Верочка не слышала будильник. Проснулась от грохота в детской — это Кирилл швырнул в Глеба машинку. Глеб заорал, Кирилл заорал в ответ. Девять утра субботы.
Она лежала, уткнувшись лицом в подушку, и мечтала, чтобы кто-то другой пошёл их разнимать. Хоть раз.
Но Макар спал. Он всегда спал в выходные до обеда, потому мужчина же что работал, уставал, имел право.
Верочка встала.
В детской пахло потом и разбросанными носками. Глеб с красным лицом сидел на полу и ревел. Кирилл стоял над ним с кулаками.
— Он первый начал! — выкрикнул старший, увидев мать. — Он взял мой телефон!
— Не брал я! — завопил Глеб. — Врёт он!
— Тише! — Верочка сжала виски руками. — Тише, я сказала!
Они замолчали на секунду. Потом Кирилл толкнул брата ногой. Глеб кинулся на него.
Верочка разняла их, получив локтем в грудь от младшего. Отправила обоих в ванную умываться. Села на край кровати и посмотрела на разбросанные игрушки, на одежду, валяющуюся где попало. Вчера вечером она убрала здесь. Вчера вечером тут был порядок.
Теперь не было.
Она пошла будить Макара. Он открыл глаза, посмотрел на неё мутно.
— Который час?
— Девять. Мальчишки дерутся. Можешь с ними позавтракать? Мне нужно…
— Вер, выходной же, — пробормотал он и повернулся на другой бок.
Она стояла, глядя на его спину, на задранное одеяло. Потом вышла и закрыла дверь.
На кухне Тамара Леонидовна сидела за столом с чаем. Телевизор работал. Свекровь смотрела какое-то шоу и смеялась. Верочка попыталась вспомнить, когда в последний раз сама смеялась вот так — легко, от души и просто смотрела телевизор.
Не вспомнила.
— Доброе утро, — сказала она.
— Ох, Верочка, доброе, — свекровь не отвела глаз от экрана. — Что за шум был?
— Мальчишки. Опять подрались.
— Ну это же мальчики, так и должно быть. Пусть растут сильными.
Верочка промолчала. Открыла холодильник, достала яйца, молоко. Кирилл и Глеб влетели на кухню, толкаясь.
— Бабушка! — Глеб кинулся к Тамаре Леонидовне. — Смотри, что Кирилл мне сделал! Синяк!
Он задрал футболку, показывая небольшое красное пятно на боку.
— Ой-ой-ой, — причитала бабушка. — Кириллушка, ну как же так? Братик же!
— Он первый начал, — буркнул Кирилл и сел за стол.
— Ну ладно, ладно, — Тамара Леонидовна погладила Глеба по голове. — Иди кушай. Мама тебе сейчас яичницу сделает.
Верочка взбивала яйца, слушала, как свекровь включила телевизор погромче, так как мальчишки уже снова препираются из-за чего-то. Хотелось выйти из кухни, закрыться в ванной, постоять под горячей водой.
Но нужно было готовить завтрак.
Она пожарила яичницу, порезала хлеб, поставила на стол. Кирилл и Глеб набросились на еду. Тамара Леонидовна откусила кусочек, кивнула:
— Вкусно. Хотя я бы чуть больше соли добавила.
Верочка села напротив, налила себе чай. Не успела сделать глоток, как Глеб пролил чай на стол.
— Прости, мам! — Он смотрел на неё испуганно.
— Ничего, — она встала, взяла тряпку.
— Да ладно, ну что ты, — Тамара Леонидовна махнула рукой. — Подумаешь, капельку пролил. Это же не специально. Правда, Глебушка?
— Правда, баб.
Верочка вытерла стол, села обратно.
***
Два месяца назад Макар приехал от матери мрачный. Она села рядом, положила руку на плечо.
— Что случилось?
— Маме плохо. Был микроинсульт. Врачи говорят, она не должна одна жить.
— А братья?
— У Димки своя семья, квартира однушка. У Лёши вообще съёмная. А у нас три комнаты.
Верочка молчала.
