Свекровь распахнула дверь в комнату, где Наталья складывала детские вещи, и застыла на пороге с таким выражением лица, словно поймала невестку на краже фамильных драгоценностей.
— Что это значит? — голос Тамары Ивановны прозвучал холодно, почти официально.
Наталья обернулась, прижимая к груди крошечную распашонку. Её дочке было всего три месяца, и каждая стирка, каждая складка на детской одежде давались ей с трудом после бессонных ночей.
— Что именно? — устало спросила она.
— Ты что, собираешься в новую квартиру? — свекровь шагнула в комнату, и её массивная фигура заполнила всё пространство. — Максим мне всё рассказал.
Сердце Натальи ухнуло вниз. Значит, он всё-таки рассказал матери. Она надеялась, что у них будет время подготовиться, объяснить всё спокойно, без скандала. Но нет. Максим, как всегда, не выдержал материнского давления и сдал её с потрохами.
— Мы просто смотрим варианты, — Наталья попыталась сохранить спокойствие. — Нам нужно больше места. Здесь тесно для ребёнка.
— Тесно? — свекровь прищурилась. — В трёхкомнатной квартире тесно? Да у вас комната отдельная, детская комната. Чего ещё надо?
Наталья сглотнула. Надо было сказать правду. Надо было крикнуть, что ей надоело жить под постоянным контролем, надоело слышать замечания по каждому поводу, надоело чувствовать себя чужой в собственном доме. Но она промолчала. Как промолчала месяц назад, когда свекровь при гостях назвала её «нерадивой матерью». Как промолчала неделю назад, когда та выбросила её крем, заявив, что «в нашей семье не пользуются этой химией».
— Тамара Ивановна, мы просто хотим пожить отдельно, — она попыталась говорить мягко, но голос предательски дрожал.
— Отдельно? — губы свекрови скривились в презрительной усмешке. — Знаешь что, милая? Эта квартира — моя. Я её получила ещё при советской власти, работала на заводе двадцать лет. А Максим здесь только прописан. Так что если кому-то надо съезжать, то это тебе. С ребёнком. А мой сын останется здесь, со мной.
Наталья побледнела. Она смотрела на свекровь и не верила своим ушам. Как можно так? Просто взять и выгнать невестку с трёхмесячным ребёнком?
— Вы не можете так говорить…
— Могу! — отрезала Тамара Ивановна. — И буду! Вы, современные, думаете только о себе. Квартиры им подавай! А что мать одна останется, вам неважно. Я всю жизнь на Максима положила, вырастила его одна после того, как отец сбежал. Я его кормила, одевала, в институт отправила. А теперь какая-то выскочка хочет его у меня забрать?
— Я не хочу его забирать! — Наталья не выдержала. — Я его жена! Мы семья!
— Семья — это я и Максим! — рявкнула свекровь. — А ты — временное явление. Мало ли что сейчас в моде? Разводятся направо и налево. Вот разведётесь, и что? А Максим останется с разбитым сердцем и без квартиры, если вы её купите на его деньги!
Наталья опустилась на край кровати. У неё не было сил спорить. Она чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой, болезненный комок. В соседней комнате заплакал ребёнок. Её Дашенька проснулась и требовала маму.
— Иди к ребёнку, — бросила свекровь и вышла, громко хлопнув дверью.
Наталья взяла дочку на руки, прижала к себе. Маленькое тёплое тельце, запах молока и детской присыпки. Она качала её и тихо плакала, роняя слёзы на крошечную головку.
Вечером пришёл Максим. Наталья встретила его в прихожей. Он избегал её взгляда, возился с ботинками дольше обычного.
— Твоя мама сказала мне сегодня, что я должна съехать, — начала Наталья без предисловий.
— Она разнервничалась, — пробормотал Максим. — Ты же знаешь, какая она.
— Знаю, — кивнула Наталья. — А ты что ей ответил?
Максим поднял на неё глаза. В них читалась усталость и какая-то жалкая беспомощность.
— Наташ, ну давай не будем раздувать скандал? Подождём немного, она успокоится.
— Подождём? — Наталья почувствовала, как внутри что-то обрывается. — Максим, она назвала меня временным явлением. Сказала, что я хочу украсть у неё сына. Ты это слышал?
— Я поговорю с ней, — он попытался обнять её, но Наталья отстранилась.
— Не надо. Я всё поняла.
Она развернулась и пошла в комнату. Максим не последовал за ней. Он прошёл на кухню, где его уже ждала мать с горячим ужином и участливым взглядом.
Следующие две недели Наталья жила как в тумане. Свекровь больше не повышала голос, не скандалила. Наоборот, она стала подчёркнуто вежливой, даже любезной. Но в этой вежливости было что-то страшное, что-то окончательное. Тамара Ивановна говорила с невесткой так, как говорят с временными жильцами, которые вот-вот съедут.
