— Все наши накопления, до копейки, нужно отдать моей маме, — тихо, но твердо произнес Стас, не поднимая глаз от своей тарелки с остывшим ужином.
Марина замерла с чашкой чая на полпути ко рту. Она несколько секунд переваривала фразу, уверенная, что ослышалась. За окном их съемной однушки сгущались октябрьские сумерки, мелкий дождь монотонно барабанил по карнизу. Эта унылая мелодия идеально подходила к их интерьеру: старенький диван, продавленный в центре, шаткий стол, который они накрыли веселенькой клеенкой в попытке скрасить убожество, и кухонный гарнитур из восьмидесятых.
— Что, прости? — переспросила она, ставя чашку на стол так резко, что чай выплеснулся в блюдце. — Какие накопления? Наши? Те, что мы на первый взнос за квартиру откладываем?
— Да, наши, — Стас наконец поднял на нее взгляд. В его серых глазах плескалась странная смесь из вины и упрямства. — Понимаешь, тут такое дело… Маме подвернулся уникальный шанс.
Марина молча смотрела на мужа. Они были женаты три года. Три года они жили в этой тесной квартирке, отказывая себе во всем. Отпуск — на даче у ее родителей. Новая одежда — только по острой необходимости. Походы в кафе — по большим праздникам. Каждый рубль, каждая премия, каждая «левая» копейка, заработанная Стасом на подработках, и ее сэкономленные с зарплаты фармацевта деньги — все шло в одну копилку. В их общую мечту. Они почти набрали нужную сумму на первый взнос за двухкомнатную квартиру в новостройке на окраине. Еще полгода, максимум год, и они бы съехали из этого «скворечника».
— Какой еще шанс, Стас? — голос Марины стал ледяным. — Шанс лишить нас нашего будущего?
— Не говори так, — поморщился он. — Ты же знаешь, как мама живет. Всю жизнь в этой хрущевке с продуваемыми окнами. А тут рядом с ней начали строить новый дом. И застройщик, в честь старта продаж, предлагает квартиры по очень выгодной цене. Буквально через месяц цены взлетят. Это ее единственная возможность переехать в нормальное жилье. Она всю жизнь на меня положила, одна тянула. Я не могу ее подвести.
Марина глубоко вздохнула, пытаясь унять подступающую к горлу волну негодования. Она старалась рассуждать логически.
— Хорошо. Я понимаю твое желание помочь матери. Но почему все накопления? Сколько стоит та квартира?
— Ну… — Стас замялся, снова уставившись в тарелку. — Нам как раз хватает. Вот точь-в-точь. На однокомнатную. Она больше и не хочет.
В ушах у Марины зазвенело. Хватает. Их три года экономии, ее мечты о собственной кухне, где не нужно ютиться боком, о спальне, где будет стоять нормальная кровать, а не скрипучий диван, — всего этого как раз хватает на квартиру для свекрови.
— А мы? — спросила она так тихо, что сама едва расслышала свой голос. — Что будет с нами, Стас?
— Марин, ну ты чего? — он посмотрел на нее с укоризной, будто это она говорила несусветные глупости. — Мы же молодые, сильные. Заработаем еще! Ну, поживем тут лишний годик-другой, что такого? Зато мама будет в тепле и комфорте. Это же главное.
«Для кого главное?» — хотела закричать она, но лишь сжала ладони так, что ногти впились в кожу. Она посмотрела на своего мужа — человека, которого, как ей казалось, она знала. Сейчас перед ней сидел чужой мужчина, который легким движением руки перечеркивал их общую жизнь и общие планы.
— Нет, Стас. Я не согласна, — отрезала она. — Половина этих денег — моя. И я откладывала их не на квартиру для твоей мамы, как бы я ее ни уважала. Я откладывала их на наш дом.
— Ты сейчас серьезно? — его голос тоже стал жестче. — Ты будешь считать копейки, когда речь идет о моей матери? Я не ожидал от тебя такой мелочности.
— Мелочности? — Марина рассмеялась, но смех получился каким-то сдавленным, похожим на всхлип. — Мелочность — это три года носить одно зимнее пальто, потому что «надо копить». Мелочность — это отказывать себе в походе к стоматологу, потому что «каждый рубль на счету». А то, что я не хочу отдавать плоды своего труда и свои мечты чужому, по сути, человеку — это не мелочность. Это здравый смысл.