— Вер, она же одна, — Макар смотрел на неё умоляюще. — Я не могу её так оставить. Мы же не можем.
И что она могла сказать? Что не хочет? Что боится? Что знает, как это будет?
— Привози, — сказала она тогда.
Тамара Леонидовна въехала в их гостиную с двумя чемоданами и привезла сразу коробку фотографий. Первую неделю благодарила, называла Верочку золотой. Потом освоилась. И сказала:
— Я же не дома, Верочка. Не хочу в чужое хозяйство лезть. Ты здесь хозяйка. Делай все как тебе нужно — я не лезу, я хорошая свекровь.
И действительно не лезла. Сидела в своей комнате, смотрела телевизор, читала книги. Выходила на кухню поесть. Иногда гуляла по району. Макар уезжал на работу, Верочка отводила мальчишек в школу, сама ехала в офис. Возвращалась — а в квартире бардак, свекровь в своей комнате, дети носятся.
— Тамара Леонидовна, может, я вы суп сварите? — попробовала Верочка как-то. — Или хотя бы за мальчишками днём домашку сделаете?
— Верочка, милая, я же не хочу навязываться. У тебя тут свои порядки. Да и мальчишки шумные такие, у меня нервы не выдерживают — голова потом болит.
— Но они же ваши внуки…
— Ну конечно! Я их обожаю! Только пусть они ко мне сами приходят, когда захотят.
А мальчишки приходили. Бабушка давала им печенье, разрешала смотреть мультики до ночи, никогда не ругала. После её комнаты они становились совсем неуправляемыми.
— Макар, поговори с ней, — просила Верочка. — Пусть хоть немного помогает. Или хотя бы мальчишек не балует так.
— Вер, она же больна. Ты сама её снгласилась привезти.
— Я знаю! Но я не думала, что будет так!
— Что будет так? — Он смотрел на неё непонимающе. — Мы могли бы каждый день к ней мотаться. Или платить сиделке. Тут хоть так.
— Хоть так, — повторила она тихо.
Он встал, пошёл на кухню. Верочка сидела на диване, сжав руки в кулаки. Слышала, как он открывает холодильник, наливает сок. Будто ничего не произошло.
А у неё внутри всё кипело.
Она встала, подошла к нему.
— Макар, я правда устала. Мне нужна помощь.
— У всех есть дети и работа, Вер. Все как-то справляются.
— Не все живут со свекровью, которая ничего не делает!
— Она больна! Она и не должна ничего делать! Тут ты хозяйка-то!
— Она больна, но она может хотя бы посуду за собой помыть! Хотя бы за детьми посмотреть пару часов нормально, не балуя их! Но она сидит в своей комнате и говорит, что не хочет лезть!
— Ну так попроси её нормально.
— Я просила! — Верочка почувствовала, что сейчас сорвётся. — Я просила. Она отказывается. Говорит, что это не её дом.
— Ну и что мне теперь делать? Выгнать её?
— Нет. Просто помоги мне. Хоть немного.
Он поставил стакан в раковину.
— Я работаю, Вера. Устаю. У меня тоже есть своя жизнь.
— А у меня нет, — тихо сказала она.
Он посмотрел на неё, но ничего не ответил. Вышел из кухни. Через минуту она услышала звук включённого телевизора из спальни.
Верочка стояла посреди кухни, и слёзы катились по щекам. Она даже не вытирала их.
***
Недели текли одна за другой. Верочка просыпалась, не выспавшись. Готовила завтрак. Собирала мальчишек. Ехала на работу. Возвращалась домой — и начиналось всё заново. Готовка, уборка, уроки с детьми, стирка.
По вечерам, когда она наконец садилась на диван, Макар включал телевизор и говорил:
— Ты чего такая мрачная?
Она молчала.
— У всех есть семьи, дети, работа. Все справляются.
Все справляются. А она, значит, нет.
Однажды пришла с работы — пол в детской залит водой. Мальчишки устроили войну водяными пистолетами. Тамара Леонидовна сидела у себя, даже не вышла посмотреть.
— Вы слышали, что там происходит? — Верочка стояла в дверях свекрови.
