Марина замерла на пороге гостиной, держась за дверной косяк, чтобы не упасть. Перед ней, на её любимом диване, развалилась свекровь Тамара Ивановна в новой дублёнке. Не просто новой — роскошной, с лисьим воротником, из тех, что стоят как подержанная иномарка. Свекровь вертелась перед зеркалом, явно наслаждаясь собственным отражением.
— Как тебе, Мариночка? Видишь, какую красоту сынок мне подарил? Настоящая, натуральная! — щебетала Тамара Ивановна, поглаживая мягкий мех. — Дмитрий всегда знал, что мама достойна лучшего!
У Марины потемнело в глазах. Она медленно выпрямилась и заставила себя улыбнуться. Механически, как заводная кукла.
— Красивая, — выдавила она из себя. — Очень красивая.
Свекровь ещё немного покрасовалась и наконец-то ушла к себе в комнату. Марина осталась одна. Её ноги сами понесли её в спальню. К шкафу. К верхней полке, где за стопкой старых фотоальбомов лежала небольшая коробка из-под обуви. Её руки дрожали, когда она открывала крышку. Пусто. Абсолютно пусто. Только на дне лежала одна-единственная тысяча и записка: «Мама, извини, срочно понадобилось. Дима.»
Марина опустилась на кровать, всё ещё держа пустую коробку. В голове стучало одно слово: «Как?» Как он посмел? Как он мог?
Она работала на двух работах последние полтора года. Днём — в магазине, вечерами — уборщицей в офисном центре. Она мыла чужие туалеты, отскребала грязь с кафеля, вдыхала химические пары, лишь бы собрать деньги на обучение сына. Их единственного сына Мишки. Её мальчика, который мечтал стать программистом. Хорошие курсы стоили двести тридцать тысяч. Она собирала по пять, по десять тысяч в месяц. Отказывала себе во всём. Донашивала до дыр старую одежду. Не покупала даже новую зубную щётку, пока старая совсем не разваливалась.
А Дмитрий? Её муж работал водителем, приносил зарплату, но всегда с таким видом, будто совершал подвиг. Он вздыхал, жаловался на усталость, на начальника, на жизнь. Но она молчала и терпела. У неё была цель. Образование для Мишки. Будущее для их ребёнка.
В коробке было двести двадцать девять тысяч. До нужной суммы не хватало всего тысячи. Одной тысячи. Завтра она должна была отнести деньги в учебный центр и записать сына на курсы. Мишка уже всё знал, он готовился, светился от счастья. А теперь…
Марина сжала коробку так сильно, что картон затрещал. Дублёнка. Он купил своей матери дублёнку на деньги, которые она зарабатывала, унижаясь и вкалывая как проклятая. На деньги, которые должны были изменить жизнь их сына.
Она встала и вышла из спальни. Дмитрий сидел на кухне, пил чай и с довольным видом листал какой-то журнал про автомобили. Он даже не поднял глаз, когда она вошла.
— Дима, — её голос прозвучал странно спокойно, почти ласково. — Скажи, ты видел мою коробку в шкафу?
Он дёрнулся, но тут же взял себя в руки.
— Какую коробку? — его тон был слишком небрежным.
— Ту, где лежали деньги на обучение Мишки, — она медленно подошла ближе. — Там было двести двадцать девять тысяч. А сейчас там тысяча и твоя записка.
Дмитрий отложил журнал. На его лице появилось выражение защищающегося человека, который уже знает, что виноват, но не собирается признаваться.
— Мама попросила, — буркнул он, не глядя ей в глаза. — У неё не было нормальной зимней одежды. Что я должен был сделать? Отказать родной матери?
Марина почувствовала, как внутри неё что-то переключилось. Словно щёлкнул рубильник, и всё тепло, вся любовь, всё терпение, накопленные за годы брака, в одно мгновение превратились в лёд.
