— Ты что, серьёзно? — Алла уставилась на свекровь, не веря своим ушам.
— Абсолютно серьёзно, — Ирина Анатольевна поправила сумку на плече и улыбнулась. — Сделай мне дубликат ключей от вашей квартиры, у вас поживу с месяцок. Тебе же скоро рожать, помощь нужна.
Они стояли в коридоре двухкомнатной квартиры на пятом этаже панельного дома. Алла только что открыла дверь, впустив свекровь, и теперь смотрела на две огромные сумки у её ног. Тяжёлые, набитые до отказа сумки, из которых торчали углы постельного белья и какие-то свёртки.
— Ирина Анатольевна, но мы же не договаривались… — начала Алла, чувствуя, как внутри всё сжимается.
— А что тут договариваться? — свекровь уже стаскивала куртку и вешала её на крючок. — Я мать Антона, а он мой единственный сын. Внук скоро появится, мне помогать надо. Или ты против?
Последняя фраза прозвучала с лёгкой обидой, и Алла растерялась. Конечно, она не против. Ирина Анатольевна всегда была доброй, тактичной женщиной. За три года их знакомства они ни разу не поссорились. Свекровь приезжала в гости раз в месяц, привозила гостинцы, помогала выбирать мебель для детской. Они даже вместе ходили на йогу для беременных пару раз, когда Ирина Анатольевна как-то составила Алле компанию.
— Я не против, просто… вы же работаете, — Алла попыталась найти разумный довод. — Как же поликлиника?
— Взяла отпуск за свой счёт на месяц, — свекровь махнула рукой, будто речь шла о пустяке. — Бухгалтером там кто угодно может быть, а внук у меня один будет.
— Или внучка, — машинально поправила Алла, инстинктивно положив ладонь на округлившийся живот.
Пять месяцев беременности давались ей легко. Токсикоз прошёл быстро, самочувствие было хорошим, только спина побаливала по вечерам и ноги отекали, если долго ходить. Врач говорила, что всё идёт отлично, и Алла радовалась каждому дню, представляя, как скоро их жизнь с Антоном изменится.
— Антоша где? — спросила Ирина Анатольевна, оглядываясь.
— На работе. Сегодня до восьми будет, машин много на ремонт привезли.
— Вот видишь, — свекровь подняла одну из сумок и понесла в гостиную. — Ты одна целыми днями сидишь, а беременным нельзя в одиночестве. Вдруг что случится? Кто поможет?
Алла молча последовала за ней. В гостиной стоял удобный раскладной диван, на котором они с Антоном обычно смотрели фильмы по вечерам. Рядом кресло, журнальный столик, телевизор на стене. Их маленький уютный мирок.
— Я тут устроюсь, — Ирина Анатольевна уже начала вытаскивать из сумки постельное бельё. — Диван отличный, я проверяла в прошлый раз. Вам мешать не буду совсем.
— Может, в детской лучше? — предложила Алла, хотя уже понимала бессмысленность этих слов. — Там пока только кроватка стоит, много места.
— Нет-нет, детская должна быть готова к приезду малыша, — свекровь покачала головой. — Я туда ещё кое-что привезу на днях. Комод нужен, кресло для кормления. Вы же ничего этого не купили.
— Мы планировали после Нового года докупить, — Алла почувствовала, как защитный тон пробирается в её голос. — У нас список есть, мы всё обсудили.
— Список — это хорошо, но я опытная, я лучше знаю, что понадобится, — Ирина Анатольевна улыбнулась и похлопала Аллу по руке. — Не переживай, всё организую. Ты отдыхай, главное.
Алла села в кресло и смотрела, как свекровь расправляет простыни, взбивает подушку, раскладывает на спинке дивана махровое полотенце. Движения были быстрыми, уверенными. Ирина Анатольевна держалась бодро, хотя ей было пятьдесят четыре. Стройная, подтянутая женщина с короткой стрижкой и вечно энергичным выражением лица.
— Антоша завтра с утра сделает дубликат ключей, — продолжала свекровь, не оборачиваясь. — Я рано встаю, в семь уже на ногах. Люблю по утрам гулять, воздухом дышать. Буду выходить-заходить тихонько, чтобы вас не будить.
— Хорошо, — выдавила Алла.
Она хотела сказать что-то ещё, объяснить, что им с Антоном удобно жить вдвоём, что она справляется сама, что месяц — это долго. Но слова застревали в горле. Как можно отказать матери мужа, которая искренне хочет помочь? Как объяснить, что помощь иногда бывает чрезмерной?
