Дверь была приоткрыта. Вера замерла на пороге, ключи в руке.
Из гостиной доносился чужой мужской голос — грубоватый, деловой. Потом — смех свекрови.
Раиса Ивановна смеялась так, будто показывала гостям свой собственный дом.
— Здесь снесём стену, сделаем студию, — говорила она. — А спальню перенесём, тут всё равно темновато. Вы ж понимаете, хозяйка согласна на быструю сделку.
Вера шагнула внутрь. В гостиной стоял мужик лет сорока пяти, в кожаной куртке, с золотой цепью на шее.
Оглядывал стены, щёлкал языком.
Раиса Ивановна, в своём бордовом жакете, жестикулировала, будто продавала недвижимость всю жизнь.
— Кто вы?
Голос Веры прозвучал тише, чем она хотела.
Мужик обернулся. Раиса Ивановна вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.
— А, Верочка! Как вовремя! Познакомься, это Олег Викторович, он хочет купить квартиру. Продаём твою квартиру, Вера! Мы уже всё обсудили, осталось только оформить…
— Купить мою квартиру?
Вера медленно закрыла за собой дверь.
— Мою?
— Нашу, — поправила свекровь. — Семейную. Игнат же объяснил тебе ситуацию. Деньги нужны срочно, иначе ему конец. Ты что, хочешь, чтоб твой муж пострадал?
Олег Викторович неловко переступил с ноги на ногу.
— Слушайте, если тут какие-то разборки семейные…
— Никаких разборок, — отрезала Раиса Ивановна. — Вера просто немного устала на работе. Верно, доченька?
Вера смотрела на свекровь. Та стояла посреди гостиной — в её гостиной, — и улыбалась.
Улыбалась так, будто всё уже решено.
Будто Вера — не хозяйка этих стен, а так, временная жилица, которую можно выставить в любой момент.
Три месяца назад Игнат стал приходить поздно, в телефоне сидел так, будто прятал там государственную тайну.
Когда пропали деньги со сберегательного счёта — те самые, что они копили на машину, — Вера не выдержала.
— Игнат, куда делись деньги?
Он стоял у окна, спиной к ней, дымил в форточку.
— Вложил. В дело. Друг открывает бизнес.
— Ты хоть со мной посоветовался?
Он обернулся. Лицо серое, под глазами тени.
— Вера, я мужик. Я должен зарабатывать. Обеспечивать семью. А не сидеть на твоей квартире, как приблудный.
Квартира действительно была её — досталась от бабушки, ещё до их знакомства.
Вера никогда не напоминала ему об этом. Никогда.
А теперь он вот так, в лоб.
Неделю спустя позвонила Раиса Ивановна. Встретились в кафе на углу.
Свекровь мяла салфетку, смотрела в стол.
— Вера, я прямо скажу. Игнат влип. Серьёзно влип. Тот друг, которому он деньги дал… Бизнес прогорел. Игнат брал ещё в долг. Теперь должен. Очень много. И срок горит.
— Сколько?
Раиса Ивановна назвала сумму. Вера почувствовала, как всё внутри сжалось в комок.
— Это невозможно.
— Возможно, — свекровь схватила её за руку. — Если продать квартиру. Квартира большая, в хорошем месте. Закроем долг, а на остаток снимете что-нибудь. Главное — спасти Игната. Ты же понимаешь, что ему грозит?
Вера встала.
— Мне нужно подумать.
А сейчас она стоит в своей гостиной, смотрит на свекровь и незнакомого мужика, и понимает: они её уже вычеркнули.
Просто стёрли, как ненужную строчку.
— Всё. Выходите.
Вера шагнула к двери, распахнула её настежь.
— Оба. Немедленно.
Олег Викторович поспешно двинулся к выходу, но Раиса Ивановна встала как вкопанная.
— Ты что себе позволяешь? Я мать твоего мужа!
— И поэтому решила продать мою квартиру без моего ведома?
— Игнат дал согласие! Он хозяин!
— Он не хозяин.
Голос Веры стал тише, жёстче.
— Квартира моя. Досталась мне от бабушки. До брака. Юридически он к ней не имеет никакого отношения.
Раиса Ивановна побледнела, но не отступила.
— Ты его жена! Должна помогать! А ты что, хочешь, чтоб его…
— Чтоб его что? Чтоб отвечал за свои решения? За то, что вложил наши сбережения неизвестно куда, не спросив меня? За то, что влез в долги, которые я не брала?
— Ты эгоистка. Бессердечная эгоистка.