— У твоей матери в шкафу висит три пальто и две куртки, — её голос оставался тихим, но каждое слово звучало как удар молотом. — А у нашего сына завтра последний день записи на курсы. После этого придётся ждать полгода. И за полгода цена вырастет ещё на тридцать тысяч.
— Марин, ну не драматизируй, — Дмитрий попытался улыбнуться. — Подождём ещё полгода, подкопим. Мишка никуда не денется. Зато мама…
— Не смей! — она ударила ладонью по столу так, что чашка с чаем подпрыгнула. — Не смей при мне говорить про свою мать! Ты украл будущее у собственного ребёнка, чтобы купить своей маме очередную тряпку!
Дмитрий вскочил. Его лицо покраснело.
— Я ничего не крал! Это мои деньги тоже! Я работаю, я приношу в дом зарплату!
— Твои деньги?! — Марина засмеялась. Истерично, громко, не своим голосом. — Ты приносишь тридцать пять тысяч и считаешь, что это даёт тебе право распоряжаться деньгами, которые я зарабатывала, отмывая чужую грязь?! Я работала на двух работах! По двенадцать часов в день! Без выходных! А ты что делал? Приходил домой, падал на диван и требовал, чтобы тебя накормили!
— Я устаю на работе! — взревел он. — И вообще, мама для меня святое! Она меня родила, вырастила! Я обязан о ней заботиться!
— А о сыне ты не обязан?! — крикнула Марина. — Мишке четырнадцать лет! У него один шанс получить нормальное образование, найти хорошую работу! А твоя драгоценная мама проживёт и без пятой дублёнки!
Дмитрий сделал шаг к ней. Его лицо исказилось злостью.
— Не смей оскорблять мою мать! Она вырастила меня одна, без отца! Она жертвовала всем ради меня! И если теперь я хочу сделать ей приятное, это моё право!
— Приятное?! — Марина чувствовала, как слёзы подступают к горлу, но заставила себя не плакать. — Ты украл у собственного сына двести двадцать восемь тысяч, чтобы сделать своей матери приятное?! Ты вообще понимаешь, что натворил?!
Тут в кухню вошла Тамара Ивановна. Она всё слышала, это было ясно по её лицу. Свекровь встала между ними, подбоченившись.
— Что за крики? — её голос был сладким, но глаза холодными. — Мариночка, милая, не надо так нервничать. Димочка сделал правильно. Я его мать. Я должна быть на первом месте.
Марина посмотрела на свекровь. На эту женщину, которая последние семь лет методично отравляла ей жизнь. Которая поселилась у них сразу после свадьбы и превратила их квартиру в свою вотчину. Которая критиковала каждый её шаг, каждое её слово. Которая воспитала из сына безвольную тряпку, неспособную принять ни одного решения без маминого одобрения.
— Вы должны быть на первом месте? — Марина медленно кивнула. — Хорошо. Тогда пусть ваш драгоценный сын живёт с вами. Одни. Без меня и без Мишки.
Повисла тишина. Дмитрий уставился на неё с открытым ртом.
— Ты что несёшь? — пробормотал он.
— Я ухожу от тебя, Дмитрий, — Марина развернулась и пошла в спальню. — И забираю Мишку. Можешь жить со своей мамочкой и покупать ей всё, что она захочет. Только без нас.
Она начала собирать вещи. Руки двигались автоматически: одежда, документы, фотографии. Дмитрий ворвался в комнату.
— Ты с ума сошла?! Ты никуда не уйдёшь! Это моя квартира!
Марина обернулась. Посмотрела на него долгим, тяжёлым взглядом.
— Твоя квартира? — она усмехнулась. — Эту квартиру купили твои родители. Но после развода она будет делиться. И я получу свою долю. А ещё я подам на алименты. И на компенсацию морального вреда. Посмотрим, сколько останется у твоей мамочки на дублёнки, когда ты будет выплачивать мне и Мишке половину своей зарплаты.
Дмитрий побледнел.
