— Мам, ты же понимаешь, что это наша квартира? — Татьяна стояла в дверях, преграждая путь свекрови, которая держала в руках огромную коробку с новыми шторами.
Галина Петровна замерла на пороге. На её лице расцвела улыбка — та самая, которую она всегда надевала перед тем, как начать манипулировать. Татьяна уже выучила все эти маски за три года брака.
— Танечка, милая, я же для вас стараюсь! Посмотри, какие шторы я нашла — натуральный лён, благородный бежевый цвет. А те ваши голубые занавески — это же прошлый век! Соседи смеются, наверное.
Позади Татьяны в коридоре появился Максим. Он выглядел растерянным, как всегда, когда оказывался между двух огней.
— Мам, мы же договаривались, что ты будешь предупреждать о визитах, — мягко сказал он, но Татьяна услышала в его голосе предательские нотки неуверенности.
— Предупреждать? Сыночек, с каких пор мать должна записываться на приём к собственному сыну? — Галина Петровна прижала руку к груди в театральном жесте. — Я же не чужая какая-то!
Татьяна почувствовала, как внутри поднимается знакомая волна раздражения. Три года она терпела эти внезапные визиты, непрошеные советы и подарки, которые были скорее навязыванием чужого вкуса.
— Галина Петровна, спасибо за заботу, но мы сами решим, какие шторы нам нужны, — твёрдо произнесла она.
Свекровь посмотрела на неё с укором, потом перевела взгляд на сына.
— Максимка, ты слышишь, как со мной разговаривает твоя жена? Я же от чистого сердца! Потратилась, между прочим, чтобы ваш дом был красивым!
Максим переминался с ноги на ногу. Татьяна видела, как в нём борются желание поддержать жену и страх обидеть мать.
— Мам, Таня права. Мы недавно купили новые занавески, они нам нравятся…
— Нравятся? — Галина Петровна всплеснула руками. — Да у вас просто нет вкуса! Я же дизайнером работала тридцать лет! Знаю, что красиво, а что нет!
Она попыталась протиснуться мимо Татьяны, но та не отступила.
— Стоп! — голос Татьяны прозвучал громче, чем она планировала. — Галина Петровна, это наш дом. Мы живём здесь, мы решаем, как он будет выглядеть. Если вам не нравятся наши шторы — не смотрите на них.
Свекровь отшатнулась, словно её ударили.
— Максим! Ты это слышал? Она меня из дома выгоняет!
— Никто вас не выгоняет, — устало ответила Татьяна. — Но приходить без предупреждения и переделывать наш интерьер по своему вкусу — это перебор.
Максим наконец собрался с духом.
— Мам, давай я тебе помогу отнести шторы в машину. Может, ты их вернёшь в магазин?
— Вернуть? — Галина Петровна прижала коробку к груди, как щит. — Да я их специально заказывала! Две недели ждала! А вы… вы просто неблагодарные!
Она развернулась и пошла к лифту, громко цокая каблуками. У самого лифта обернулась:
— Запомни, Максим, когда твоя жена тебя выгонит — а она выгонит, такие как она всегда так делают — не приходи ко мне плакаться!
Двери лифта закрылись, оставив супругов в гулкой тишине подъезда.
Максим первым вернулся в квартиру. Татьяна шла за ним, чувствуя, как адреналин постепенно отпускает.
— Ты могла бы быть помягче, — тихо сказал он, усаживаясь на диван.
Татьяна остановилась посреди комнаты.
— Помягче? Макс, твоя мать третий раз за месяц приходит с какими-то покупками для нашего дома! На прошлой неделе это были картины, до этого — новый чайный сервиз!
— Она хочет как лучше…
— Для кого лучше? — Татьяна села напротив него. — Она относится к нашей квартире как к филиалу своей! Помнишь, как она заявилась с малярами, когда мы уехали на выходные?
Максим поморщился. Тот случай действительно был неприятным — они вернулись домой и обнаружили, что их спальня из нежно-зелёной превратилась в персиковую.
— Я с ней поговорил тогда…
— И что изменилось? Она просто стала приносить вещи, а не приводить рабочих!
Максим потёр лицо руками.
— Она одинокая женщина, Тань. Я её единственный сын. Ей трудно принять, что я больше не живу с ней.
Татьяна почувствовала укол совести, но тут же отогнала его. Она уже слишком много раз шла на уступки из жалости.
— Макс, ей не трудно принять, что ты не живёшь с ней. Ей трудно принять, что ты живёшь со мной. Это разные вещи.
