— Ты одеваешься как бабка из девяностых, — сказал Сергей и даже не поднял глаз от телефона.
Я стояла в коридоре в своем любимом костюме. Юбка до колен, пиджак с подплечниками. Носила его на первых корпоративах, когда мне было двадцать девять. Тогда он казался таким нарядным.
— Сними это, стыдно, — добавил муж и ушел в ванную.
Я осталась одна.
Посмотрела в зеркало. Подплечники торчали острыми углами. Юбка мялась некрасиво.
Мы с Сергеем вместе двадцать восемь лет. Он никогда не говорил про мою одежду. А тут вдруг — бабка.
Я переоделась в джинсы и свитер. К друзьям поехали молча.
Утром я открыла шкаф
Достала все подряд. Юбки в складку. Кофты с вытянутыми рукавами. Свитера, которым лет по десять. Халат в цветочек, застиранный до дыр.
Села на пол среди этих вещей. Поняла: Сергей прав.
Я застряла где-то между рынком девяностых и распродажами начала двухтысячных.
За окном моросил дождь. Ноябрь начинался серо и холодно.
В обед в взяла банковскую карту. Поехала в торговый центр. Там открылся новый магазин. Видела рекламу — молодые девушки в ярких куртках и узких джинсах.
Подумала: может, мне тоже так попробовать.
Зашла. Продавщица лет двадцати пяти улыбнулась:
— Подсказать что-нибудь?
— Посмотрю сама, спасибо.
Взяла с вешалок джинсы. Свитер оверсайз. Кожаную куртку. Зашла в примерочную.
Холодный свет ламп резал глаза
Я натянула джинсы — они врезались в бедра. Надела свитер — висел на мне как мешок. Куртку накинула сверх. Повернулась к зеркалу.
В отражении стояла женщина пятидесяти семи лет. В одежде, которая ей совсем не шла.
За дверью примерочной прошли девушки. Одна сказала громко:
— Слушай, моя бабушка тоже так хотела одеваться. Ей сказали, что это смешно выглядит.
Подружка засмеялась:
— Ну да, зачем копировать молодых. Надо по возрасту.
Я сдернула с себя все эти вещи. Оделась обратно. Вышла из примерочной.
Повесила джинсы и куртку на место. Подошла к ценникам.
Джинсы — семь тысяч. Куртка — двенадцать. Свитер — четыре с половиной.
Если «молодиться» по этим ценам, половину зарплаты буду тратить. Чтобы кто-то перестал видеть во мне «бабку».
А что, если проблема не в одежде?
Красная помада
Я вышла из магазина. Прошла мимо косметического корнера. Остановилась.
На витрине лежала красная помада. Яркая. Дерзкая.
Я никогда не носила красную помаду. Мне казалось, это вызывающе.
— Можно посмотреть? — спросила я продавщицу.
Девушка протянула мне помаду. Я провела ею по губам прямо здесь, у зеркала. Посмотрела на себя.
Лицо стало другим. с эмоциями.
Не молодым — живым.
— Беру, — сказала я.
Тысяча рублей. Я расплатилась картой. Вышла из торгового центра с маленьким пакетиком в руке. Села в машину. Посмотрела в зеркало заднего вида.
Красные губы. Морщины вокруг глаз.
Я вдруг поняла: мне нужна не молодость. Мне нужно просто хорошо выглядеть. Для своих лет. Для себя.
Достала телефон. Набрала Лену.
— Привет, — сказала она. — Что-то случилось?
— Нет. Просто хочу заехать в тот магазин, где ты покупала пальто. Помнишь?
— Комиссионку? Зачем тебе?
— Потом расскажу. Ты свободна?
— Через час буду у метро.
Лена приехала вовремя
Посмотрела на мои губы:
— Ого. Тебе идет.
— Правда?
— Очень. Что случилось?
Я рассказала про вчерашний вечер. Про костюм. Про слова Сергея. Про торговый центр и девушек в примерочной.
Лена слушала молча. Потом сказала:
— Знаешь, у меня муж тоже недавно начал. Говорит: «Почему ты дома всегда в растянутых штанах ходишь?» А сам в трениках по квартире шастает уже лет пятнадцать. Только ему можно, а мне нельзя.
— Вот именно, — я кивнула. — Сергей вчера был в куртке, которую еще в две тысячи десятом купил. Но он же мужик. Ему можно.
Мы зашли в магазин секонд-хенда. Пахло свежей стиркой и чем-то старым.
На вешалках висели вещи, которые раньше носили другие женщины. Я начала перебирать их медленно.
Шерстяное платье темно-серое, почти новое. Блузка бежевая, шелковая. Брюки классические, черные. Жакет без подплечников, приталенный.
— Померь вот это, — Лена протянула платье.
Я зашла в кабинку. Надела.