— Возможно. Но это моя квартира. И вы сейчас здесь незаконно. Выходите, пока я не вызвала полицию.
— Что тут происходит?
В дверях появилась Валентина Павловна, соседка с третьего этажа.
За её спиной маячил Григорий Иванович, отставной военный, грузный мужчина с седыми усами.
— Ничего не происходит, — огрызнулась Раиса Ивановна. — Семейные дела.
— Не похоже на семейные.
Григорий Иванович вошёл в прихожую.
— Вера, ты в порядке?
Вера выдохнула. Присутствие соседей вдруг успокоило — она не одна, не беззащитна.
— Эта женщина привела покупателя в мою квартиру. Без моего ведома. Чтобы продать её.
Валентина Павловна ахнула. Григорий Иванович нахмурился.
— Как это без ведома? У неё что, ключи есть?
— Есть. Я дала их ей пять лет назад. На всякий случай. А она воспользовалась.
— Это не просто нарушение границ. Это попытка мошенничества.
Григорий Иванович достал телефон.
— Я вызываю полицию.
Раиса Ивановна метнулась к двери, но Олег Викторович уже сбежал.
Она осталась одна, и вид у неё стал растерянный, почти жалкий.
— Вы что, с ума сошли? Какая полиция?
— Самая обычная. Сейчас приедут, разберутся.
Игнат появился через двадцать минут. Вошёл, увидел соседей, свою мать с перекошенным лицом, Веру — бледную, но спокойную.
И двух полицейских: лейтенанта Соболева и его напарницу, женщину-сержанта с жёстким лицом.
— Что случилось?
Голос Игната дрожал.
— Случилось то, что твоя мать попыталась продать мою квартиру. Привела покупателя. Показывала ему комнаты. Обсуждала перепланировку.
Игнат перевёл взгляд на мать. Та всхлипнула.
— Игнаточка, я же для тебя старалась! Чтобы спасти тебя!
— Мама, ты что наделала…
— Граждане, давайте по порядку.
Лейтенант Соболев поднял голову.
— Квартира чья?
— Моя.
Вера протянула ему документы.
— Досталась по наследству. Пятнадцать лет назад.
Соболев пролистал бумаги, кивнул.
— Понятно. А вы, гражданка, каким образом попали в квартиру?
— У меня ключи.
Раиса Ивановна судорожно полезла в сумку, достала связку.
— Вера сама мне дала.
— На право продажи квартиры это вас не уполномочивает. Вы пытались совершить сделку с чужим имуществом. Это статья. Самоуправство и покушение на мошенничество.
Соболев кивнул напарнице. Та достала наручники.
— Гражданка, пройдёмте в отделение.
— Что?! Вы не можете!
Раиса Ивановна попятилась, но сержант шагнула к ней.
— Можем. У нас есть свидетели и заявление потерпевшей. Руки.
— Игнат! Скажи им!
Игнат стоял у стены, не поднимая глаз. Молчал.
Наручники щёлкнули на запястьях Раисы Ивановны. Она всхлипнула, осела, но сержант держала её крепко.
— Вера, ну пожалуйста… Я же не со зла…
Вера смотрела на свекровь. Та стояла в наручниках, вся её напористость испарилась.
Жалкая, сломленная.
— Вы хотели отнять у меня дом. Мой единственный дом. И теперь просите пощады?
— Я не думала… Я просто хотела помочь сыну…
— Помогать надо было правильно. А не воровать чужое.
Соболев взял Раису Ивановну под локоть.
— Пойдёмте. Вера Сергеевна, завтра подойдёте в отделение, оформим протокол.
Раису Ивановну повели к двери. Она обернулась, посмотрела на Веру последний раз — умоляюще, отчаянно.
Вера отвернулась.
Когда полиция ушла, Игнат всё ещё стоял у стены.
— Вера…
— Собирай вещи. У тебя десять минут.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
Он постоял, потом пошёл в спальню. Вышел с сумкой через семь минут.
Лицо серое, взгляд потухший.
Он прошёл мимо Веры, не сказав ни слова.
Когда дверь за ним закрылась, Валентина Павловна тихо спросила:
— Верочка, может, чаю?
— Не надо. Спасибо. Я просто посижу.
— Ты правильно сделала. Такое прощать нельзя.
Когда соседка ушла, Вера прислонилась к двери спиной.
Связка ключей Раисы Ивановны всё ещё лежала на столе.
Вера взяла её, бросила в мусорное ведро.