— Не преувеличивай…
— Я преувеличиваю? А кто на нашей свадьбе сказал: «Ну что ж, может, хоть внуков нормальных родит»?
Максим вздрогнул. Он помнил эту фразу, брошенную матерью подруге, но достаточно громко, чтобы услышали молодожёны.
— Она была расстроена…
— Чем? Тем, что ты женился? Макс, открой глаза! Твоя мать считает, что я тебя у неё украла!
Телефон Максима зазвонил. На экране высветилось «Мама». Он посмотрел на Татьяну с виноватым видом и ответил.
— Да, мам… Нет, мы не ссоримся… Мам, не надо так говорить… Она не командует, мы просто…
Татьяна встала и вышла на кухню. Она слышала, как муж пытается успокоить мать, как оправдывается, как обещает «поговорить с Таней».
Наливая себе чай, она думала о том, что так больше продолжаться не может. Три года она надеялась, что Галина Петровна примет её, что Максим научится выставлять границы, что всё наладится. Но становилось только хуже.
Максим появился на кухне через десять минут.
— Она плачет, — сообщил он.
— Она всегда плачет, когда не получает желаемого, — ответила Татьяна, не оборачиваясь.
— Тань, ну не будь такой… Она же старается для нас.
Татьяна резко развернулась.
— Нет, Макс! Она старается для себя! Она хочет контролировать твою жизнь, как контролировала всегда! И ты ей это позволяешь!
— Я же встал на твою сторону!
— Встал на мою сторону? Ты сказал ей, что шторы нам нравятся! Не то что она нарушает наши границы, не то что нужно предупреждать о визитах — а просто что шторы нравятся! Это не поддержка, Макс, это жалкая попытка усидеть на двух стульях!
Максим покраснел.
— Я не хочу портить отношения с матерью…
— А портить отношения со мной ты готов?
— Это разные вещи!
— Почему? — Татьяна подошла ближе. — Почему чувства твоей матери важнее моих? Почему её комфорт важнее комфорта твоей жены?
— Я этого не говорил…
— Но ты так поступаешь! Каждый раз, когда она переходит границы, ты находишь ей оправдания. Она одинока, она старается, она расстроена… А я? Я не расстроена, когда чужой человек врывается в мой дом и говорит, что у меня нет вкуса?
— Она не чужой человек, она моя мать!
— А я твоя жена! — Татьяна повысила голос. — И этот дом — наш с тобой, а не её!
Максим сел за стол и обхватил голову руками.
— Я не знаю, что делать. Вы обе для меня важны.
Татьяна села напротив и взяла его руки в свои.
— Макс, я не прошу тебя выбирать между мной и мамой. Я прошу тебя выставить границы. Объяснить ей, что мы взрослые люди, что у нас своя семья, свои правила, свои вкусы. Что она желанный гость, но именно гость, а не хозяйка.
— Она этого не поймёт…
— А ты пробовал объяснить? По-настоящему, серьёзно, а не «мам, ну не надо так»?
Максим молчал. Они оба знали ответ.
— Знаешь, что она мне сказала на прошлой неделе? — тихо произнесла Татьяна. — Когда приходила с картинами? Что когда у нас появятся дети, она будет приходить каждый день помогать. Потому что я, цитирую, «явно не справлюсь».
Максим поднял голову.
— Она так не говорила…
— Говорила. Когда ты был в душе. И добавила, что хорошо бы нам переехать поближе к ней. А ещё лучше — в её квартиру, благо она большая.
— Тань…
— И знаешь, что самое обидное? Она даже не считает меня достойной открытой войны. Для неё я временное неудобство, которое рано или поздно исчезнет. Она уверена, что ты в итоге выберешь её.
— Это не так!
— Тогда докажи. Позвони ей прямо сейчас и скажи, что больше никаких внезапных визитов. Никаких покупок без нашего согласия. Никаких комментариев о моей способности быть женой и матерью.
Максим смотрел на телефон, лежащий на столе, словно тот мог укусить.
— Сейчас она расстроена, это не лучшее время…
Татьяна встала.
— Всегда не лучшее время, да? Она либо расстроена, либо у неё день рождения, либо годовщина смерти отца, либо ещё что-то.
Она пошла к выходу из кухни, но остановилась в дверях.
— Знаешь, Макс, твоя мать права в одном. Такие, как я, действительно уходят. Но не потому, что мы плохие жёны. А потому, что устаём бороться с призраком свекрови в собственном браке.