Наталья пыталась поговорить с Максимом ещё раз, но он отмахивался, ссылался на усталость, на проблемы на работе. Он приходил поздно, ужинал с матерью на кухне, а потом валился спать. До дочки ему не было дела. До жены — тем более.
И тогда Наталья приняла решение.
Она позвонила своей матери. Объяснила ситуацию. Мама плакала в трубку, но согласилась принять дочь с внучкой. У родителей была небольшая двухкомнатная квартира на окраине города, но там было тепло и безопасно.
В пятницу вечером, когда Максим задержался на работе, а свекровь ушла к подруге, Наталья быстро собрала два чемодана. Детские вещи, свою одежду, документы. Она не взяла ничего лишнего, только самое необходимое. Её руки тряслись, когда она застёгивала молнию на сумке.
Она написала записку. Короткую.
«Максим, я устала бороться с твоей матерью за право быть твоей женой. Я устала быть временным явлением. Даша и я уехали. Когда будешь готов быть мужем и отцом, а не маминым сыночком, позвони».
Положила её на стол. Вызвала такси. Взяла дочку, чемоданы и вышла из квартиры. Навсегда.
Максим вернулся домой около десяти вечера. Квартира встретила его тишиной. Странной, пустой тишиной. Обычно в это время Наталья укладывала Дашу спать, и из детской доносилось её тихое пение. Сейчас не было ничего.
Он прошёл в комнату. Пусто. Вещи на своих местах, но чего-то не хватало. Детской кроватки. Она стояла у окна ещё утром, а теперь её нет. Максим почувствовал, как по спине пробежал холодок.
Он увидел записку на столе. Взял её дрожащими руками. Прочитал. Перечитал. Слова не укладывались в голове. Уехала. Даша. Устала бороться с матерью.
— Мама! — закричал он, выбегая в коридор.
Тамара Ивановна вышла из своей комнаты, встревоженная его криком.
— Что случилось?
— Наташа уехала! С ребёнком! — он ткнул в неё запиской. — Ты довольна? Ты добилась своего!
Свекровь взяла записку, пробежала глазами. На её лице мелькнуло удовлетворение, которое она не успела скрыть.
— Ну и хорошо, — сказала она спокойно. — Видишь, какая она? Сбежала при первой трудности. Вот и показала своё истинное лицо. Это к лучшему, сынок. Мы с тобой теперь спокойно заживём.
Максим смотрел на мать, и что-то в его груди сжималось всё сильнее. Впервые за много лет он увидел её без розовых очков сыновней любви. Он увидел женщину, которая ради своего спокойствия выгнала его жену и ребёнка. Которая манипулировала им всю жизнь, прикрываясь жертвенностью и заботой.
— При первой трудности? — переспросил он тихо. — Мама, ты два года делала ей жизнь невыносимой. Два года! Я закрывал на это глаза, потому что не хотел обидеть тебя. А теперь у меня нет ни жены, ни дочери!
— Зато ты дома, — парировала Тамара Ивановна. — И квартира цела. Она хотела тебя от меня увести!
— Она хотела, чтобы мы жили как нормальная семья! — крикнул Максим. — А я… я позволил тебе всё разрушить. Я трус. Маменькин сынок, которому тридцать пять лет, а он до сих пор боится маму обидеть!
Он схватил куртку и выбежал из квартиры. Тамара Ивановна осталась стоять в коридоре, сжимая в руках записку. Победа вдруг перестала быть сладкой.
Максим мчался в такси к родителям Натальи. Всю дорогу он звонил ей, но она не брала трубку. Он писал сообщения, умоляя её ответить. Молчание.
Когда он добрался до нужного дома, было уже за полночь. Он позвонил в домофон. Долго. Наконец раздался голос тестя.
— Максим? Что тебе нужно?
— Мне нужно поговорить с Наташей. Пожалуйста.
— Она не хочет с тобой разговаривать, — голос был холодным.
— Я понимаю. Но я должен её увидеть. Я должен извиниться.
Пауза. Долгая, мучительная.
— Приходи завтра утром. Сейчас Даша спит. Не буди ребёнка.
Связь прервалась. Максим прислонился лбом к холодной стене подъезда. Завтра. Ему нужно было дожить до завтра.
Он не вернулся домой. Ночь провёл в машине, которую одолжил у друга. Утром, едва забрезжил рассвет, он уже стоял у подъезда с букетом цветов и игрушкой для Даши.
Дверь открыла тёща. Она молча отступила, пропуская его. Наталья сидела на кухне с чашкой чая. Она выглядела измученной, под глазами темнели круги. Когда она увидела его, её лицо стало каменным.
