— Нет, Полина. Так не пойдет. Квартира будет записана только на меня.
Слова мужа, Станислава, прозвучали слишком резко. Они стояли в душном офисе застройщика, перед ними на столе лежала кипа документов. Мечта о собственной квартире, такая близкая, вдруг покрылась трещинами.
— Но почему? — только и смогла выдохнуть Полина. — Мы же семья.
— Семья-то семья, а ипотеку на тридцать лет платить мне, — отрезал он, не глядя на нее. — Я беру на себя обязательства, я и буду собственником. Все честно. А ты будешь свидетелем.
Рядом стояла ее мама, Валентина Андреевна. Она вложила в эту квартиру все, что у нее было, — деньги от продажи своей старенькой «двушки» в тихом зеленом дворике, где прошла вся ее жизнь.
Она ничего не сказала, только губы ее сжались в тонкую линию. Не проронив ни слова, она развернулась и вышла в коридор, чтобы дочь не видела ее слез.
Полина почувствовала, как подступают слёзы, но, взглянув на решительное лицо Стаса, подавила их. Главное — не ссориться. Главное — свое жилье. Она взяла ручку и дрожащей рукой поставила свою подпись в графе «свидетель».
***
Первые полгода пролетели как в сказке. Они обустраивали гнездышко, выбирали шторы, смеялись, ужиная на коробках.
Валентина Андреевна взяла на себя весь быт, создавая уют и окружая молодых заботой. Но потом что-то сломалось. Сначала Стас начал задерживаться на работе, потом стал придираться по мелочам.
— Полина, это что такое? — однажды вечером он с отвращением ткнул пальцем в кусок сыра на тарелке. — Опять этот твой бри? Ты знаешь, сколько он стоит? Можно было килограмм «Российского» купить!
— Стас, но ты же его любишь…
— Я люблю экономию! — рявкнул он. — Я тут спину гну на ипотеку, а вы с маман деликатесами балуетесь!
Так начались упреки. Они становились все злее и мелочнее. Каждый чек из магазина подвергался допросу, каждая покупка для дома — критике.
Однажды субботним утром Стас внес в кухню ноутбук и, поставив его на стол, торжественно объявил:
— Так, объявляю собрание!
На экране светилась таблица Excel. Разноцветные столбцы, графики, цифры.
— Я тут все посчитал, — заявил он тоном лектора. — Вот мои доходы. А вот расходы. И, как видите, графа «Содержание семьи» непомерно раздута. Короче говоря, вы мне слишком дорого обходитесь.
Полина опешила.
— Что значит «дорого обходимся»? Мы что, тебя объедаем? Мама готовит, убирает, я…
— С этого дня, — перебил ее Стас, — у нас раздельный бюджет. Я плачу ипотеку и коммуналку. Продукты, одежда, бытовая химия и прочие ваши «хотелки» — это ваша забота. У мамы пенсия, ты тоже работаешь. Думаю, справитесь.
Он ожидал слез, скандала, уговоров. Но Валентина Андреевна, вопреки его ожиданиям, сохраняла ледяное спокойствие. Она внимательно посмотрела на зятя и твердо сказала:
— Хорошо, Станислав. Мы согласны.
Полина взглянула на мать. В ее глазах не было ни страха, ни обиды — только холодная решимость. И Полина поняла: это не поражение.
— Да, — сказала она, выпрямив спину. — Мы согласны.
***
Первый день новой жизни начался с пустого холодильника. Стас, открыв его утром, обнаружил сиротливо стоящую на его полке пачку майонеза и засохший кусок лимона.
Две другие полки были аккуратно заставлены контейнерами с едой, но он знал, что они — не для него.
— А где завтрак? — раздраженно бросил он.
— На твоей полке, — не оборачиваясь, ответила Полина, разливая себе и маме кофе.
Вечером он демонстративно принес из магазина пачку пельменей и сварил их, гремя кастрюлей. Ужинал в одиночестве, уткнувшись в телефон.
Женщины пили чай с домашним яблочным пирогом и обсуждали какой-то сериал. Он чувствовал себя чужим на этой кухне.
Через неделю начались настоящие проблемы.
— Поля, а где мои носки? — крикнул он из спальни.
— Где положил, там и лежат, — донеслось из комнаты.
— Они все грязные!
— Раздельный бюджет — раздельный быт, Стасик, — ласково пропела Полина. — Стиральная машина в ванной. Инструкция на крышке.
Вечером ему нужно было на важную встречу. Все его рубашки лежали мятой кучей в корзине для белья.
Он с ненавистью смотрел на гладильную доску, стоявшую в углу. Он никогда в жизни не держал в руках утюг. Первую рубашку он сжег, оставив на белоснежной ткани уродливый коричневый след. Вторую гладил полчаса, обжигая пальцы и ругаясь сквозь зубы.
Полина сидела в кресле с книгой, но сама краем глаза наблюдала за его мучениями. И в этот момент к ней пришло прозрение.
Сколько лет она делала все это — стирала, гладила, готовила, — не получая взамен даже простого «спасибо». Она была удобным приложением к его жизни. И только теперь, когда эта функция отключилась, он заметил ее отсутствие.
***
Деньги, которые раньше уходили на общие продукты и хозяйственные нужды, теперь оставались у них с мамой.
Сначала Полина не знала, что с ними делать, а потом Валентина Андреевна принесла из своей комнаты старую металлическую коробку из-под печенья.
— Будем копить, — сказала она. — На мечту.