Он вскочил из-за стола, с грохотом отодвинув стул.
— Она мне не чужой человек! Она моя мать! И я не позволю тебе так о ней говорить. Вопрос решен. Завтра мы снимаем деньги.
Стас вышел из кухни, хлопнув дверью. Марина осталась сидеть в оглушительной тишине, нарушаемой лишь стуком дождя. В один миг ее уютный, хоть и бедный, мир рухнул. И дело было не только в деньгах. Дело было в предательстве…
Следующие несколько дней превратились в холодную войну. Они почти не разговаривали. Стас был демонстративно обижен, всем своим видом показывая, какую черствость и эгоизм проявила его жена. Марина же пребывала в состоянии заморозки. Она ходила на работу, механически отпускала лекарства, улыбалась покупателям, а внутри у нее все окаменело.
Она пыталась поговорить с ним еще раз, вечером, когда он, лежа на диване, смотрел в телефон.
— Стас, давай обсудим это как взрослые люди. Может, есть другой выход? Взять кредит? Продать что-то из ее вещей?
— Какой кредит? — он даже не повернул головы. — Чтобы она в свои шестьдесят лет платила ипотеку? И что продавать? Старый сервиз? Не говори ерунды. Есть простое и логичное решение.
— Логичное для кого? Для тебя и твоей мамы? А где в этом решении я, Стас? Где наша семья?
— Наша семья на месте. Просто сейчас приоритеты другие. Маме нужна помощь. Мы, как семья, должны ей помочь.
«Мы, как семья…» — эта фраза резанула ее по сердцу. Он говорил «мы», но подразумевал «ты должна понять и принять мое решение».
В субботу утром Марина, не выдержав, поехала к свекрови, Тамаре Петровне. Она решила поговорить с ней напрямую, без посредников. Тамара Петровна жила в старой пятиэтажке на другом конце города. Она встретила невестку с неизменной вежливой улыбкой. Сама свекровь была женщиной еще не старой, подтянутой, с аккуратной короткой стрижкой крашеных в светлый тон волос. Она всегда одевалась просто, но с каким-то особым, только ей присущим шиком.
— Мариночка, деточка, проходи! — засуетилась она. — Какими судьбами? Стасик что-то натворил?
Марина вошла в небольшую, но очень чистую квартирку. Пахло валокордином и чем-то сладковатым, кажется, печеньем.
— Тамара Петровна, я по серьезному вопросу. По поводу квартиры.
Свекровь тут же сделала скорбное лицо и прижала руку к сердцу.
— Ох, деточка, я так и знала, что тебе это не понравится. Я же Стасику говорила: «Не надо, сынок, у вас свои планы. Я уж как-нибудь тут доживу свой век». А он уперся. «Мама, — говорит, — ты для меня все сделала, теперь мой черед». Золотой сын, просто золотой. Не хотела я вас обременять, честное слово.
Она говорила так искренне, с такой материнской горечью в голосе, что на секунду Марина почувствовала себя настоящим монстром. Но только на секунду.
— Мы три года копили на свое жилье, — ровно сказала Марина, глядя свекрови прямо в глаза. — Мы отказывали себе во всем. Это не просто деньги, это наша мечта.
— Конечно, конечно, я все понимаю, — закивала Тамара Петровна, а ее глаза увлажнились. — Но ты пойми и меня. Мне уже не шестнадцать лет. Спина болит, ноги гудят. Пятый этаж без лифта. Каждое утро и вечер — это подвиг. А там… там и лифт, и пандус, и все новенькое, чистенькое. Это же не прихоть, Мариночка, это необходимость. Последний шанс пожить по-человечески.
Она говорила, а Марина смотрела на нее и видела не слабую, больную женщину, а умелого манипулятора. Каждое слово было выверено, каждая слезинка — на своем месте.
— А почему именно сейчас? — спросила Марина. — Почему нельзя было подождать, пока мы купим себе квартиру, а потом уже думать о вашей?
— Так ведь цена, деточка! — всплеснула руками свекровь. — Застройщик такую скидку дает только на старте! Потом будет в полтора раза дороже! Стасик все просчитал. Он у меня умница, инженер. Сказал, что это самое выгодное вложение.