Вечером Татьяна лежала в постели, листая книгу, но не читая. Максим всё ещё был в гостиной — она слышала приглушённый звук телевизора.
После их разговора он так и не позвонил матери. Вместо этого отправил ей сообщение с извинениями за «неловкую ситуацию». Галина Петровна ответила длинным посланием о том, как она страдает, как жертвует всем ради сына, а в ответ получает только неблагодарность.
Татьяна знала содержание — Максим дал ей прочитать, видимо, ожидая сочувствия. Но она лишь покачала головой и ушла в спальню.
В дверь тихо постучали.
— Можно? — Максим заглянул внутрь.
Татьяна кивнула. Он сел на край кровати.
— Я думал о том, что ты сказала…
— И?
— Ты права. Частично. Мама действительно слишком вмешивается. Но ты тоже могла бы быть терпимее.
Татьяна отложила книгу.
— Терпимее? Макс, я три года терплю. Три года улыбаюсь, когда она критикует мою готовку, мой вкус, мою работу, мои планы на жизнь. Сколько ещё мне терпеть?
— Она пожилой человек, ей трудно меняться…
— Ей пятьдесят восемь, а не восемьдесят восемь! Это не возраст, это характер!
Максим вздохнул.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Я уже сказала. Поговори с ней. По-настоящему. Выстави границы. И главное — соблюдай их сам.
— А если она обидится?
— Она взрослый человек, переживёт. А если нет — это её выбор.
Максим лёг рядом, глядя в потолок.
— Знаешь, когда отец умер, она вся в меня вцепилась. Я стал смыслом её жизни. И теперь…
— И теперь ты чувствуешь вину за то, что у тебя своя жизнь?
— Да.
Татьяна повернулась к нему.
— Макс, это не твоя вина. Но и не твоя ответственность быть костылём для её жизни. У неё должны быть свои интересы, друзья, занятия. А не только ты.
— Она говорит, что я неблагодарный…
— За что? За то, что она тебя родила? Это был её выбор. За то, что растила? Это обязанность родителя. Ты не должен платить за это своей жизнью.
Максим молчал долго. Потом тихо спросил:
— А если она совсем отвернётся от меня?
— Если мать готова отвернуться от сына за то, что у него есть своя семья — грош цена такой материнской любви.
На следующее утро Татьяну разбудил звонок в дверь. Она посмотрела на часы — восемь утра, суббота. Максим ещё спал.
Накинув халат, она пошла к двери и посмотрела в глазок. Галина Петровна. С большой сумкой.
Татьяна открыла, не снимая цепочки.
— Доброе утро, Галина Петровна. Максим ещё спит.
— Я не к нему, я к тебе, — свекровь говорила неожиданно спокойно. — Можно войти?
Татьяна колебалась секунду, потом сняла цепочку. Галина Петровна прошла в прихожую и достала из сумки свёрток.
— Это тебе. Мирное предложение.
Татьяна развернула бумагу. Внутри был красивый шёлковый платок — элегантный, дорогой, и, что удивительно, полностью в её вкусе.
— Спасибо, но…
— Не спеши отказываться. Давай поговорим. Без Максима.
Они прошли на кухню. Татьяна поставила чайник, достала чашки. Галина Петровна села за стол и сложила руки.
— Я всю ночь не спала. Думала.
Татьяна молча ждала продолжения.
— Знаешь, когда Максим сказал, что женится, я была в ужасе. Мой мальчик, мой единственный… Я думала, ты его у меня отнимешь.
— Я не отнимаю. Я просто…
— Дай договорить, — Галина Петровна подняла руку. — Я понимаю, что была… навязчивой. Но пойми и ты меня — он всё, что у меня есть. После смерти мужа я жила только для него. И вдруг он уходит, у него своя жизнь, а я… я никто.
Татьяна поставила перед ней чашку чая.
— Вы не никто. Вы его мать. Это важная роль, но не единственная в вашей жизни.
— Легко говорить в тридцать. В моём возрасте трудно начинать заново.
— Но возможно. Галина Петровна, у вас есть профессия, опыт, здоровье. Почему бы не вернуться к дизайну? Или найти новое увлечение?
Свекровь усмехнулась.
— Дизайн? Кому нужен дизайнер предпенсионного возраста?
— Вы не пробовали. Может, частная практика? Консультации? Онлайн-курсы для начинающих?
Галина Петровна задумалась.