Через три недели развод оформили. Игнат не пришёл на заседание, прислал представителя.
Тот молча подписал бумаги.
Судья зачитала решение — брак расторгнут, имущественных претензий нет.
Вера вышла из здания суда. Ноябрь, серое небо, моросит дождь.
Она подняла воротник куртки, пошла к метро.
Свободная. Наконец-то свободная.
Дома первым делом вызвала мастера. Тот поменял замки за полчаса.
Щёлкнул новым ключом — чёткий, надёжный звук.
Вера взяла ключ, положила в карман. Единственный экземпляр.
Больше никаких запасных.
Григорий Иванович зашёл вечером, принёс небольшую связку брелоков.
— Это тебе. От нас с Валентиной Павловной. Чтоб дом твой всегда был под защитой. И чтоб дверь открывалась только для нужных людей.
Вера повесила брелоки на новые ключи. Странно, но стало легче.
Через неделю Валентина Павловна рассказала новости.
Оказалось, Олег Викторович — владелец автомастерской на окраине — знакомый Григория Ивановича.
Когда узнал, что чуть не ввязался в мошенническую сделку, распространил информацию среди своих знакомых.
А среди них был тот самый друг Игната.
— Представляешь, — Валентина Павловна говорила вполголоса, — никакого бизнеса не было. Друг этот просто развёл Игната. Взял деньги и исчез. А Игнат теперь должен совсем другим людям. И когда они узнали, что он пытался продать чужую квартиру… Теперь с ним вообще никто дела иметь не хочет. Его на работе попросили уйти — начальство узнало про долги и полицию.
— А Раиса Ивановна?
— Ох, Верочка… Суд дал ей условный срок. Но самое страшное для неё — не это. В её подъезде все узнали. Соседи с ней даже здороваться перестали. Говорят, она теперь в магазин ходит в другой район, чтоб не встречаться ни с кем. Позор на всю округу.
Вера молчала. Не радовалась, не злорадствовала.
Просто принимала информацию.
Они сами себе яму выкопали. Сами.
— А Игнат к ней переехал, — добавила соседка. — Живут вдвоём в её однушке. Он работу ищет, но никто не берёт — репутация испорчена. Раиса Ивановна на пенсию свою их обоих тянет. Представляешь? Она хотела твою квартиру забрать, а теперь сама в нищете.
Прошло два месяца. Вера сидела на своём диване, смотрела в окно.
За стеклом падал снег — крупные, медленные хлопья.
В квартире тепло, тихо.
На столе — раскрытая книга. Рядом — блокнот, куда она недавно начала записывать мысли.
Игнат больше не писал.
Раиса Ивановна тоже.
Они исчезли из её жизни так же внезапно, как когда-то в неё ворвались.
Телефон завибрировал. Сообщение от неизвестного номера.
Вера открыла, прочитала:
«Вера, это Игнат. Прости. Мы были неправы. Очень неправы. Мама теперь больна, ей тяжело. Может быть, ты…»
Она не дочитала. Удалила сообщение, заблокировала номер.
Прощение — это не то, что они заслужили.
Они хотели отнять у неё всё.
Они привели чужих людей в её дом, обсуждали, как разделят её жизнь на куски.
И теперь просят жалости?
Вера встала, подошла к окну. Внизу редкие прохожие спешили по своим делам, кутаясь в шарфы.
Город жил своей жизнью.
И она — своей.
Квартира осталась её крепостью. Но теперь Вера понимала: крепость — это не просто стены.
Крепость — это когда ты сам решаешь, кого впустить.
И когда не боишься захлопнуть дверь перед теми, кто хочет тебя использовать.
Она вернулась на диван, взяла книгу. Читала медленно, вдумчиво.
Никто не дёргал, не требовал, не давил.
Только она и тишина. Её тишина.
За окном снег усилился. Вера укуталась в плед, посмотрела на новые ключи с брелоками на столе.
Единственный комплект. Только её.
Григорий Иванович был прав: дверь должна открываться только для нужных людей.
А Игнат и Раиса Ивановна — они получили то, что заслужили.
Карма настигла их быстро и точно.
Они хотели отнять чужое — остались ни с чем.
Хотели жить за чужой счёт — живут в нищете и позоре.
Справедливость восторжествовала без её участия.
И это было правильно.
Вера закрыла книгу, погасила свет. В квартире стало совсем тихо.
Только часы тикали на стене — размеренно, спокойно, надёжно.
Дом был её. И никто больше не посмел бы отнять его.