— Слышала, конечно. Но я же не могу их ругать. Я бабушка. Пусть балуются немного.
— Там всё в воде! Паркет испортится!
— Ой, Верочка, не переживай так. Высохнет. Это же дети.
Верочка собирала воду тряпками до ночи. Руки тряслись от усталости и злости.
Макар пришёл поздно, посмотрел на вёдра с водой.
— Что случилось?
— Спроси у своих сыновей.
— Вер, ты же дома раньше меня. Могла бы уследить.
Она выпрямилась, посмотрела на него.
— Уследить? Я что, должна сидеть над ними каждую секунду?
— Ну не каждую, но…
— А работать мне когда? А готовить? А убирать?
Он пожал плечами, ушёл в спальню.
Верочка сидела на полу в детской, прислонившись спиной к стене. Мокрые тряпки вокруг. Тишина. Хотелось закричать. Или заплакать. Или сбежать.
Но некуда было бежать.
***
В понедельник Верочка проспала. Разбудил Макар, уже одетый, с портфелем.
— Вер, уже восемь. Я побежал.
Она вскочила, кинулась будить мальчишек. Те ныли, не хотели вставать. Кое-как натянула на них форму, заплела Глебу волосы.
Голова раскалывалась.
— Мам, а завтрак? — Кирилл смотрел на неё обиженно.
— Купите в школьной столовой, — она сунула им деньги. — Быстрее, опоздаем!
По дороге мальчишки ссорились. Верочка вела машину и чувствовала, как нарастает раздражение. Ей хотелось развернуться, поехать куда угодно, только не на работу. Хотелось спать. Хотелось тишины.
— Мама! — закричал Глеб с заднего сиденья. — Кирилл меня толкнул!
— Не толкал я! Врёт!
— Затухните оба! — вырвалось у неё.
Мальчишки замолчали. Она увидела в зеркале лицо Глеба — он сжал губы, отвернулся к окну.
Вечером той же ночи, когда дети наконец уснули, Верочка села за кухонный стол. Перед ней лежал список: завтра купить продукты, послезавтра родительское собрание, в четверг к стоматологу с Глебом, в пятницу сдать отчёт на работе. И ещё день рождения Кирилла через неделю — надо придумать, организовать, купить подарки.
Она положила голову на руки и закрыла глаза.
— Верочка, ты не спишь? — В дверях стояла Тамара Леонидовна. — Чай будешь?
— Нет, спасибо.
— Ты что-то совсем замученная. Может, витамины попить?
Верочка подняла голову.
— Тамара Леонидовна, а вы можете завтра с мальчишками посидеть? Мне на собрание в школу нужно, а Макар работает допоздна.
— Ой, Верочка, я бы с радостью, но у меня завтра врач. Да и не знаю я, что с ними делать, если что. Лучше ты сама.
— Хорошо, — Верочка встала. — Спокойной ночи.
Она легла рядом с Макаром. Он спал, слегка похрапывая. Она смотрела в темноту и думала: когда же это кончится? Когда станет легче?
Не находила ответа.
На работе Верочка не могла сосредоточиться. К обеду позвонил Макар.
— Как дела?
— Нормально.
— Ты чего такая?
— Устала просто.
— Вер, потерпи. Скоро мама адаптируется, будет легче.
Она не ответила.
Вечером, когда забрала мальчишек из школы, увидела: в квартире разбросаны игрушки, на кухне гора немытой посуды, Тамара Леонидовна сидит в своей комнате с книгой.
— Вы не могли хотя бы посуду помыть? — спросила Верочка, стараясь говорить спокойно.
— Верочка, милая, я же не хочу лезть. Это твоя посуда, твоё хозяйство. Я в гостях, понимаешь? Неудобно как-то.
— Вы не в гостях, вы дома!
— Нет, Верочка, — Тамара Леонидовна покачала головой. — Это ваш дом. С Макаром. Я просто временно.
Временно уже два месяца.
Верочка развернулась, пошла на кухню. Мыла посуду, пока мальчишки дрались в детской. Потом готовила ужин. Потом кормила всех. Потом укладывала детей спать — они не хотели, вырывались, требовали ещё мультиков.