Платье село идеально. Скрыло то, что нужно скрыть. Подчеркнуло талию, которая все еще была.
Я вышла.
— Вау, — сказала Лена. — Бери обязательно.
— Не молодо?
— Оно элегантное. Возраст тут вообще ни при чем.
Я взяла платье. Блузку. Брюки. Жакет.
На кассе мне сказали:
— С вас две тысячи.
Две тысячи за четыре вещи. Качественные. Чистые. В хорошем состоянии.
Я расплатилась и подумала: вот так и надо было сразу.
Дома Сергей сидел на кухне
Смотрел что-то в телефоне. Я прошла мимо него в новом платье. С красными губами.
Он поднял глаза:
— О. Это другое дело. Хорошо выглядишь.
— Спасибо, — сказала я ровно.
Поставила чайник. Достала чашки. Налила себе воды. Села напротив мужа.
Он вернулся к телефону.
Я смотрела на него. Свитер растянутый. Джинсы выцветшие.
— Сереж, — сказала я. — А ты на себя давно смотрел?
Он нахмурился:
— Что?
— Твоя куртка такая же древняя, как мой костюм с подплечниками. Только тебя это почему-то не смущает.
— Я мужик. Мне все равно, что носить.
— А мне теперь не все равно, — я сделала глоток воды. — Только теперь я буду носить то, что мне нравится. А не то, что кому-то кажется правильным.
Сергей пожал плечами. Ушел в комнату.
Я осталась на кухне. Допила воду. Отложила карту в сторону.
Подумала: я не обязана гнаться за молодостью, чтобы кто-то перестал меня стыдиться.
Если ему стыдно — это его история. А моя история — быть собой в пятьдесят семь лет.
В субботу мы поехали к Тане на день рождения
Я надела новое серое платье. Сергей — ту самую куртку из двухтысячи десятого.
В машине молчали. Я смотрела в окно. Думала о том, что произошло за эти три дня.
Костюм с подплечниками я выбросила. Остальные старые вещи сложила в пакеты для благотворительности. В шкафу стало пусто и как-то легко.
— Ты чего такая задумчивая? — спросил Сергей.
— Так. Думаю.
— О чем?
— О том, что мне пятьдесят семь лет. И я только сейчас поняла, что имею право одеваться так, как мне нравится. А не так, как кто-то решил.
Сергей промолчал. Припарковался у дома Тани. Мы вышли из машины.
Таня открыла дверь и ахнула:
— Аня! Ты прекрасно выглядишь.
— Обновила гардероб, — я улыбнулась.
— Очень тебе идет. Заходите.
В квартире было шумно. Человек десять. Знакомые лица. Коллеги Тани. Наши общие друзья.
Я поздоровалась. Села за стол. Налила себе.
Таня все время смотрела на меня. Потом подошла:
— Ань, выйдем на балкон? «Покурим».
Таня помолчала. Потом сказала:
— Что случилось?
— Ничего особенного. Просто поняла кое-что.
— Что именно?
Я рассказала. Про слова Сергея. Про торговый центр. Про девушек и примерочную. Про комиссионку и красную помаду.
Таня слушала. Курила. Кивала.
— Знаешь, — сказала она тихо. — Мой Витя недавно тоже начал. Говорит: «Зачем тебе новые шторы, старые еще хорошие». А сам себе телефон за шестьдесят тысяч купил. И ничего, нормально.
— Они все так, — я улыбнулась. — Им можно. Нам нельзя.
— Вот именно. А я как дура все время спрашиваю: «Вить, а можно я себе кофточку куплю?» Он смотрит так, будто я миллион прошу. Говорит: «Опять траты».
— Хватит спрашивать, — я посмотрела на нее. — Таня, мы с тобой взрослые женщины. Мы работаем. Зарабатываем. Почему мы должны кого-то спрашивать?
Таня посмотрела на меня:
— Ты права. Просто привычка, наверное. Всю жизнь так.
— Вот и хватит. Жизнь одна. И уже больше половины прошло.
Мы вернулись в комнату. Я села рядом с Сергеем. Он разговаривал с Витиным братом о машинах.
Я допила из бокала. Съела кусочек торта. Смотрела на людей вокруг.
Таня. Ее подруга Света. А мужья — кто в чем.
Никто из них не думал о том, как выглядит.
Только женщины все время спрашивали друг друга: «Не полнит? Не старит? Не вызывающе?»
А мужчины просто жили.
Вечером мы вернулись домой
Сергей сразу лег спать. Я села на кухне. Налила себе какао. Достала телефон. Открыла фотографии.
Вот я в двадцать девять лет. День свадьбы. Платье белое. Лицо счастливое. Молодое.
Вот я в тридцать пять. С дочкой на руках. Лицо уставшее. Но довольное.
Вот я в сорок пять. На корпоративе. В том самом костюме с подплечниками. Улыбаюсь в камеру.