В половине восьмого вернулся Антон. Он выглядел усталым, в комбинезоне были пятна машинного масла, руки пахли растворителем, несмотря на то что он явно мыл их на работе.
— Мам! — он обрадовался, увидев Ирину Анатольевну. — Ты уже приехала! Как добралась?
— Нормально, сынок, на автобусе, — свекровь обняла его и расцеловала в обе щеки. — Устал? Иди в душ, я тебе поесть разогрею.
— Есть что-то? — Антон удивлённо посмотрел на Аллу.
— Я по дороге котлеты купила готовые и гречку сварила, — Ирина Анатольевна уже направилась на кухню. — Быстренько на сковородке разогрею. Алла небось не готовила, устала.
Алла действительно не готовила. Она планировала заказать пиццу, как они обычно делали по понедельникам. Антон любил пиццу с салями, а она брала вегетарианскую.
— Спасибо, мам, — Антон скинул ботинки и пошёл в ванную.
Алла осталась сидеть в кресле, глядя в окно. За стеклом сгущались ноябрьские сумерки, редкие фонари зажигались один за другим. Где-то внизу лаяла собака, проезжала машина. Обычный вечер обычного дня.
Только теперь в их квартире жила свекровь.
— Алечка, иди на кухню, — позвала Ирина Анатольевна. — Я тебе тоже положу, надо хорошо питаться.
Алла поднялась, придерживая спину. Живот уже заметно округлился, и вставать с низкого кресла стало неудобно. На кухне пахло жареным. Свекровь расставляла тарелки, накладывала гречку, раскладывала котлеты.
— Вот, кушайте, — она поставила тарелку перед Аллой. — Тебе, Аллочка, побольше надо. За двоих же ешь.
— Я не очень голодная, — призналась Алла.
— Как это не голодная? — Ирина Анатольевна нахмурилась. — Ребёнку питание нужно. Ешь, не спорь.
Антон вышел из душа свежий, в домашних штанах и футболке. Волосы ещё влажные, на щеках румянец от горячей воды.
— Как день прошёл? — спросил он у Аллы, садясь за стол.
— Нормально. Клиентов было немного, одну путёвку в Турцию оформила.
— А у меня завал, — Антон взял вилку. — Три машины на капиталку пришли. До Нового года еле управимся.
— Не перерабатывай, сынок, — Ирина Анатольевна села напротив. — Здоровье важнее.
— Да нормально, мам, я привык.
Они ужинали втроём, и Алла чувствовала себя странно. Будто она не хозяйка этого дома, а гостья. Свекровь командовала, подкладывала добавку, спрашивала, вкусно ли. Антон отвечал с набитым ртом, кивал, улыбался.
— Завтра с утра ключи сделаешь? — напомнила Ирина Анатольевна.
— Ага, по дороге на работу заеду в мастерскую, там быстро делают, — Антон кивнул.
Алла молчала, медленно пережёвывая котлету. Она не любила готовые котлеты из магазина — они казались ей пресными и жёсткими. Но сказать об этом было невозможно.
После ужина свекровь принялась мыть посуду, не позволяя Алле даже подойти к раковине.
— Иди отдыхай, я сама, — она махала мокрыми руками. — Беременным нельзя много стоять.
Алла ушла в спальню и легла на кровать, уставившись в потолок. Антон зашёл следом, плюхнулся рядом.
— Хорошо, что мама приехала, — сказал он, зевая. — Тебе правда легче будет.
— Угу, — Алла повернулась на бок.
— Ты чего молчишь?
— Устала просто.
— Тогда спи, — Антон поцеловал её в макушку и потянулся к тумбочке за телефоном.
Алла закрыла глаза, но сон не шёл. В гостиной свекровь что-то двигала, шуршала пакетами, негромко напевала себе под нос. Звуки были тихие, но слышимые сквозь тонкую стену панельного дома.
«Месяц, — напомнила себе Алла. — Всего месяц. Я справлюсь».
Но что-то внутри уже тревожно сжималось.
***
Утро началось с грохота. Алла проснулась резко, сердце забилось быстро. Она схватила телефон — на экране светилось 6:17. За окном ещё темнота, только далёкие фонари мерцали сквозь ноябрьский туман.
На кухне что-то громыхнуло, потом послышался стук посуды.
— Что там? — Антон приподнялся на локте, сонно щурясь.
— Не знаю, — Алла встала, накинула халат и вышла в коридор.