— Привет, — Максим протянул ей цветы, но она даже не посмотрела на них.
— Зачем ты приехал? — голос был усталым, безжизненным.
— Я приехал забрать вас домой.
— В дом твоей матери? — она усмехнулась горько. — Нет, спасибо.
— Не в её дом, — Максим присел напротив неё. — Сегодня утром я говорил с агентом по недвижимости. Мы можем посмотреть несколько квартир уже на этой неделе. Ипотеку одобрят быстро, у меня хорошая кредитная история.
Наталья подняла на него глаза. В них мелькнуло что-то, похожее на надежду, но тут же погасло.
— А твоя мать?
— Моя мать останется в своей квартире. Одна. Я сказал ей сегодня утром, что выбираю вас. Тебя и Дашу. Мою семью.
— И что она ответила?
— Устроила истерику. Сказала, что я её предаю, что она всю жизнь на меня положила, — Максим тяжело вздохнул. — Но я не изменил решения. Наташ, я был слепым идиотом. Я позволил ей разрушить наш брак. Я не защитил тебя. Но я готов это исправить. Дай мне шанс.
Наталья молчала. Она смотрела на этого мужчину, отца её ребёнка, и пыталась понять, говорит ли он правду. Или это просто очередное обещание, которое растает при первом звонке свекрови.
— Максим, я не могу вернуться в ту квартиру. Даже на день.
— И не нужно, — он достал телефон, показал ей переписку с риелтором. — Я уже снял нам временную квартиру. На месяц. Пока мы не найдём свою. Я забрал наши вещи утром, пока мама спала. Всё уже там.
Наталья посмотрела на переписку. На фотографии небольшой, но чистой однокомнатной квартиры. Потом посмотрела на него.
— А если она опять начнёт? Звонить, приезжать, давить?
— Я поставлю границы, — твёрдо сказал Максим. — Впервые в жизни. Она может видеться с внучкой, но по нашим правилам. В нашем доме. И никакого вмешательства в нашу жизнь. Если она не согласна — её право. Но я больше не позволю ей управлять мной.
Наталья закрыла лицо руками. Она так долго ждала этих слов. Так долго надеялась, что он наконец-то встанет на её сторону. И вот он здесь, говорит правильные вещи. Но можно ли ему верить?
Из соседней комнаты донёсся плач Даши. Наталья встала, но Максим опередил её.
— Можно я? — спросил он.
Она кивнула. Он прошёл в комнату и взял дочку на руки. Маленькая Даша сначала всхлипывала, но потом успокоилась, узнав отца. Максим вернулся с ней на кухню, качая её и тихо напевая какую-то детскую песенку.
Наталья смотрела на них. На своего мужа с дочкой на руках. И в этой картине было что-то настоящее, что-то, ради чего стоило попробовать ещё раз.
— Хорошо, — сказала она тихо. — Последний шанс, Максим. Если ты опять выберешь её, я уйду. Насовсем.
— Я выбираю вас, — он подошёл к ней, обнял одной рукой, прижимая к себе и жену, и дочку. — Навсегда.
Через два месяца они въехали в свою квартиру. Маленькую двушку на окраине, но свою. Тамара Ивановна приезжала раз в неделю, по воскресеньям. Она была подчёркнуто вежлива с невесткой, но холодна. Наталья не пыталась наладить отношения. Она просто жила своей жизнью, растила дочку и радовалась тому, что наконец-то у неё есть свой дом.
Максим сдержал обещание. Когда свекровь в очередной раз попыталась устроить скандал и потребовала, чтобы они переехали обратно, он спокойно, но твёрдо сказал:
— Мама, я люблю тебя. Но моя семья — это Наташа и Даша. И если ты хочешь быть частью нашей жизни, уважай это.
Тамара Ивановна замолчала. Впервые в жизни её сын поставил её на место. И это было больно. Но она поняла, что альтернатива — потерять сына совсем. Она выбрала проглотить обиду.
Наталья стояла на балконе их новой квартиры, держа на руках спящую Дашу. Внизу шумел город, горели огни. Она вспомнила тот вечер, когда собирала чемоданы, не зная, что будет дальше. Она вспомнила свой страх, отчаяние, злость.
И она вспомнила, как Максим пришёл за ними. Не сразу. Не сразу он нашёл в себе силы. Но он нашёл. И это было главное.
Потому что иногда люди ошибаются. Иногда они слепы и глухи к боли близких. Но если они находят в себе силы признать ошибку и измениться, это дорогого стоит.
Наталья крепче прижала к себе дочку и улыбнулась. У них теперь был свой дом. И в нём, наконец-то, было тепло.