Когда наконец легли, она рухнула на диван в гостиной. Нет, не в гостиной — теперь это комната свекрови.
Рухнула на кровать в спальне.
Макар пришёл поздно, поужинал разогретым супом, сел рядом.
— Ты не заболела?
— Нет.
— Просто у тебя вид…
— Какой вид? — она посмотрела на него. — Усталый? Так и есть. Я устала, Макар.
— Все устают.
— Я каждый день встаю в семь. Готовлю завтрак. Развожу детей. Работаю. Забираю детей. Готовлю ужин. Мою посуду. Убираю квартиру. Укладываю мальчишек. А в выходные всё то же самое, только без работы. Твоя мать сидит в своей комнате и не делает ничего. Ничего, Макар! Даже посуду за собой не моет!
— Так попроси её.
— Я просила! Она говорит, что не хочет лезть в чужое хозяйство!
— Ну и ладно. Зато мы не мотаемся к ней каждый день.
Верочка встала.
— Спокойной ночи, — сказала она и вышла.
Легла на диван в детской, под лёгкий храп Глеба. Лежала и смотрела в потолок. Слёзы текли сами собой.
***
Во вторник Тамара Леонидовна вышла гулять. Верочка вернулась с работы в пять, свекрови не было. Позвонила ей — не брала трубку. Позвонила через полчаса — опять не брала.
В шесть начала волноваться. Обзвонила соседей — никто не видел. Спустилась во двор, обошла ближайшие магазины. Вернулась домой.
В семь Верочка звонила каждые десять минут. В восемь позвонила Макару, и голос дрожал.
— Твоя мать ушла гулять и не возвращается. Телефон не берёт. Её нет уже шесть часов.
— Может, села батарейка.
— Макар, я волнуюсь! Она же после инсульта!
— Господи, Вера, ну сходи поищи еще раз получше! По всем дворам! Ты что, не понимаешь, что она больной старый человек?!
Верочка выключила телефон. Оделась, сказала мальчишкам не открывать дверь никому. Вышла на улицу. Смеркалось. Холодный ветер трепал волосы, забивался под куртку.
Она шла по знакомым дорожкам и представляла самое страшное. Как Тамара Леонидовна лежит где-то без сознания. Как ей плохо. Как она, Верочка, виновата. Как Макар скажет: ты не уследила.
Обошла все близлежащие дворы. Заглянула в магазины, в аптеку, в кафе на углу. Спросила у продавщицы — не видела ли пожилую женщину. Не видела.
Вернулась домой. Свекрови не было.
Руки тряслись, когда она набрала номер Макара.
— Её нет! Я обошла всё! Всё! Что делать?!
— Я еду. Жди.
Он примчался через сорок минут. Верочка стояла у подъезда, обхватив себя руками. Было холодно. Или её трясло от страха — она не понимала.
Макар выскочил из машины, даже не взглянул на неё. Кинулся искать. Она пошла за ним, почти бежала, чтобы успеть.
Они обошли весь район. Заглядывали за гаражи, в подвалы, в тёмные углы дворов. Верочка звала:
— Тамара Леонидовна! Тамара Леонидовна!
Её голос срывался на крик.
Нашли у соседнего дома рядом с подъездом. Свекровь сидела на лавочке, растерянная, с потухшим телефоном в руке. Увидела их и заплакала.
— Макарушка! Я заблудилась! Не могу найти наш подъезд! Думала, он здесь, а это не тот дом!
Макар обнял её, погладил по спине, по голове.
— Всё хорошо, мам. Всё хорошо. Я здесь. Пойдём домой.
Тамара Леонидовна встала, взяла его под руку. Потом обернулась к Верочке, и в глазах была обида.
Макар резко развернулся. Лицо красное, кулаки сжаты.
— Как ты могла не уследить?! Она же больна! Ей нельзя одной!
Верочка стояла и смотрела на него. На покрасневшее лицо, на сжатые кулаки. Что-то внутри неё надломилось. Щёлкнуло. Оборвалось.