На кухне горел яркий свет. Ирина Анатольевна стояла у плиты в домашнем костюме и фартуке, на сковороде шипела яичница. На столе были расставлены тарелки, разложены вилки, в хлебнице лежали нарезанные ломтики батона.
— Ой, Аллочка, разбудила? — свекровь обернулась, виновато улыбаясь. — Прости, чашка выскользнула. Хотела тихонько завтрак приготовить, а получилось громко.
Алла облокотилась о дверной косяк, пытаясь проснуться. Шесть утра. Шесть чёртовых утра.
— Ирина Анатольевна, вы… можно было попозже, — она зевнула, прикрывая рот ладонью. — Мы обычно в восемь встаём.
— А Антоше в семь на работу, — свекровь помешала яичницу лопаткой. — Мужчине с утра плотно поесть надо, чтобы сил хватило. Я всегда Антошу так кормила, когда он ещё дома жил.
— Но он сам обычно завтракает, — Алла почувствовала раздражение. — Бутерброды делает или кашу быструю.
— Кашу быструю! — Ирина Анатольевна всплеснула руками. — Это же химия сплошная! Нет-нет, я теперь буду готовить нормальную еду.
Антон появился в дверях, уже одетый в рабочий комбинезон.
— О, мам, круто! — он потянул носом. — Пахнет вкусно.
— Садись, сынок, горяченькое, — свекровь выложила яичницу на тарелку.
Алла постояла ещё минуту, потом развернулась и пошла обратно в спальню. Ей не хотелось есть. Ей хотелось спать. Она легла, натянула одеяло на голову и попыталась отключиться от звуков на кухне — стука приборов, негромкого разговора, смеха Антона.
Заснуть не получилось. Через двадцать минут в спальню заглянул муж.
— Я поехал, — сказал он, застёгивая куртку. — Вечером поздно буду, там двигатель менять, долгая работа.
— Ключи не забудь, — напомнила Алла, не открывая глаз.
— Помню, — Антон помолчал. — Ты чего?
— Спать хочу.
— Так спи, — он прикрыл дверь и ушёл.
Алла услышала, как хлопнула входная дверь, потом голоса в коридоре. Это свекровь вышла провожать соседку Лидию Васильевну, которая как раз спускалась по лестнице.
— …помогать буду, конечно, — доносился голос Ирины Анатольевны. — Молодая совсем, одной ей тяжело с беременностью-то.
— Хорошо, что вы приехали, — отвечала Лидия Васильевна. — А то Аллочка хрупкая такая, переживала я.
— Да уж, слабенькая, — соглашалась свекровь. — Но ничего, я её подкормлю, присмотрю.
Алла сжала кулаки под одеялом. Слабенькая. Хрупкая. Ей двадцать восемь лет, она пять лет проработала менеджером, самостоятельно снимала квартиру до встречи с Антоном, оплачивала счета, решала бытовые проблемы. И вдруг она стала хрупкой и слабенькой?
Дверь в спальню приоткрылась.
— Аллочка, вставай, я тебе кашку сварила, — позвала Ирина Анатольевна. — Овсяную, на молоке. Полезная очень.
— Спасибо, я попозже поем, — Алла не повернулась.
— Как попозже? — свекровь вошла в комнату. — Завтрак пропускать нельзя, особенно беременным. Вставай, пока горячая.
Алла медленно села, откинула одеяло. Спорить было бесполезно. Она поплелась на кухню, села за стол. Перед ней стояла тарелка с густой кашей, посыпанной сахаром.
— Ешь-ешь, — Ирина Анатольевна села напротив, наблюдая. — Видишь, как вкусно? Я ещё изюм добавила.
Алла молча ела. Каша была слишком сладкой, изюм попадался жёсткий, недоваренный. Но она глотала ложку за ложкой, чувствуя на себе взгляд свекрови.
— Вот и молодец, — Ирина Анатольевна удовлетворённо кивнула. — Теперь иди собирайся на работу, а я тут уберу.
Алла оделась, накрасилась, взяла сумку. Когда выходила из квартиры, свекровь уже мыла пол в коридоре.
— До вечера, Ирина Анатольевна, — попрощалась Алла.
— До вечера, Аллочка. Смотри, на улице холодно, шарф повяжи.
Алла вышла на лестничную площадку и глубоко вдохнула. Свободы. Хотя бы на несколько часов.
Рабочий день в туристическом агентстве прошёл спокойно. Алла оформила две путёвки, ответила на звонки, обновила информацию на сайте. Её коллега Валентина Петровна принесла яблоки из сада и угостила всех.