Вечерами, когда Стас запирался в своей комнате с ноутбуком, они садились на диване и открывали планшет. Их мечтой был Крым. Бархатный сезон, теплое море, кипарисы.
Они листали фотографии уютных отелей в Ялте, читали отзывы, смеялись, представляя, как будут гулять по набережной. Стас слышал их смех, и его лицо мрачнело, но он делал вид, что ему все равно.
Через четыре месяца коробка была полна. Полина, ничего не сказав мужу, купила путевки на двоих на две недели. Вечером, когда он в очередной раз жаловался на дороговизну жизни, она спокойно положила перед ним на стол два билета на самолет.
— Мы с мамой уезжаем в отпуск. Послезавтра.
Он ошарашенно уставился на билеты, потом на нее.
— Куда? На какие шиши?
— На свои, Стас, — улыбнулась Полина. — На те самые, что мы не потратили на твой «дорогой» сыр.
В день отъезда он провожал их до такси. Был хмур и молчалив, даже не предложил помочь с чемоданами.
— Ты там… счета за квартиру не забудь оплатить вовремя, — бросила Полина на прощание, садясь в машину. Он остался стоять на тротуаре, растерянно глядя им вслед.
***
Первые пару дней Стас наслаждался тишиной. Никто не жужжал над ухом, не требовал внимания. Но идиллия быстро закончилась.
Гора грязной посуды в раковине росла, чистые рубашки закончились. Он попытался постирать белье, а вытащил из машинки полинявшие розовые майки и серые трусы.
Потом пришла квитанция за квартиру. Близился срок выплаты по ипотеке. Заплатив по счетам он понял, что на жизнь до зарплаты остаются сущие копейки.
На седьмой день, в отчаянии, он позвонил жене.
— Поля, привет. Слушай, а на каком режиме ты белое стираешь?
— Стас, я в отпуске, — донесся из трубки ее безмятежный голос на фоне шума волн. — Посмотри в интернете. Все, пока.
И она повесила трубку.
***
Вечером на кухне с громким щелчком сломался кран. Вода хлынула на пол. Стасу пришлось в панике вызывать аварийную службу, а потом и дорогого мастера, который содрал с него три шкуры за срочность.
Поздно вечером он сидел за столом перед пустым холодильником, в квартире пахло сыростью, а в раковине тоскливо темнела гора грязной посуды.
Он достал телефон и набрал сообщение: «Вы когда возвращаетесь?».
Ответ пришел через минуту: «Пока не знаем. Может, задержимся еще на недельку».
И в этот момент он понял. Раздельный бюджет — это не про деньги. Это про тотальное, абсолютное одиночество. Он сам, своими руками, выстроил стену между собой и близкими людьми, и теперь остался один на один с этим холодным, неуютным бытом в своей собственной, такой желанной квартире.
***
Они вернулись через три недели — загоревшие, отдохнувшие, счастливые.
Полина привезла ему в подарок бутылку крымского вина и баночку можжевелового варенья. Он встречал их в прибранной, но все равно неуютной квартире.
— Давайте… вернём все, как было, — с трудом выдавил он вечером. — Я был неправ.
Полина медленно помешивала чай ложечкой.
— Хорошо, Стас. Мы согласны. Но на одном условии.
— Каком? — с надеждой встрепенулся он.
— Мы переоформляем квартиру. В равных долях на троих. На тебя, на меня и на маму.
Он замер. Он ожидал чего угодно, но не этого.
— Но… Зачем? Я же плачу ипотеку!
— А мама внесла первый взнос, который больше половины стоимости этой квартиры. А я ещё много лет буду жить с тобой и вкладывать в эту семью свой труд, который ты, как выяснилось, совсем не ценишь. Так что или мы все становимся собственниками, или продолжай жить в раздельном бюджете. Выбирай.
Он понял, что выбора у него нет. Впереди маячил либо бытовой ад в одиночестве, либо справедливость. Он молча кивнул.
Процесс переоформления занял почти месяц. В офисе нотариуса Стас подписывал бумаги, не поднимая глаз.
Когда все было кончено, Полина и Валентина Андреевна не чувствовали радости победы. Они чувствовали запоздалое, но такое важное восстановление справедливости.
***
Жизнь постепенно вернулась в привычное русло, но что-то неуловимо изменилось.
Полина по-прежнему вела хозяйство, но теперь делала это легко, без надрыва, оставляя время для себя. Стас стал другим. Он начал говорить «спасибо» за ужин, спрашивать, как прошел ее день, и по выходным пылесосил квартиру.
Однажды вечером он подошел к ней, когда она стояла на балконе, и тихо сказал:
— Прости меня, Поля. Я вел себя как идиот.
— Я не обижаюсь, — спокойно ответила она, глядя на огни ночного города. — Я просто больше не хочу быть «удобной». Я хочу быть счастливой.
И он понял её.
Через пару месяцев Валентина Андреевна, которая нашла себе подработку — вязала на заказ очаровательные детские пинетки, — снова достала свою коробку из-под печенья.
— А не поехать ли нам следующей осенью в Карелию? — с хитринкой спросила она.
— Я поучаствую финансово! — тут же вызвался Стас.
Полина мягко улыбнулась.
— Спасибо, Стас. Но мы сами.
Она вышла на балкон и достала из ящика стола папку с документами на квартиру. Три имени, вписанные в свидетельство о собственности. Она смотрела на них и чувствовала спокойную, твердую уверенность в завтрашнем дне. Урок был усвоен. И не только ею.
