Свекровь вошла в квартиру без стука — у неё ведь был свой ключ. Марина услышала характерный щелчок замка и замерла над раковиной с тарелкой в руках. Сердце предательски ухнуло вниз. Всегда так. Каждый раз, когда Тамара Ивановна появлялась на пороге, в воздухе появлялось что-то тяжёлое, липкое, от чего хотелось распахнуть все окна настежь.
— Маринка! Ты дома? — голос свекрови звучал нарочито бодро, но в нём угадывалась металлическая нотка.
— Здесь, — отозвалась Марина, вытирая руки о полотенце.
Свекровь прошла на кухню. Одета безупречно, как всегда: строгий костюм, причёска уложена волосок к волоску, лёгкий запах дорогих духов. Тамара Ивановна умела выглядеть дорого даже в домашней обстановке. Она окинула взглядом кухню, и Марина почувствовала, как тот самый придирчивый взгляд выискивает малейшие промахи. Крошки на столе? Немытая кастрюля в раковине? Пятно на плите?
— Одна сидишь? А где Игорёк? — спросила свекровь, усаживаясь за стол без приглашения.
— На работе ещё. Вернётся к восьми.
— К восьми… — Тамара Ивановна задумчиво покачала головой. — Мой сын работает до ночи, а жена дома сидит. Интересная семья получается.
Марина стиснула зубы. Начинается. Каждый визит свекрови превращался в экзамен, который невозможно сдать. Она работала удалённо переводчиком, но для Тамары Ивановны это не считалось настоящей работой. Настоящая работа — это офис, начальник над душой и зарплата не меньше сыновьей.
— Я работаю из дома, вы же знаете, — спокойно ответила Марина.
— Работа, — свекровь усмехнулась. — Ну да, конечно. В халате за компьютером посидеть — это, конечно, серьёзный труд.
Марина не стала спорить. Бесполезно. За три года замужества она выучила это правило назубок. Со свекровью не спорят — свекровь всегда права. Даже когда неправа. Особенно когда неправа.
— Я пришла не просто так, — Тамара Ивановна положила на стол свою дорогую сумочку и сложила руки. Жест был торжественным, почти театральным. — Нам нужно серьёзно поговорить. О вашем будущем.
У Марины внутри всё сжалось. Когда свекровь начинала разговор о «будущем», ничего хорошего не следовало.
— У меня есть предложение, — продолжила Тамара Ивановна, разглаживая несуществующие складки на юбке. — Я долго думала, как помочь вам с Игорьком. Молодая семья, съёмная квартира, расходы… Я же вижу, как вы мучаетесь.
Марина молчала. Они не мучались. Да, снимали квартиру, но справлялись. У Игоря была хорошая зарплата, у неё — стабильные заказы. Откладывали понемногу на первоначальный взнос по ипотеке. Жили скромно, но это была их жизнь. Их выбор. Их маленький мир, в который свекровь постоянно пыталась вторгнуться.
— Я решила вам помочь, — свекровь сделала паузу, наслаждаясь моментом. — Переезжайте ко мне. У меня четырёхкомнатная квартира, места хватит всем. Вы сэкономите на аренде, сможете быстрее накопить на своё жильё. Я буду рядом, помогу с бытом, с готовкой. Одной женщине в доме легче, когда есть поддержка.
Мир вокруг Марины качнулся. Она посмотрела на свекровь и увидела в её глазах торжество. Тамара Ивановна улыбалась, но эта улыбка была хищной. Она только что поставила ловушку, идеальную, безупречную ловушку, из которой невозможно выбраться без скандала.
Отказать? Значит, показать неблагодарность. Мол, свекровь от чистого сердца предлагает помощь, а невестка нос воротит. Согласиться? Значит, окончательно потерять свободу. Жить под одной крышей с Тамарой Ивановной — это был кошмар похуже любых финансовых трудностей.
— Это… очень щедрое предложение, — медленно проговорила Марина, судорожно соображая, как выкрутиться. — Но мы с Игорем не обсуждали такую возможность…
— Зачем обсуждать? — свекровь махнула рукой. — Я уже всё решила. И Игорёк согласен.
Последние слова прозвучали как пощёчина.
— Что? — Марина не поверила своим ушам. — Игорь согласен?
— Конечно. Я звонила ему сегодня днём. Он сказал, что это разумное решение. Экономия, комфорт, семья рядом. Мой сын всегда был практичным человеком.
Внутри Марины что-то оборвалось. Игорь знал. Он знал заранее и не сказал ей ни слова. Не обсудил, не спросил её мнения. Просто согласился с мамой, как всегда. Как он соглашался последние три года по любому вопросу. Куда поехать отдыхать? Спросим маму. Какую мебель купить? Мама посоветует. Когда рожать детей? Когда мама скажет, что пора.
У Марины перехватило дыхание. Она вдруг поняла, что живёт не с мужем. Она живёт с филиалом свекрови. С её продолжением. С послушным сыном, который даже в тридцать лет не научился говорить матери «нет».