— Как самочувствие? — спросила она Аллу во время перерыва.
— Нормально, — Алла надкусила яблоко. — Только свекровь переехала к нам жить. На месяц, говорит.
— О, — Валентина Петровна выразительно посмотрела. — Ну, держись.
— Что-то не так?
— Да нет, просто… свекрови бывают разные, — коллега пожала плечами. — У моей дочки тоже свекровь сначала помогать приехала. Потом три года не могла выжить. Но это, конечно, не про вашу.
Алла задумалась. Ирина Анатольевна всегда была тактичной. Всегда. За три года ни одного конфликта, ни одного резкого слова. Просто сейчас она слишком активная, но это от желания помочь. Пройдёт месяц, и всё вернётся на круги своя.
Вечером Алла вернулась домой в половине седьмого. Поднималась по лестнице медленно, останавливаясь на каждом пролёте — ноги отекли за день, спина ныла. Наконец добралась до пятого этажа, достала ключи, открыла дверь.
И замерла.
В квартире пахло чистотой. Не просто чистотой — хлоркой, моющими средствами, свежестью. Пол блестел, на вешалке висели выстиранные куртки, зеркало сияло.
— Пришла! — Ирина Анатольевна выглянула из кухни. — Раздевайся, я ужин приготовила. Суп гороховый с копчёностями, Антоша любит.
Алла скинула туфли, прошла в гостиную. Диван был аккуратно застелен покрывалом, подушки взбиты, на журнальном столике стояла ваза с искусственными цветами.
— Откуда ваза? — спросила она.
— Я привезла, вчера забыла показать, — свекровь вытирала руки полотенцем. — Красиво же, правда? Уютнее стало.
Алла молчала. Ваза была огромной, ярко-синей, с золотыми разводами. Совершенно не в их стиле.
— Ирина Анатольевна, спасибо, но… мы вообще-то не любим искусственные цветы, — осторожно сказала она.
— Почему не любите? — свекровь удивилась. — Они не вянут, не надо поливать. Удобно же.
— Просто не любим, — Алла почувствовала, как внутри начинает закипать. — Можно я уберу вазу?
— Ну, как хочешь, — Ирина Анатольевна обиделась. — Я хотела как лучше, а ты…
— Я не хотела вас обидеть, — Алла потёрла лоб. — Просто у нас свой вкус.
— Понятно, — свекровь развернулась и ушла на кухню.
Алла села на диван и закрыла лицо руками. Первый день, и уже конфликт. Из-за вазы. Глупо.
Антон вернулся в девятом часу, грязный и усталый. Он молча поужинал, пробормотал что-то про тяжёлый день и завалился спать. Алла лежала рядом, глядя в темноту.
В гостиной свекровь смотрела телевизор. Тихо, но слышно. Голоса актёров, музыка, смех из какого-то шоу. Алла натянула одеяло на голову, но звуки всё равно просачивались.
Это будет долгий месяц.
***
На четвёртый день Алла проснулась и не нашла свою любимую кофту. Серую, мягкую, которую она обычно носила дома по вечерам. Кофта всегда лежала на спинке стула в спальне — Алла надевала её после душа, закутывалась и читала перед сном.
Кофты не было.
Алла обыскала всю спальню — заглянула в шкаф, проверила комод, даже посмотрела под кроватью. Ничего.
— Ирина Анатольевна, — она вышла в коридор. — Вы случайно не видели мою серую кофту?
Свекровь стояла у зеркала, собирая волосы в хвост перед утренней прогулкой.
— Какую кофту?
— Серую, я её всегда на стуле держу.
— А, эту! — Ирина Анатольевна просияла. — Я постирала. Висит в ванной, уже почти высохла.
Алла вошла в ванную. На верёвке над ванной действительно висела кофта, ещё влажная, капли воды стекали на эмаль.
— Но она была чистая, — Алла повернулась к свекрови, которая стояла в дверях. — Я надевала её один раз.
— Один раз — это уже грязная, — Ирина Анатольевна покачала головой. — Аллочка, беременным надо следить за гигиеной. Микробы же везде.
— Это моя кофта, — Алла почувствовала, как голос дрожит. — Я сама решу, когда её стирать.
— Ну хорошо-хорошо, не сердись, — свекровь примирительно подняла руки. — Я просто хотела помочь.
Алла вернулась в спальню и села на кровать. Руки тряслись. Это же мелочь — постиранная кофта. Почему она так злится? Беременность? Гормоны?