— Я даже не знаю, с чего начать…
— Начните с малого. Запишитесь на курсы повышения квалификации. Сходите на выставку. Познакомьтесь с коллегами.
— А Максим?
— А что Максим? Он будет рад, что у вас появились свои интересы.
Галина Петровна пила чай, глядя в окно.
— Знаешь, я ведь завидую тебе.
Татьяна удивлённо подняла брови.
— Мне?
— Да. Ты молодая, уверенная, знаешь, чего хочешь. У тебя вся жизнь впереди. А я… я уже на излёте.
— Это не так. У вас может быть ещё тридцать активных лет. Это целая жизнь!
Галина Петровна посмотрела на неё с интересом.
— Ты правда так думаешь?
— Конечно. Моя бабушка в шестьдесят пять начала изучать английский, а в семьдесят поехала в Лондон одна. Сказала, что пока ноги носят — надо смотреть мир.
Свекровь улыбнулась — впервые искренне, без своих масок.
— Твоя бабушка молодец. Я бы так не смогла.
— Почему? Что вам мешает?
— Страх, наверное. Привычка прятаться за сына.
Они помолчали. Потом Галина Петровна сказала:
— Я буду стараться. Не вмешиваться. Но ты тоже пойми — мне трудно. Если я иногда сорвусь…
— Главное — стараться. И помнить, что мы не враги. Мы обе любим Максима.
— Да. Хотя по-разному.
— И это нормально.
В комнату заглянул заспанный Максим.
— Мам? Ты что здесь делаешь?
— Пью чай с невесткой, — спокойно ответила Галина Петровна. — И, кстати, те шторы я верну в магазин. Таня права — у вас свой вкус.
Максим остолбенел. Татьяна улыбнулась.
— Садись с нами, — позвала она мужа. — Заодно обсудим, как твоя мама может вернуться в профессию.
— В профессию? — Максим сел, ошарашенно глядя на мать.
— Да, представь себе. Твоя жена считает, что я ещё на что-то гожусь, кроме как совать нос в вашу жизнь.
— Мам, я не это имел в виду…
— Знаю, сынок. Но Татьяна права. Мне нужна своя жизнь. А вам — своя.
Следующие несколько недель были непростыми. Галина Петровна несколько раз срывалась — то звонила с советом, какой пылесос купить, то привозила «случайно купленные» продукты. Но каждый раз ловила себя и извинялась.
Татьяна тоже училась — не воспринимать каждое замечание свекрови как атаку, иногда звонить ей первой, интересоваться делами.
А Максим учился самому сложному — быть мостом между двумя любимыми женщинами, не превращаясь в беспомощного мальчика.
Через два месяца Галина Петровна записалась на курсы компьютерного дизайна. Ещё через месяц получила первый заказ — оформить квартиру знакомой. Она так увлеклась, что иногда забывала звонить сыну по несколько дней.
— Представляешь, — говорила она Татьяне по телефону, — клиентка хотела всё в розовом! Пришлось долго объяснять, почему это плохая идея. В итоге сделали в пастельных тонах с яркими акцентами. Получилось чудесно!
Татьяна слушала и улыбалась. Эта увлечённая женщина так мало напоминала ту властную свекровь, которая врывалась в их дом с коробками.
Однажды вечером, когда они с Максимом ужинали, он сказал:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не сдалась. За то, что боролась за нас. И за то, что помогла маме найти себя.
— Я боролась не против неё, а за наши границы.
— Знаю. И это правильно.
Они помолчали.
— Знаешь, она вчера сказала, что хочет съездить в Италию. На выставку дизайна.
— Здорово!
— Одна.
— Ещё лучше.
Максим взял её руку.
— Мы справились, да?
— Пока справляемся. Это процесс, не результат.
— Но мы на правильном пути?
Татьяна сжала его руку в ответ.
— Да. Все мы.
За окном темнело. В соседней квартире кто-то включил музыку. Обычный вечер обычной семьи, которая училась быть семьёй — с границами, уважением и любовью.
А на кухонном столе лежал журнал по дизайну интерьеров, который принесла Галина Петровна. На обложке была гостиная в голубых тонах.
— Смотри, — показал Максим, — тут написано, что голубой — цвет года.
Татьяна рассмеялась.
— Значит, наши шторы в тренде!
— Мама сказала, что мы случайно оказались модными.
— Главное, что сказала.
Они улыбнулись друг другу. За окном зажигались огни города, а в их маленькой квартире с голубыми шторами было тепло и спокойно. Как и должно быть дома.
