— Ирина, я не поняла. Денег не будет?
Телефонный звонок пронзил тишину маленькой «однушки», где Ирина, отложив шитье, наконец, присела выпить чаю. Голос свекрови, Светланы Геннадьевны, обычно елейный, сейчас звучал сухо.
— Здравствуйте, Светлана Геннадьевна. Нет. В этом месяце не будет.
Ирина зажмурилась, ожидая бури. Последние три года, с тех пор как свекровь вышла на «заслуженный» отдых, они со Стасом каждый месяц отдавали ей почти треть своей общей зарплаты. «На поддержку штанов», как язвительно шутил Стас. Но сейчас штаны, казалось, трещали у них самих.
— То есть как это… не будет? — в трубке повисло тяжелое молчание. — Ты, деточка, не забылась? Стас — мой единственный сын. Я ему жизнь отдала, здоровье на этой работе проклятой оставила! А ты…
— А я устала, — тихо, но твердо сказала Ирина. Она посмотрела на свои руки — пальцы исколоты иглами, кожа сухая от ткани и мела. — У нас кредит за эту квартиру. У меня машинка швейная барахлит, а это мой хлеб. Стасу на его работе в охране новую форму не выдают, в старой ходит. Нам самим не хватает.
— Не хватает ей! — взвизгнула свекровь. — Да что тебе надо-то? Работаешь на дому, в тепле! Неблагодарная! Я Стасу позвоню, он тебе быстро мозги вправит!
Трубка была брошена с такой силой, что в ухе у Ирины еще долго звенело.
Стас пришел с двенадцатичасовой смены поздно, пахнущий затхлым воздухом торгового комплекса и дешёвым кофе из автомата. Он, не раздеваясь, прошел на кухню, где сидела Ирина, и тяжело рухнул на табурет.
— Мать звонила. В истерике. Говорит, ты ее без куска хлеба оставила.
— Стас, у нее пенсия почти как твоя зарплата, — Ирина подняла на мужа усталые глаза. — Плюс «северные», она же работала! Мы когда последний раз с тобой в кино были? Я уж не говорю про отпуск. Мы живем, чтобы отдавать ей деньги.
— Ир, ну ты же знаешь, она одна… — начал было он.
— Одна? А квартира, которую она «сдает» каким-то родственникам за копейки? Стас, она не бедствует. Она просто привыкла нами командовать. Она же бухгалтер, она любит, когда «дебет с кредитом» сходится в ее пользу.
— Да что ты понимаешь! — вспылил Стас. — Это мать!
— А я — твоя жена! — Ирина вскочила. — И я больше не позволю ей решать, заслужили мы в этом месяце поесть курицу или снова будем на макаронах сидеть! Всё. Денег она не получит.
Стас смотрел на жену, как на чужую. Она всегда была тихой, покладистой, «удобной». А тут — бунт. Он тяжело вздохнул и ушел в комнату, громко хлопнув дверью. Ирина осталась на кухне одна. Она плакала, но это были слезы не слабости, а злой, холодной решимости.
И тогда началось самое интересное.
Светлана Геннадьевна замолчала. На неделю. Ирина уже начала с опаской думать, что буря миновала, но она не знала свекровь. Бывшие бухгалтеры не устраивают скандалов, они проводят «аудит» и наносят удар по самому больному.
Через неделю Стас вернулся с работы чернее тучи.
— Мать звонила, — процедил он, не глядя на Ирину. — Она… она дачу продает.
Ирина застыла. Дача — старый, но крепкий домик в пригороде — была единственной отдушиной. Они со Стасом каждые выходные летом проводили там, он копался в грядках, она шила на старой веранде. Это было их место.
— Как… продает? Она же говорила, это тебе…
— Говорила! А теперь говорит, раз сын оказался неблагодарным, раз «эта швея» важнее матери, то и дачи ему не видать. Продает. А деньги… деньги отдаст двоюродной племяннице Зоечке. На «развитие бизнеса».
— Какого бизнеса? — ахнула Ирина. — Этой Зоечке двадцать лет, у нее в голове только ногти и клубы!
— Вот! — Стас ударил кулаком по столу. — Манипуляция! Она бьет по самому больному!
— Она не имеет права! — выкрикнула Ирина. — Стас, эта дача… она же была куплена, когда отец твой был жив?
— Ну да, — растерянно кивнул Стас. — Они вместе покупали, еще в девяностых.
— А приватизирована когда?
— Уже после… на маму.
— Стас, бегом за документами! — Ирина схватила сумку. — Я на прошлой неделе, как только она замолчала, кое-что почитала. Знаешь, есть такая штука — «совместно нажитое имущество»? И неважно, на кого оно записано, если куплено в браке! Отец умер? Умер. Ты — наследник первой очереди, такой же, как и она!
Стас смотрел на жену с открытым ртом.
— Ты… ты что, к юристу ходила?
— Я пока только в интернете читала! Но если понадобится — пойду! Хватит! Хватит быть терпилами! Она думает, мы неграмотные? Что ты — охранник, я — швея, и нас можно вот так обмануть? Она бухгалтер, она цифры знает, а мы — жизнь! И законы!
В субботу они приехали на дачу. Светлана Геннадьевна уже была там, с той самой Зоечкой и риелтором — лощеным молодым человеком, который брезгливо осматривал старый дом.
— А, явились! — ядовито протянула свекровь. — Полюбоваться, как наше гнездышко уплывает?
— Мама, прекрати! — Стас, вдохновленный решимостью Ирины, шагнул вперед. — Ты не можешь ее продать.
— Это еще почему? Моя дача, что хочу, то и…
— Это не ваша дача, Светлана Геннадьевна, — ледяным тоном перебила ее Ирина. Она выглядела сейчас не забитой швеёй, а генералом перед битвой. — По документам — может быть. Но по Семейному кодексу, статья 34, это совместно нажитое имущество. А по Гражданскому — Стас, как наследник своего отца, имеет право на долю в этой даче.
Риелтор мгновенно переменился в лице и сделал шаг назад. Зоечка испуганно пискнула.
— Ты… ты! — зашипела Светлана Геннадьевна, ища, чем бы запустить в невестку. — Ты его против меня настроила!
— Нет! — Ирина вдруг закричала, срывая накопившуюся боль. — Это вы его всю жизнь против него самого настраивали! Против его семьи! Стас! Очнись! Мы боремся! Ты слышишь меня? Бороться можно и нужно всегда! Нельзя опускать руки, даже если кажется, что всё потеряно! Или ты так и будешь жить, как охранник в ее жизни, — просто стоять и смотреть, как она ворует наше будущее?!
Стас посмотрел на бледную, разъяренную мать. Потом на испуганную Зоечку. А потом на свою жену — маленькую, уставшую, но сейчас невероятно сильную.
Он подошел к Ирине, взял ее за руку и повернулся к матери.
— Мам. Денег больше не будет. А дачу мы продавать не будем. Это наша дача. Если хочешь судиться — пожалуйста. Только, боюсь, бухгалтерия там вскроется такая, что тебе не понравится.
Светлана Геннадьевна поняла, что проиграла. Этот бой — точно. Она смерила невестку взглядом, полным ненависти, развернулась и, подхватив под локоть обалдевшую Зоечку, зашагала к калитке.
Ирина и Стас остались стоять посреди двора. Война не была окончена, но первая, самая важная битва была выиграна. Ирина крепче сжала руку мужа. Теперь она точно знала, что швейная машинка — это не только ее хлеб. Это еще и ее характер — такой же стальной, как иголка, пробивающая любую, даже самую толстую кожу.