Или дело в другом?
На следующий день пропали её кремы. Все до одного. Дневной, ночной, крем для рук, которым Алла пользовалась каждый вечер. Они всегда стояли на туалетном столике в спальне, и вдруг — исчезли.
— Ирина Анатольевна, где мои кремы?
Свекровь гладила бельё на кухне. Утюг шипел, по квартире расползался запах накрахмаленной ткани.
— Какие кремы, Аллочка?
— С туалетного столика. Все.
— А, их! — Ирина Анатольевна отложила утюг. — Я навела порядок. Столько всего стояло, прямо завалено было. Убрала в коробку под раковину в ванной. Там удобно, всё под рукой.
Алла молча прошла в ванную, открыла тумбу под раковиной. В картонной коробке лежали все её кремы, перемешанные с баночками каких-то непонятных мазей, которые явно принадлежали свекрови.
— Ирина Анатольевна, это мой туалетный столик, — Алла вернулась на кухню, стараясь говорить спокойно. — Мне было удобно, когда кремы стоят там. Зачем вы их убрали?
— Так некрасиво же, — свекровь пожала плечами. — Стол должен быть чистым, а не заваленным.
— Но это мои вещи!
— Ну и что? Порядок есть порядок, — Ирина Анатольевна снова взялась за утюг. — Аллочка, не понимаю, чего ты злишься. Я же для тебя стараюсь.
Алла стояла посреди кухни, сжав кулаки. Внутри бурлило. Хотелось кричать, швырять вещи, выгнать свекровь прямо сейчас. Но она молчала. Просто развернулась и ушла в спальню.
Вечером она попыталась поговорить с Антоном.
— Твоя мать переставляет мои вещи, — сказала она, когда он вышел из душа.
— И что? — Антон вытирал волосы полотенцем.
— Как это что? Это моя квартира, мои вещи. Я не давала разрешения.
— Алла, мама просто убирается, — он бросил полотенце на стул. — Наводит порядок. Тебе же легче.
— Мне не легче! — Алла повысила голос. — Мне неудобно! Я не могу найти свои вещи, она всё перекладывает, всё стирает без спроса!
— Ты преувеличиваешь, — Антон лёг на кровать и потянулся к телефону. — Мама хочет помочь, а ты только придираешься.
— Я не придираюсь! — Алла почувствовала, как наворачиваются слёзы. — Я хочу, чтобы меня слышали!
— Я слышу, — Антон даже не поднял глаз от экрана. — Но ты действительно преувеличиваешь. Мама всего месяц проживёт. Потерпи.
Алла выбежала из спальни, схватила телефон и позвонила подруге Веронике. Та ответила сразу.
— Привет, как дела?
— Вероника, я сейчас сойду с ума, — Алла говорила тихо, сидя в туалете с закрытой дверью. — Свекровь живёт у нас уже неделю, и это ад.
— Расскажи, — голос подруги стал серьёзным.
Алла выпалила всё — про кофту, кремы, вазу, ранние завтраки, постоянное присутствие Ирины Анатольевны в каждом уголке квартиры.
— Она повсюду, — Алла вытерла слёзы. — Я прихожу домой, а там она. Готовит, убирается, что-то переставляет. Я не могу расслабиться в собственном доме.
— А Антон что говорит?
— Что я преувеличиваю. Что надо потерпеть.
— Алла, слушай, — Вероника вздохнула. — Тебе надо поставить границы. Спокойно, но твёрдо. Скажи свекрови, что ты благодарна за помощь, но некоторые вещи тебе неудобны. Просто поговори с ней.
— Я пыталась.
— Попробуй ещё раз. И с Антоном тоже поговори. Серьёзно. Объясни, что тебе плохо.
Они поболтали ещё минут десять, и Алла почувствовала себя чуть легче. Вероника всегда умела поддержать.
На следующий день Алла решилась. Она дождалась, пока Ирина Анатольевна вернётся с прогулки, и позвала её в гостиную.
— Ирина Анатольевна, нам надо поговорить, — начала она, стараясь держать голос ровным.
— Конечно, Аллочка, — свекровь села на диван. — Что-то случилось?
— Да. То есть нет, не случилось, но… — Алла собралась с мыслями. — Мне неудобно, когда вы переставляете мои вещи. Я понимаю, что вы хотите помочь, но кремы на туалетном столике, кофта на стуле — это моё место, мой порядок. Можно оставить всё как было?
Лицо Ирины Анатольевны изменилось. Улыбка исчезла, глаза стали холодными.
