Телефон завибрировал в половине седьмого. Варвара только сняла туфли, когда увидела сообщение от Александры: «Открой дверь. Мы внизу».
«Мы» — кто? Сестра в Питере, родители в Краснодарском крае. Никто не предупреждал.
Она спустилась в домашних тапках, накинув кардиган.
У подъезда стояли родители с потрёпанными сумками, рядом Александра в пальто явно не по карману.
— Варенька, дом сгорел, — мать шагнула вперёд. — Нам некуда идти.
Варвара не двинулась. Слишком спокойные лица для погорельцев. Слишком целые вещи.
— Как сгорел?
— Проводка, старый дом, — отец отводил взгляд. — За час ничего не осталось.
— И вы приехали без звонка?
— Ты же дочь, — голос матери сорвался. — У тебя три комнаты, одна на нас.
Знакомое ощущение сжало грудь. «Ты же должна». «Ты же можешь». Годами она была запасным аэродромом.
После развода, когда весь город смаковал её позор, никто из них не позвонил. Но сейчас они здесь, с вещами.
— Снимите гостиницу. Я дам на первую неделю.
Мать побледнела.
— Ты с ума сошла? У нас ничего нет!
— Тогда Александре и карты в руки, у неё студия в Питере.
— Я не могу их взять, — сестра дёрнулась.
— У меня съёмная квартира.
— Гостиница «Уют» в двух кварталах, Варвара развернулась к подъезду.
— Чистая, недорогая.
Мать схватила её за руку.
— После всего, что мы для тебя сделали!
— Что именно? Напомни мне.
Тишина. Отец смотрел в асфальт, Александра стиснула зубы.
Мать швырнула в неё папку — бумаги разлетелись по мокрому тротуару.
— Чтоб ты подавилась этой квартирой!
Дядя Виктор перезвонил на следующий день.
— Варюш, ты их не пустила?
— Не пустила.
— Слушай внимательно, — он вздохнул тяжело. — Никакого пожара не было. Павел заложил дом под кредит. Александре на театральную студию в Питере. Студия прогорела за полгода, а жених твоей сестры, этот Анатолий, выманил у них остатки под какой-то проект. Исчез. Банк забрал дом месяц назад.
Варвара закрыла глаза. Мать подписывает бумаги, улыбается: «Это для Сашеньки». Отец кивает. Для младшей. Всегда для младшей.
— Почему мне не сказали?
— Боялись, что отговоришь.
Она положила трубку. Усталость навалилась тяжёлым одеялом.
Через три дня позвонила мать.
— Мы поговорили. Нам нужна помощь, временно.
Варвара включила чайник.
— Я помогу. При условии: вы признаете, что солгали, перед всей семьёй, и возместите мне деньги за гостиницу.
Молчание.
— Ты шутишь?
— Нет.
— Варвара, мы твои родители!
— Тогда ведите себя как родители, а не как люди, которые используют дочь, когда удобно.
— Ты виновата не меньше! — голос матери сорвался на крик. — Если бы ты поддержала Александру тогда, помогла с деньгами, она бы не влезла в долги! Это ты во всём виновата!
Варвара положила трубку. Руки не дрожали.
Александра объявилась через неделю. Одна, в потёртой куртке, без прежнего лоска.
Варвара открыла дверь, но не пропустила.
— Мне нужно поговорить.
— Говори здесь.
— Пусти, нормально поговорим.
— Здесь.
Александра стиснула челюсть, потом выдохнула.
— Я пыталась взять кредит, не дают. Мне нужна твоя доля наследства от бабушки.
— Бабушка жива.
— Ты можешь отказаться от своей доли в мою пользу.
— Заранее, нотариально.
— Зачем мне это делать?
Александра подняла глаза. В них было что-то хищное.
— Потому что если не откажешься, я расскажу всем родственникам правду про твой развод. Как ты изменяла мужу с его братом. Как он застал вас. Как тебя выгнали посреди ночи в халате.
Холод растёкся по спине. Чудовищная ложь. Варвара ушла от мужа сама, после двух лет его пьянства и побоев. Развод был публичным, унизительным — но измены не было.
— Ты соврёшь?
— Я сделаю всё, чтобы ты пожалела.
— Саша, я твоя сестра.
— А ты — моя? — Александра усмехнулась. — Или ты только тогда сестра, когда тебе удобно?