А вот я сейчас. Пятьдесят семь лет. Красная помада. Серое платье. Другие глаза.
Я не стала моложе. Но я стала собой.
Прошел месяц
Сергей пришел домой с пакетами.
— Что это? — спросила я.
— Куртку купил. Новую.
— Сам додумался?
Он пожал плечами:
— Старая совсем развалилась. Надо было.
Я посмотрела на него. Хотела сказать: «А кто говорил, что ему все равно, что носить?»
Но промолчала. Пусть думает, что сам решил.
— Покажешь? — спросила я.
Сергей достал куртку. Темно-синяя. Современная. Без потертостей. Надел. Посмотрел на себя в зеркало.
— Нормально, — сказал он.
— Очень хорошо, — сказала я. — Тебе идет.
Он улыбнулся. Впервые за месяц.
Я стояла перед шкафом. Смотрела на вещи.
Серое платье. Бежевая блузка. Черные брюки. Жакет. Еще пара новых кофт. Джинсы хорошие, не обтягивающие.
Все простое. Все качественное. Все мое.
На полке лежала красная помада. Я брала ее каждое утро. Красила губы. Смотрела в зеркало.
Думала: вот она я. В пятьдесят семь лет.
Не молодая. Не старая. Просто я.
На работе коллеги начали замечать перемены
— Аня, ты как-то посвежела, — сказала Марина из соседнего кабинета.
— Спасибо.
— Что делала? Процедуры какие-то?
— Нет. Просто решила заняться собой.
— Поделишься секретом?
Я улыбнулась:
— Секрет простой. Перестать спрашивать у других разрешения жить.
Марина посмотрела на меня внимательно:
— И все?
— И все.
Она кивнула. Ушла к себе.
Через неделю пришла на работу с новой стрижкой.
Вечером я сидела на кухне
Пила кофе. Смотрела в окно.
За окном шел дождь. Ноябрь. Темнеет рано. Холодно.
Но мне было тепло.
Сергей вошел на кухню. Налил себе воды. Сел напротив.
— Слушай, — сказал он. — Я тогда, наверное, грубо сказал. Про бабку.
Я посмотрела на него:
— Наверное.
— Я не хотел обидеть. Просто как-то вырвалось.
— Знаешь, Сереж, — я отложила чашку. — Может, оно и к лучшему. Ты сказал, а я услышала. И поняла, что надо что-то менять. Не для тебя. Для себя.
— И что поменяла?
— Отношение. К себе. К возрасту. К жизни.
Сергей кивнул. Помолчал. Потом сказал:
— Тебе правда хороша сейчас. Я не просто так говорю.
— Спасибо.
Мы допили кофе. Разошлись по комнатам.
Но что-то между нами изменилось. Стало проще. Честнее.
Еще через неделю позвонила Таня.
— Ань, я тут подумала. Помнишь, ты говорила про кофточку?
— Ну.
— Я купила. Без спроса. Просто взяла и купила. Витя удивился, но промолчал.
— Молодец.
— И знаешь что? Мне так легко стало. Как будто что-то отпустило внутри.
— Вот видишь.
— Спасибо тебе. Правда.
— Не за что. Ты сама все поняла. Я просто подсказала.
Мы поболтали еще немного. Попрощались. Я положила трубку. Улыбнулась.
Мне было пятьдесят семь лет. Двадцать восемь лет брака. Взрослая дочь, которая живет отдельно. Работа, которая мне нравится. Муж, с которым мы живём как-будто заново.
И красная помада, которая лежит на полке в ванной.
Я подошла к зеркалу. Накрасила губы. Посмотрела на себя.
Морщины никуда не делись. Седые волосы проступают у корней. Руки выдают возраст.
Но глаза — глаза горят.
И этого достаточно.
Я не стала молодой. Не превратилась в другого человека. Не совершила революцию.
Я просто разрешила себе быть собой. В пятьдесят семь лет. С красными губами. С правом выбирать. С правом отказывать. С правом не спрашивать.
И это оказалось самым важным открытием моей жизни.
За окном перестал дождь. Выглянуло солнце. Ноябрьское. Бледное. Но все-таки солнце.
Я подумала о том, что завтра снова пойду на работу. Увижу Марину с новой стрижкой. Поговорю по телефону с Таней. Вечером вернусь домой к Сергею.
Обычная жизнь. Обычный день.
Но теперь эта жизнь — без чужих оценок. Без страха не понравиться. Без вечного вопроса: «А что скажут?»
Я посмотрела на свое отражение в темном стекле окна.
Женщина пятидесяти семи лет. С красными губами. С гордой осанкой. С улыбкой.
Я узнала себя. Наконец-то.
Я пишу про таких, как мы. Про тех, кто в пятьдесят с хвостиком наконец-то разрешил себе быть собой. Давайте дружить?