— То есть ты считаешь, что я лезу не в своё дело?
— Нет, я не это имею в виду, — Алла попыталась объяснить. — Просто мне важно, чтобы меня спрашивали. Перед тем как что-то менять в квартире.
— Понятно, — свекровь встала. — Я приехала помогать, а ты меня обвиняешь. Хорошо. Скажу Антону, что я здесь не нужна.
— Ирина Анатольевна, вы меня не так поняли! — Алла вскочила следом.
Но свекровь уже ушла в гостиную и захлопнула дверь. Алла стояла посреди коридора, чувствуя себя виноватой, хотя ничего плохого не сказала.
Вечером Антон вернулся мрачнее тучи. Бросил сумку в коридоре, прошёл на кухню, молча сел за стол. Алла разогрела ужин, поставила перед ним тарелку.
— Мать плакала весь день, — бросил он, не глядя на неё. — Говорит, ты её оскорбила.
— Я не оскорбляла! — Алла опешила. — Я просто попросила не переставлять мои вещи!
— Она для тебя всё делает, а ты ей такое говоришь, — Антон поднял глаза, и в них была злость. — Может, тебе вообще не нужна помощь?
— Антон, пойми, мне правда неудобно…
— Всё, не хочу слышать, — он встал из-за стола, даже не доев. — У меня и так голова болит. Завтра на работе завал, а тут ещё вы с мамой ругаетесь.
Он ушёл в спальню и закрыл дверь. Алла осталась на кухне одна. Села за стол, уронила голову на руки. Слёзы потекли сами собой — от обиды, бессилия, непонимания.
Она всего лишь попросила оставить её вещи на месте. Всего лишь. И стала виноватой.
В гостиной Ирина Анатольевна смотрела телевизор. Громко. Нарочно громко.
Алла вытерла слёзы и пошла в спальню. Легла, отвернувшись от Антона. Он лежал спиной к ней, тяжело дыша.
Они не разговаривали до утра.
***
Прошла ещё неделя молчания. Алла и Антон говорили только о бытовых вещах — передай соль, когда придёшь, закрой окно. Ирина Анатольевна ходила по квартире с обиженным видом, вздыхала, что-то бормотала себе под нос. Алла чувствовала себя чужой в собственном доме.
В пятницу вечером она пришла с работы и обнаружила в детской новую мебель. Большой комод из светлого дерева стоял у стены, а рядом с окном красовалось кресло-качалка с мягкими подлокотниками.
— Ирина Анатольевна, это откуда? — Алла стояла в дверях детской, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Антоша купил по моей проське, — свекровь гордо провела рукой по спинке кресла. — Видишь, какое удобное? Для кормления идеальное. И комод нужный, я же говорила. Вы сами бы не додумались.
— Мы обсуждали, что купим после Нового года, — голос Аллы дрожал. — У нас был план, список. Мы хотели другой комод, другое кресло.
— Ну и что? — Ирина Анатольевна повернулась к ней. — Это же лучше. Я опытная, я знаю, что нужно. А вы молодые, неопытные.
— Но это наш ребёнок! — Алла повысила голос. — Наша детская! Наша квартира! Вы не имели права!
— Как это не имела? — свекровь выпрямилась, и на лице появилось что-то жёсткое. — Я его мать. Я имею полное право заботиться о своём внуке. А ты кто такая? Три года как в семье, и уже командуешь?
Алла почувствовала, как комната поплыла перед глазами. Внизу живота что-то резко сжалось, потом отпустило. Потом снова сжалось, сильнее.
— Что вы сказали? — прошептала она.
— То, что думаю, — Ирина Анатольевна скрестила руки на груди. — Я растила Антона одна, после того как его отец ушёл. Я работала на двух работах, чтобы он ни в чём не нуждался. Я его мать. А ты… ты просто жена. Пока жена. Родишь — посмотрим, может, и останешься.
Боль пронзила живот с такой силой, что Алла согнулась пополам и схватилась за дверной косяк.
— Что с тобой? — голос свекрови изменился.
— Больно, — выдохнула Алла. — Очень больно.
Следующие минуты слились в кошмар. Ирина Анатольевна помогла ей дойти до дивана, достала телефон, набрала номер. Алла лежала, сжимая живот руками, и чувствовала, как волнами накатывает боль. Не должно быть боли. Ещё рано. Слишком рано.
Приехала скорая. Врач — молодая женщина с усталым лицом — осмотрела Аллу, измерила давление, задала вопросы.
