вчера приказал выбросить то, что она собирала двадцать лет. Так вот — ты здесь больше не живёшь.
Антон вскочил.
— Кто ты вообще такой?! Старый врач на пенсии! Думаешь, я испугаюсь?
— Ты работаешь водителем в «Север-Транс». Владелец Виктор Степанович — мой старый друг. Мы вместе учились, работали. Как думаешь, что он скажет, когда узнает, как ты обращаешься с моей дочерью?
Антон побледнел.
— Ты шантажируешь меня?
— Я объясняю реальность. Твоя работа держится на тонких связях. Я могу их порвать одним звонком. У тебя два варианта: уходишь сам и получаешь развод тихо, или теряешь работу, рекомендации, любую возможность найти что-то приличное. Выбирай.
Тишина. Антон смотрел на Семёна Петровича, потом на Веру. Она не отводила взгляд. Впервые за двенадцать лет.
— Ты серьёзно? — спросил он тихо, глядя на жену.
— Серьёзно, — ответила Вера. — Собирай вещи. Завтра заберёшь остальное.
Антон стоял ещё минуту. Потом развернулся, прошёл в спальню, швырнул в сумку одежду. Хлопнула дверь. Шаги по лестнице. Тишина.
Через неделю Антон подписал документы на развод. Без споров. Семён Петрович сдержал слово — позвонил Виктору Степановичу. Антона не уволили, но разговор с руководством был жёстким. Ему объяснили: уважение к семье — часть репутации водителя.
Вера узнала случайно — Виктор Степанович сам позвонил, извинился за поведение сотрудника.
— Если что — звоните сразу, — сказал он. — Семён Петрович много сделал для города.
Вера поблагодарила, положила трубку.
Прошло два месяца. Вера вернулась к реставрации — её позвали в музей восстанавливать редкий клавесин. Работа сложная, но она согласилась сразу.
Антона увидела случайно — на улице, на противоположной стороне. Сутулый, постаревший. Он её не заметил. Вера не окликнула. Прошла мимо.
Однажды вечером у подъезда её окликнули. Валентина Петровна — постаревшая, потухшая.
— Верочка, подожди. Мне нужно поговорить.
— О чём?
— Антон сейчас плохо. После того разговора с начальством… его перевели на другие рейсы, платят меньше. Он еле концы с концами сводит. Может, ты… замолвишь слово? Твой отец влиятельный…
Вера смотрела на неё молча.
— Он мой сын. Мне больно.
— А мне было больно двенадцать лет, — спокойно сказала Вера. — Когда он унижал меня. Называл мою работу хобби. Хотел выбросить всё, что мне дорого, чтобы поселить вас в мою квартиру. Вы молчали тогда. Поддерживали его.
— Я мать…
— А он должен был быть мужем. Не получилось. Я вам ничем не обязана. И ему тоже.
Вера обошла её, вошла в подъезд. Не обернулась.
Вечером она села за рояль. Пальцы легли на клавиши, и полился Ноктюрн Шопена. Музыка заполнила комнату, и Вера закрыла глаза.
За окном шёл снег. Часы на полках тикали размеренно. Старинные механизмы, пережившие войны и смены хозяев. Они продолжали идти.
Вера доиграла последний аккорд. Тишина. Добрая, спокойная тишина её дома.
Она встала, подошла к окну, посмотрела на своё отражение в тёмном стекле. Увидела себя — не жену, не дочь. Просто Веру. Свободную.
На полке рядом с роялем лежала фотография — та самая, двенадцатилетней давности, где они с Антоном стояли у этого подъезда. Молодые, улыбающиеся. Вера взяла её, посмотрела. Потом открыла ящик стола и убрала туда, под старые ноты.
Не выбросила. Просто убрала.
Жизнь продолжалась. Её жизнь. Наконец-то.