Варвара медленно закрыла дверь. Прислонилась спиной, слушая затихающие шаги.
Это был конец.
Бабушка Евгения встретила её в халате, с узловатыми пальцами на ручке двери.
— Варенька, проходи. Чай?
— Бабуль, про завещание хотела поговорить.
— Александра уже звонила, — старушка усмехнулась, усаживаясь в кресло. — Просила уговорить тебя отказаться от доли. Рассказывала про твой развод, небылицы всякие.
— И что ты ей ответила?
— Что если не заткнётся, я вообще всё на тебя переделаю. Она трубку бросила.
Варвара присела на край дивана.
— Бабуль, я правда хочу изменить завещание. Моя доля — пусть идёт на благотворительность. Или кому хочешь, только не отцу и не Александре.
Евгения долго молчала, разглядывая внучку.
— Ты решила совсем?
— Совсем.
— Тогда я переделаю всё на тебя. Они не получат ничего.
— Не надо, я не хочу войны.
— Это не война, детка. — Бабушка наклонилась, накрыла её руку своей тёплой ладонью. — Это справедливость. Я всю жизнь смотрела, как они тобой вытираются. Хватит.
Варвара вернулась домой поздним вечером. Включила свет, прошла на кухню, села у окна с чашкой в руках.
Телефон молчал. Родители исчезли из её жизни так же внезапно, как появились.
Через неделю Виктор написал: «Они сняли однушку на окраине. Павел на подработке, Антонина дома. Говорит, что ты их предала».
Варвара не ответила.
Ещё через месяц пришло письмо от нотариуса: бабушка изменила завещание. Всё имущество — Варваре. Остальным — ничего.
Она сложила письмо в конверт и убрала в ящик.
Вечером того же дня позвонил Виктор.
— Варь, у нас тут… ситуация. Александра пыталась оспорить завещание, юрист объяснил, что нельзя, пока человек жив. Она устроила истерику в офисе, кричала, что ты бабушку подговорила. Охрана вывела. Теперь Антонина звонит всем родственникам, рассказывает, какая ты бессердечная. Говорит, что выгнала их на улицу.
— Пусть говорит.
— Тебе правда всё равно?
Варвара посмотрела в окно. За стеклом шёл редкий для Астрахани снег.
— Знаешь, дядь Вить, мне впервые за много лет совершенно всё равно, что они обо мне думают.
Она положила трубку и укуталась пледом.
Через два дня Виктор прислал фотографию: Александра стоит у супермаркета с картонкой «Помогите погорельцам». Рядом Антонина с красными глазами, протягивает прохожим руку.
«Варь, они просят милостыню. Говорят, что дом сгорел, дочь отказала в помощи. Люди дают деньги».
Варвара долго смотрела на фото. Потом открыла чат с местной группой района, где стояла её семья, и написала короткий пост: «Если увидите этих людей — не давайте денег. Никакого пожара не было. Они заложили дом ради младшей дочери, прогорели, а теперь обманывают горожан. Вот выписка из реестра недвижимости — дом изъят банком за долги».
Приложила документы, которые мать швырнула ей в ту первую ночь.
Пост разлетелся за час. Вечером Александра прислала голосовое — рыдающее, с матом и угрозами. Варвара прослушала и заблокировала номер.
На следующий день отец позвонил с чужого телефона.
— Ты понимаешь, что натворила? Нас теперь все обходят стороной. Антонина не может выйти из дома, ей кричат на улице. Александру уволили из кафе, где она подрабатывала, сказали — не хотят связываться с мошенницей.
— Тогда не надо было врать про пожар, пап.
— Мы твои родители!
— Вы люди, которые использовали меня всю жизнь и продолжили бы, если бы я позволила. Теперь вы получили то, что заслужили.
Она повесила трубку и выключила телефон.
Прошло три месяца. Варвара сидела на диване с книгой, когда пришло сообщение от Виктора: «Александра вернулась в Питер. Одна. Родители остались, снимают комнату в коммуналке. Павел работает грузчиком. Говорят, что ты их уничтожила».
Варвара посмотрела в окно. Весна окрашивала город в зелёное, воздух пах свежестью.
Она не уничтожила их. Она просто перестала быть их спасательным кругом.
И это чувство — странное, пугающее когда-то — теперь грело сильнее любого родительского одобрения, которого она так ждала всю жизнь и так и не получила.
Она была свободна. И больше никому ничего не должна.