— Стресс, — сказала она коротко. — Сильный. Госпитализация обязательна.
— Но ребёнок… — Алла еле говорила.
— С ребёнком пока всё в порядке, но если не снять стресс, могут начаться преждевременные роды. Вам пять месяцев, это критично.
Аллу увезли. Ирина Анатольевна поехала следом. В больнице пахло лекарствами и страхом. Алла лежала в палате, подключенная к капельнице, и смотрела в потолок. Врачи говорили успокаивающие слова, но страх не отпускал.
Антон примчался через час. Влетел в палату бледный, с безумными глазами.
— Что случилось? — он подошёл к кровати, взял её за руку.
— Ничего, — Алла отвернулась. — Врачи говорят, стресс.
— Какой стресс? — Антон непонимающе посмотрел на неё.
— Спроси у своей матери, — Алла закрыла глаза.
Ирина Анатольевна стояла в дверях палаты, и когда Антон обернулся, она заговорила первой:
— Антоша, я не знаю, что произошло. Мы просто разговаривали о детской, и вдруг Алла…
— Разговаривали? — Алла открыла глаза и посмотрела на свекровь. — Вы сказали, что я просто жена. Пока жена. Это вы называете разговором?
Лицо Ирины Анатольевны дёрнулось.
— Я… я не это имела в виду…
— Мам, ты это сказала? — Антон повернулся к матери.
— Антоша, я же не со зла…
— Ты это сказала или нет? — голос Антона стал жёстким.
Свекровь замолчала, потом опустила глаза.
— Сказала. Но я хотела как лучше…
— Уходи, — Антон показал на дверь. — Прямо сейчас.
— Антоша!
— Я сказал, уходи! — он повысил голос, и в коридоре кто-то обернулся. — Уходи из больницы. И из нашей квартиры. Собирай вещи и уезжай домой.
Ирина Анатольевна открыла рот, но ничего не сказала. Развернулась и вышла. Её каблуки застучали по коридору, потом затихли.
Антон сел на край больничной кровати и взял Аллу за руку.
— Прости, — сказал он тихо. — Прости меня. Я не понимал. Не хотел понимать.
Алла молчала. Слёзы текли по щекам сами собой, тихо, почти беззвучно.
— Когда отец ушёл, мне было восемь, — Антон смотрел на их сцепленные руки. — Мама осталась одна с двумя детьми. Работала как проклятая. Я видел, как она уставала, как плакала по ночам. Олег маленький был, ничего не помнит, а я помню. И я всегда думал, что должен ей. Что обязан быть благодарным. Что не имею права её огорчить.
— Антон…
— Подожди, дай досказать, — он поднял глаза. — Когда ты оказалась в больнице, когда врач сказала про стресс… я понял. Понял, что могу потерять вас. Тебя и ребёнка. Из-за того, что боялся обидеть мать. Прости меня.
— Ты не защитил меня, — Алла вытерла слёзы. — Когда я просила о помощи, ты не услышал.
— Знаю. И это никогда не повторится, — Антон крепче сжал её руку. — Обещаю. Мама уже едет домой. Я сам отвезу её и заберу ключи.
— А если она откажется?
— Не откажется, — в голосе Антона появилась твёрдость, которую Алла раньше не слышала. — Потому что я скажу ей правду. Что я выбираю тебя. Нас. Нашу семью.
Аллу выписали через два дня. Врачи убедились, что угроза миновала, дали рекомендации по режиму и отпустили домой. Антон забрал её на машине — взял у коллеги на несколько часов.
Когда они зашли в квартиру, там было тихо. Ирины Анатольевны не было. Диван в гостиной стоял пустой, аккуратно застеленный. Синяя ваза с искусственными цветами исчезла. В ванной не было коробки с кремами свекрови.
— Она уехала вчера, — сказал Антон. — Я отвёз её сам. Забрал ключи.
— Что она говорила?
— Плакала. Говорила, что я предатель. Что выбрал жену вместо матери.
— И что ты ответил?
— Что она права, — Антон помог Алле снять куртку. — Я выбрал вас. И это правильно.
Алла прошла в спальню. Её кремы стояли на туалетном столике — все, аккуратно расставленные. Серая кофта лежала на спинке стула, чистая и выглаженная. Антон постарался вернуть всё как было.
Она села на кровать и заплакала. От облегчения, от усталости, от всего сразу.
***
Прошло два месяца. Декабрь сменился январём, за окном валил снег, город утонул в белых сугробах. Алла родила в середине января — девочку, маленькую и крикливую. Назвали Софией.