— Как я должна была уследить? — спросила она тихо. — Я на работе была. На работе, Макар. Откуда я знала, что она уйдёт?
— Ты же искала её говоришь! Должна была лучше следить!
— КАК?! — закричала она. — Как я должна следить?! Сидеть дома? Бросить работу? Ставить на неё няньку?
— Вера, мама больна…
— Я ЗНАЮ! — Слёзы полились сами собой, но она не замолкала. — Я знаю, что она больна! Я знаю, что ей тяжело! Но мне тоже тяжело! Понимаешь?! Я не могу везде успевать! За мальчишками, за домом, за работой, за твоей матерью! Я одна тяну всё это! Одна!
— Ты не одна, я…
— Ты?! — Она смотрела на него, и в груди клокотало. — Ты спишь до обеда в выходные! Ты приходишь с работы и садишься перед телевизором! Ты не готовишь, не убираешь, не стираешь! Твоя мать сидит в своей комнате и ничего не делает! Пальцем же не пошевелит! А я пашу как лошадь! Каждый день! Без выходных!
— Вер, успокойся…
— НЕ НАДО МНЕ ГОВОРИТЬ УСПОКОИТЬСЯ! — кричала она, и соседи выглядывали из окон, но ей было всё равно. — Я устала, Макар! Я не могу больше! И когда что-то случается — виновата всегда я! Я не уследила! Я плохая жена, плохая мать, плохая невестка! А где ты был?! Где?!
Он молчал. Тамара Леонидовна притихла рядом, опустив голову.
— Забирай её, — сказала Верочка, и голос её дрогнул. — Назад. Увози! Или найми кого-нибудь. Но я больше не могу. Слышишь? Не могу.
Она развернулась и пошла к дому. Ноги подкашивались. Хотелось упасть прямо здесь, на холодный асфальт, и не вставать. Но она шла. Шаг за шагом.
Поднялась по лестнице, вошла в квартиру. Мальчишки выбежали навстречу, испуганные, с вопросами, но она прошла мимо, закрылась в ванной.
Села на край ванны. Закрыла лицо руками. И заплакала. Долго, навзрыд, как не плакала, наверное, с детства.
Всё выходило наружу. Усталость. Обида. Злость. Отчаяние.
***
Макар и Тамара Леонидовна пришли через двадцать минут. Верочка сидела на кухне с чаем. Свекровь прошла в свою комнату, Макар сел напротив.
— Прости, — сказал он. — Я не должен был кричать.
— Я правда больше не могу, — ответила она. — Отвези её обратно. Или наймём сиделку.
— Вер…
— Макар, я устала. Я вся на нервах. Я срываюсь на детях. Я не могу нормально работать. Мне плохо.
Он молчал, глядя в стол.
— Я поговорю с ней, — наконец сказал он.
Утром он ушёл на работу, ничего не сказав. Верочка собрала детей в школу, поехала в офис. Весь день ждала звонка. Он позвонил вечером.
— Я перехожу на удалёнку, — сказал Макар. — Два дня в неделю буду дома. Буду следить за мамой. И помогать с детьми.
— Макар…
— И мы будем готовить по очереди. Я в понедельник, среду, пятницу. Ты во вторник, четверг. В выходные вместе.
Верочка молчала.
— Я всё понял, — добавил он тихо. — Прости.
Вечером Тамара Леонидовна вышла из своей комнаты, когда Верочка мыла посуду. Встала рядом, взяла полотенце.
— Я буду вытирать, — сказала она. — И глажку возьму на себя. И мальчишек постараюсь научить убирать за собой.
— Тамара Леонидовна…
— Я боялась, — свекровь не смотрела на неё. — После инсульта я всего боюсь. Боюсь, что стану обузой. Что буду мешать. Думала, если не буду лезть, будет лучше. А вышло хуже.
Верочка поставила тарелку в сушилку.
— Я не хотела кричать, — сказала она. — Просто устала.
— Я знаю, Верочка. Знаю.
Они молчали, стоя рядом. За окном сгущались сумерки. На кухне было тепло и тихо.
Верочка подумала, что, может быть, теперь будет легче. Может быть.
Но верилось с трудом.