— Я начала освобождать комнату для вас, — продолжала свекровь, не замечая состояния невестки. — Там сейчас мои старые вещи, но я их уберу. Переезжайте хоть в эти выходные. Чего тянуть? За квартиру вы уже заплатили за этот месяц, но со следующего можно не платить. Сэкономите деньги.
Сэкономите. Это слово звучало как заклинание. Как оправдание для любого вторжения в их жизнь. Марина смотрела на свекровь и вдруг отчётливо увидела своё будущее. Завтраки под надзором Тамары Ивановны. Комментарии по поводу каждого блюда, каждой покупки, каждого решения. Вечера, когда свекровь будет сидеть с ними в гостиной, вставляя своё мнение в каждый разговор. Ночи, когда даже в собственной спальне она не сможет чувствовать себя свободной, потому что за стеной будет дежурить Тамара Ивановна, прислушиваясь, контролируя, оценивая.
— Я не хочу, — тихо сказала Марина.
Свекровь замерла. На её лице отразилось искреннее недоумение.
— Что ты сказала?
— Я не хочу переезжать к вам, — Марина подняла голову и посмотрела свекрови прямо в глаза. — Спасибо за предложение, но мы справимся сами.
Тамара Ивановна несколько секунд молчала. Потом на её лице медленно расползлась улыбка. Не добрая. Холодная, полная презрения.
— Ах вот как, — она откинулась на спинку стула. — Значит, ты отказываешься от помощи семьи? От заботы?
— Я не отказываюсь от помощи, — Марина чувствовала, как внутри неё поднимается волна, которую она слишком долго сдерживала. — Я отказываюсь жить под чужим контролем.
— Контролем? — свекровь изобразила оскорблённое удивление. — Я хочу помочь, а ты называешь это контролем?
— Да! — голос Марины окреп. — Потому что это и есть контроль. Вы хотите, чтобы мы жили у вас, чтобы каждый наш шаг был у вас на виду. Чтобы я готовила так, как считаете правильным вы. Чтобы мы жили по вашим правилам. Это не помощь. Это захват.
Лицо свекрови потемнело. Маска доброжелательности слетела, обнажив то, что всегда скрывалось за ней — холодную ярость.
— Да как ты смеешь?! — Тамара Ивановна вскочила со стула. — Я растила Игоря одна! Я вкладывала в него всё! И какую-то выскочку, которая три года назад прибилась к моему сыну, я слушать не буду!
— Я не выскочка, — Марина тоже встала. Её руки дрожали, но голос был твёрдым. — Я жена вашего сына. И у нас своя семья. Отдельная от вас.
— Отдельная? — свекровь зло рассмеялась. — Ты думаешь, ты можешь быть отдельно от меня? Игорь — мой сын! Он всегда будет моим сыном! И всё, что ты пытаешься построить, это иллюзия. Он слушает меня. Он всегда слушал и будет слушать. Потому что я мать. А ты… Ты так, временная.
Эти слова ударили больнее, чем любая пощёчина. Марина задохнулась от обиды и гнева. Но вместо слёз, которых ждала свекровь, в ней вспыхнуло что-то другое. Решимость.
— Вы правы, — медленно произнесла она. — Игорь слушает вас. Он всегда вас слушал. Даже когда должен был слушать меня. Но знаете что? Я больше не буду с этим мириться.
— О, какая храбрая! — ехидно протянула Тамара Ивановна. — И что ты сделаешь? Устроишь истерику? Заставишь Игоря выбирать между мной и тобой? Попробуй. Посмотрим, кого он выберет.
Марина знала ответ. Она всегда знала. Игорь выберет маму. Он любил Марину, она не сомневалась в этом. Но любовь к матери была в нём костяной, первичной. Это была любовь, замешанная на страхе разочаровать, на вине, на годах манипуляций, которые Тамара Ивановна искусно внедряла в сознание сына. Выбора не было. Точнее, выбор был сделан давно, ещё до свадьбы.
— Я не буду заставлять его выбирать, — тихо сказала Марина. — Потому что я уже знаю результат.
Свекровь торжествующе усмехнулась. Она считала, что победила. Но Марина ещё не закончила.
— Но я сделаю выбор сама, — она подняла голову выше. — Я ухожу.
Тамара Ивановна застыла. Торжество на её лице сменилось растерянностью.
— Что?
— Я ухожу от Игоря, — повторила Марина чётко. — Вы можете забрать сына обратно. Полностью. Живите с ним, контролируйте его, решайте за него всё. Только без меня.
— Ты шутишь, — свекровь нервно рассмеялась. — Ты не уйдёшь. Ты никуда не денешься.
— Посмотрим.
Марина развернулась и пошла в спальню. Руки дрожали так сильно, что она едва смогла достать с антресолей старую сумку. Начала складывать вещи: платья, джинсы, косметичку, документы. Действовала механически, не позволяя себе думать. Если начнёт думать — передумает. А передумывать нельзя. Это был единственный шанс сохранить хоть что-то от себя.
Свекровь появилась на пороге спальни. Растерянность на её лице сменилась гневом.
— Ты пожалеешь об этом! — прошипела она. — Ты останешься ни с чем! Игорь никогда не простит тебе такого предательства!