Роды прошли хорошо. Антон был рядом, держал за руку, вытирал пот со лба. Когда врач положила Софию Алле на грудь, он плакал.
Домой их выписали через пять дней. Квартира встретила теплом и тишиной. Антон взял две недели отпуска, помогал с малышкой, учился менять подгузники и готовить смесь.
На третий день после выписки позвонила Ирина Анатольевна. Алла была в спальне, укачивала Софию, когда услышала голос Антона из гостиной:
— Мам, ты серьёзно? Сейчас?
Пауза.
— Хорошо. Приезжай. Но ненадолго.
Алла вышла из спальни с ребёнком на руках.
— Твоя мать?
— Да. Хочет познакомиться с внучкой, — Антон выглядел напряжённым. — Я сказал, что можно приехать. Ты против?
Алла задумалась. Внутри всё сжалось от воспоминаний — обиды, боли, страха. Но София была внучкой Ирины Анатольевны. И какими бы сложными ни были их отношения, ребёнок не должен терять бабушку.
— Нет, не против. Пусть приезжает.
Ирина Анатольевна появилась через час. Позвонила в дверь, стояла на пороге с пакетом в руках, и лицо её было бледным, напряжённым. Она постарела за эти два месяца — появились новые морщины, глаза запали.
— Здравствуйте, — она переступила порог, сняла куртку.
— Здравствуйте, — ответила Алла.
Они прошли в гостиную. София спала в переноске на диване, крошечная, завёрнутая в розовый плед. Ирина Анатольевна подошла, замерла, глядя на внучку.
— Можно взять? — спросила она тихо.
— Да, конечно, — Алла кивнула.
Свекровь осторожно подняла Софию, прижала к груди. Ребёнок зашевелился, но не проснулся. Ирина Анатольевна смотрела на неё, и по щекам текли слёзы — беззвучные, крупные.
— Она красивая, — прошептала свекровь. — Как ты, Алла.
Алла сидела в кресле, сцепив руки на коленях. Антон стоял у окна, наблюдая.
Ирина Анатольевна провела у них час. Держала Софию, тихо разговаривала с Антоном, спрашивала про роды, про здоровье. С Аллой почти не говорила, только пару раз спросила, как самочувствие, не нужна ли помощь.
Когда собиралась уходить, Алла проводила её до двери.
— Ирина Анатольевна, — она остановила свекровь у порога. — Извините. За то, что так вышло.
Свекровь помолчала, потом покачала головой.
— Это я должна просить прощения, Алла. Я думала, что делаю как лучше. Но я ошиблась. Я… я хотела чувствовать себя нужной. После того как Олег уехал, я осталась одна. Антоша — всё, что у меня есть. И когда появилась ты, я испугалась. Что потеряю и его. Поэтому пыталась… не знаю. Закрепиться. Показать, что я важна.
— Вы важны, — Алла сказала это искренне. — Вы мать Антона. Бабушка Софии. Но у нас должны быть границы.
— Понимаю, — Ирина Анатольевна надела куртку. — Больше не буду лезть. Обещаю.
Она вышла на лестничную площадку, потом обернулась:
— Если помощь понадобится — звони. Только попроси, и я приеду. Но только если ты сама попросишь.
— Хорошо, — Алла кивнула. — Спасибо.
Ирина Анатольевна спустилась по лестнице. Алла закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, закрыла глаза. Антон подошел, обнял её со спины.
— Ты ей не простила, — сказал он. Не вопрос — утверждение.
— Нет, — Алла открыла глаза. — И не прощу. Но это не значит, что мы будем враждовать. Просто… на расстоянии. Безопасном расстоянии.
— Для Софии тоже так будет лучше, — Антон поцеловал её в макушку. — Растить ребёнка в спокойствии, без напряжения.
Алла повернулась к нему, обняла, уткнулась лицом в грудь. Из гостиной донёсся тихий плач — София проснулась.
— Иду, — Алла высвободилась из объятий и пошла к дочери.
За окном падал снег, укрывая город белым одеялом. В квартире было тепло и тихо. София кричала требовательно, и Алла взяла её на руки, прижала к себе, почувствовала, как малышка успокаивается.
Антон подошёл, обнял их обеих — жену и дочь.
— Всё правильно, — сказал он тихо.
— Да, — ответила Алла, глядя на Софию. — Теперь всё правильно.
И впервые за долгое время она почувствовала настоящий покой.