Марина вернулась домой опустошенная. Разговор со свекровью не дал ничего, кроме окончательной уверенности в том, что ее просто выставили за скобки в этой семейной сделке.
Вечером она позвонила своей старшей сестре Лене.
— Лен, привет. У меня тут… — и Марина, сама от себя не ожидая, разревелась прямо в трубку, сбивчиво пересказывая события последних дней.
Лена, женщина практичная и резкая, выслушала молча.
— Так, стоп. Без слез. Давай по фактам. Название застройщика знаешь? Название жилого комплекса?
— Да, Стас говорил что-то вроде «Ясный берег».
— Отлично. Сейчас я кое-что проверю. Не раскисай, сестренка. Тут что-то нечисто.
Через полчаса Лена перезвонила. Ее голос звенел от возмущения.
— Маринка, ты сидишь? Сядь. В общем, я позвонила в отдел продаж этого твоего «Ясного берега». Представилась покупателем. Знаешь, что такое «уникальная скидка на старте продаж»?
— Что? — похолодев, спросила Марина.
— Обычная цена! Это их стандартная цена на данном этапе строительства! Более того, менеджер мне прямым текстом сказал, что это маркетинговый ход, и никакой «уникальной возможности» нет. Цены если и поднимутся, то незначительно, и точно не через месяц. Они так всех клиентов завлекают.
Марина молчала. Воздуха не хватало.
— Но это еще не все, — продолжала Лена. — Я спросила про однокомнатные квартиры, на которые якобы хватает ваших денег. Так вот, самая дешевая студия там стоит на триста тысяч дороже, чем ваша накопленная сумма. Понимаешь? Вам даже на нее не хватает!
Мир Марины, который до этого треснул, теперь разлетелся на тысячи мелких осколков. Ложь. Все было ложью. И не только со стороны свекрови, но и со стороны ее собственного мужа. Он не мог, как инженер, не проверить цены. Он не мог не знать, что денег не хватает. Значит, он знал. И врал ей в лицо…
С этой новой информацией Марина прожила еще один день. Она не знала, что делать. Часть ее хотела собрать вещи и уйти немедленно. Другая часть, та, что все еще помнила, как сильно она любила Стаса, шептала, что нужно во всем разобраться.
Она дождалась вечера. Стас пришел с работы уставший и, как обычно, демонстративно молчаливый. Он прошел на кухню, налил себе воды и собрался уходить.
— Стас, постой, — голос Марины был на удивление спокойным. Он остановился в дверях. — Я звонила застройщику. В «Ясный берег».
На лице Стаса не дрогнул ни один мускул, но Марина увидела, как он на мгновение напрягся.
— И что? — бросил он небрежно.
— А то, что нет никакой «уникальной скидки». Это их обычная цена. И она будет такой еще несколько месяцев. И самое интересное — нам не хватает на ту квартиру. Даже на самую маленькую студию. Не хватает трехсот тысяч.
Она ждала чего угодно: что он начнет оправдываться, извиняться, злиться на мать, которая его обманула. Но Стас лишь тяжело вздохнул и потер переносицу.
— Ну да. Не хватает. Я собирался взять недостающую сумму в кредит. На себя.
Марина смотрела на него во все глаза.
— Кредит? То есть ты собирался отдать все наши общие деньги, а потом еще и повесить на нашу семью кредит? Ради квартиры для мамы? А нам, значит, снова начинать с абсолютного нуля?
— Да! — вдруг взорвался он. — Да, именно так! Потому что это мой долг! Она одна меня растила, ночей не спала, на трех работах пахала, чтобы у меня все было! Чтобы я выучился, стал человеком! А ты… ты выросла в полной семье, у тебя всегда были и папа, и мама, и сестра. Ты никогда не поймешь, что это такое — быть обязанным!
— Обязанным? — переспросила Марина. — Стас, быть благодарным и быть рабом — это разные вещи. Твоя мама манипулирует тобой, а ты этого не видишь. Она солгала про цену, солгала про сроки…
— Не смей так говорить о ней! — закричал он, и его лицо исказилось от ярости. — Даже если она что-то и приукрасила, она это заслужила! Она заслужила эту квартиру больше, чем мы с тобой!
Это была последняя капля. Марина поняла, что спорить бесполезно. Он был глух и слеп. В его системе ценностей ее место было где-то далеко позади его матери. Их семья, их будущее — все это было вторично. Главным был его «долг».