— Ты не посмеешь…
— Я уже посмела, — Марина закрыла чемодан. — Я посмела терпеть твою мать семь лет. Посмела работать как вол, пока ты сидел на диване. Посмела молчать, когда твоя мамочка учила меня, как воспитывать моего собственного сына. Теперь я посмею уйти.
Она позвала Мишку. Мальчик выглянул из своей комнаты. Он всё слышал, это было видно по его бледному лицу и красным глазам.
— Мам, это правда? — прошептал он. — Правда, что папа взял деньги на мои курсы?
Марина подошла к сыну и обняла его.
— Правда, солнышко. Но ничего. Мы справимся. Я найду деньги. Ты пойдёшь на эти курсы. Обещаю.
Мишка уткнулся ей в плечо. Марина чувствовала, как дрожит его спина.
— Мам, а куда мы пойдём?
— К бабушке, — Марина погладила сына по голове. — Моя мама нас примет. А потом найдём съёмную квартиру. Только ты и я. Нормальную жизнь.
Они вышли из квартиры через полчаса. Дмитрий молча стоял у окна и смотрел им вслед. Тамара Ивановна суетилась рядом, что-то причитала, но Марина не слушала. Она взяла Мишку за руку и вышла на улицу.
Холодный ноябрьский ветер ударил в лицо. Марина вздохнула полной грудью. Впервые за много лет она чувствовала себя свободной. Да, впереди было неизвестно что. Съёмная квартира, долги, возможно судебные тяжбы. Но рядом был её сын. Её мальчик, которого она не предала. И это было главное.
Три недели пролетели как один день. Марина жила у матери вместе с Мишкой. Она устроилась на третью работу — по выходным, официанткой в кафе. Спала по четыре часа в сутки. Но она копила. Снова. Упрямо, методично. По тысяче, по две.
Дмитрий звонил. Постоянно. Сначала злился, требовал вернуться, угрожал. Потом начал просить прощения, обещал, что всё изменится. Марина не отвечала. Она просто сбрасывала вызовы.
А потом случилось неожиданное. Ей на почту пришло письмо от адвоката. Марина открыла его с дрожащими руками, ожидая каких-то претензий от Дмитрия. Но это было совсем другое.
Оказалось, что её двоюродная тётя, с которой она почти не общалась последние годы, умерла и оставила ей в наследство небольшую квартиру в спальном районе. Однокомнатную, старенькую, но свою. И ещё сто тысяч наличными.
Марина читала письмо и плакала. Она не могла поверить. Это было как чудо. Как награда за всё, что она пережила.
Она забрала деньги, оформила квартиру. А потом пришла в учебный центр и записала Мишку на курсы. Мальчик узнал об этом вечером. Он просто молча обнял маму и зарылся лицом ей в плечо.
— Спасибо, мам, — прошептал он. — Спасибо, что не сдалась.
Марина гладила сына по голове и улыбалась сквозь слёзы.
— Я никогда не сдамся, солнышко. Никогда. Потому что ты — моё всё. И ничья дублёнка, никакая свекровь, никакой слабый муж не встанут между мной и твоим будущим.
Спустя полгода Марина получила смс от Дмитрия. Короткое, сухое: «Мама заболела. Ей нужны деньги на лечение. Помоги.»
Марина посмотрела на сообщение. Потом удалила его. Без сожаления. Без злости. Просто удалила, как ненужный спам.
Она посмотрела в окно. За окном был обычный весенний день. Мишка сидел за компьютером, увлечённо что-то программировал. Он уже прошёл половину курса и показывал отличные результаты. Преподаватели хвалили его, говорили, что у него талант.
Марина улыбнулась. Она сделала правильный выбор. Она выбрала своего сына. Выбрала себя. И это было лучшее решение в её жизни.
А Дмитрий? Он остался с Тамарой Ивановной. В пустой квартире. С дорогой дублёнкой и горькими воспоминаниями о том, что он потерял.