— Предательство? — Марина обернулась. — Предательство — это когда муж обсуждает переезд с мамой, не спросив жену. Предательство — это когда человек готов пожертвовать своим браком, лишь бы угодить маме. А я просто выбираю себя.
— Эгоистка! — выкрикнула Тамара Ивановна. — Ты разрушаешь семью!
— Нет, — Марина застегнула сумку и взяла её в руки. — Семью разрушили вы. Давно. Когда решили, что Игорь принадлежит только вам. А я просто осознала это слишком поздно.
Она прошла мимо свекрови, взяла с вешалки куртку и сумку с ноутбуком. Документы, деньги на карте, работа, которую можно делать откуда угодно. Этого хватит для начала. Хватит, чтобы выжить. Хватит, чтобы начать жить заново.
— Игорь тебя найдёт! Он тебя вернёт! — кричала свекровь вслед.
— Пусть попробует, — тихо ответила Марина, уже стоя в дверях. — Но возвращаться я буду только к мужу. Не к сыну своей мамы.
Она закрыла за собой дверь. Спустилась по лестнице, вышла на улицу. Ноябрьский ветер ударил в лицо, но она не почувствовала холода. Достала телефон и набрала сообщение Игорю: «Нам нужно серьёзно поговорить. Твоя мама объяснит, где меня искать. Если захочешь.»
Отправила. Выдохнула. Пошла вперёд, не оглядываясь.
Это было не бегство. Это была попытка спасти то, что ещё можно было спасти. Может, Игорь одумается. Может, он поймёт, что мать — это не вся его жизнь. Может, он придёт, и они смогут построить настоящую семью, где будут только двое взрослых людей, без третьего лишнего, который дёргает за ниточки.
А может, он не придёт. И тогда она узнает правду. Жестокую, но освобождающую. И сможет начать строить жизнь не вокруг чужих ожиданий, а вокруг себя самой.
Марина остановилась у автобусной остановки. Достала телефон и позвонила подруге Кате, у которой могла переночевать. Та сразу согласилась, не задавая лишних вопросов. Настоящие друзья всегда чувствуют, когда нужна помощь.
Пока Марина ждала автобус, телефон зазвонил. Игорь. Она посмотрела на экран и глубоко вздохнула. Сердце бешено колотилось. Рука потянулась к кнопке ответа… и замерла.
Нет. Не сейчас. Сначала пусть он поговорит с мамой. Пусть услышит от неё, что произошло. Пусть сделает выбор — сразу побежит защищать маму или задумается, почему жена ушла.
Звонок оборвался. Через минуту пришло сообщение: «Марина, мама сказала, что ты ушла. В чём дело? Ты где? Я выезжаю домой.»
Она не ответила. Подъехал автобус. Села у окна и прижала сумку к себе. В этой сумке был весь её мир. Скромный, но свой. Не купленный ценой унижения и постоянных компромиссов.
Телефон снова зазвонил. Марина посмотрела на имя на экране и вдруг поняла: она не знает, чего хочет больше — чтобы он понял или чтобы он оставил её в покое. И это было самое страшное открытие. Она разлюбила? Или просто устала любить человека, который никогда не сможет поставить её на первое место?
Автобус тронулся. Город за окном плыл огнями и тенями. Где-то там остался Игорь, который, возможно, сейчас впервые задумывается о том, что жена — это не приложение к его жизни с мамой. А может, он сидит рядом с Тамарой Ивановной и слушает, какая неблагодарная выскочка эта Марина.
Марина закрыла глаза. Впервые за три года она чувствовала себя… свободной. Страшно, больно, но свободной. Впереди была неизвестность, но эта неизвестность принадлежала только ей. И это было дороже любой четырёхкомнатной квартиры и любых обещаний экономии.
Она вспомнила лицо свекрови, её торжествующую улыбку, когда та говорила: «Игорь слушает меня». Вспомнила, как Игорь каждый раз соглашался с мамой, даже когда видел, как это задевает Марину. Вспомнила бесконечные визиты Тамары Ивановны, её замечания, её контроль над каждым аспектом их жизни.
Нет. Она не пожалеет. Даже если Игорь не придёт. Даже если придётся начинать всё с нуля. Потому что начинать с нуля лучше, чем медленно растворяться в чужой жизни, теряя себя по крупицам.
Автобус остановился. Марина вышла и побрела к дому Кати. Телефон разрывался от звонков и сообщений. Она его отключила.
Завтра. Завтра она ответит. Завтра решит, что дальше. А сегодня она просто позволит себе дышать. Дышать без удушающего контроля, без чужих ожиданий, без ощущения, что ты вечно не дотягиваешь до чьих-то стандартов.
Она нажала на звонок. Катя открыла дверь и, увидев лицо подруги, молча обняла. Крепко, по-настоящему. И только тогда Марина позволила себе заплакать.
Но это были не слёзы отчаяния. Это были слёзы облегчения. Первый шаг был сделан. Самый страшный. Дальше будет проще.
Или сложнее. Но это будет её выбор. Её жизнь. Её правила.
И никакая свекровь не заберёт у неё эту свободу снова.