— Хорошо, — сказала она тихо и холодно. — Я тебя поняла.
Она развернулась и ушла в комнату. Стас, видимо, решив, что она наконец «смирилась», остался на кухне, победно попивая воду.
Марина открыла ноутбук. Вошла в онлайн-банк. На их общем накопительном счету лежала внушительная сумма. Она смотрела на эти цифры, и перед глазами проносились три года ее жизни: отказы, экономия, мечты. Она провела несколько несложных вычислений. Сумма делилась на два почти идеально.
Она перевела ровно половину на свой личный счет, который предусмотрительно открыла пару дней назад по совету сестры. Затем она открыла сайт по аренде квартир. Нашла небольшую, но уютную студию недалеко от своей работы. Позвонила. Договорилась о просмотре на завтрашнее утро…
Утром Стас, собираясь на работу, был в приподнятом настроении. Он даже попытался заговорить с ней.
— Марин, ну ты не дуйся. Вот решим вопрос с мамой, и сразу за нас возьмемся. Я подработок больше наберу, быстро снова накопим.
Марина молча пила кофе, глядя в окно. Она уже не злилась. Внутри была звенящая пустота и какая-то холодная решимость.
— Я сегодня с работы пораньше уйду, — сказала она. — Дела.
— Хорошо, — кивнул он, не придав этому значения, и ушел.
Как только за ним закрылась дверь, Марина начала действовать. Она съездила, посмотрела квартиру — та оказалась даже лучше, чем на фото. Она тут же подписала договор и отдала залог. Потом вызвала грузовое такси. Она не стала забирать все. Только свои личные вещи, одежду, книги, ноутбук. Посуду, которую дарила ее мама на свадьбу. Постельное белье. Она не тронула ничего из того, что они покупали вместе. Даже старенький телевизор, на который она скидывала половину, остался стоять на своей тумбе.
Когда она в последний раз обводила взглядом опустевшую наполовину квартиру, на глаза навернулись слезы. Но это были слезы не жалости к себе, а прощания с прошлым. С иллюзиями.
Вечером, когда Стас вернулся домой, его встретила полупустая квартира и записка на кухонном столе.
«Стас. Половину накоплений я взяла себе. Это ровно та часть, которую я заработала. Свою половину можешь отдать маме. Можешь взять кредит. Можешь копить снова. Это больше не мое дело. Я подаю на развод. Прощай. Марина».
Он несколько раз перечитал записку, потом обвел ошарашенным взглядом комнату. Он бросился к телефону, начал набирать ее номер. Номер был недоступен. Он звонил и звонил, с каждой минутой все больше паникуя. Он не мог поверить. Как? Почему? Он же все делал правильно. Он заботился о матери. Разве это преступление?
Он позвонил Тамаре Петровне.
— Мама, она ушла! — кричал он в трубку. — Марина ушла! И деньги забрала!
— Какая наглость! — ахнула на том конце провода Тамара Петровна. — Я так и знала, что она корыстная! Не переживай, сынок, вернется. Пообижается и вернется, куда она денется?
Но Марина не вернулась. Ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Она обустраивала свою новую, пусть и крошечную, жизнь. Впервые за три года она купила себе новое платье — не потому что надо, а потому что захотелось. Сходила с Леной в кино. Записалась к стоматологу, которого так долго откладывала.
Иногда по ночам, лежа в своей новой кровати, она плакала. Она оплакивала не Стаса, а ту любовь и ту мечту, которую он растоптал. Но с каждым днем эта боль становилась все тише.
Стас так и отдал свою часть денег матери. Взял кредит. Они купили ту квартиру в «Ясном береге». Он помог ей с переездом. Тамара Петровна была счастлива. Она звонила ему каждый день, рассказывая, какая у нее чудесная кухня и какой прекрасный вид из окна. А он, возвращаясь в их теперь уже бывшую общую съемную однушку, садился за тот же шаткий стол и смотрел на пустое место напротив. Он часто вспоминал слова Марины: «А где в этом решении я? Где наша семья?». И впервые с пугающей ясностью он начал понимать, что, выбирая прошлое в лице материнского «долга», он навсегда потерял свое будущее. Но было уже слишком поздно.
