— Мама, зачем ты это сделала? Зачем купила билеты без моего ведома? — Марина стояла посреди коридора, держа в руках два авиабилета на Кипр, которые только что обнаружила в почтовом ящике.
Свекровь Галина Петровна сидела на кухне и невозмутимо помешивала чай. На её лице играла едва заметная улыбка победительницы. Она знала, что невестка найдёт конверт именно сегодня, когда Андрей был на работе.
— Милая, я же хотела сделать вам сюрприз. Андрюша так давно мечтал поехать со мной на море, как в детстве. А ты всё время занята своей работой, некогда тебе с нами отдыхать.
Марина перечитала имена на билетах. Андрей Сергеевич Волков. Галина Петровна Волкова. Дата вылета — через две недели. Её имени там не было. В груди что-то сжалось, но не от обиды. От понимания. Это был не первый раз, когда свекровь пыталась исключить её из жизни сына.
Марина прошла на кухню и села напротив Галины Петровны. Женщина продолжала размешивать чай, хотя сахар давно растворился. В её движениях читалось напряжение человека, готового к бою.
— Галина Петровна, вы прекрасно знаете, что у меня отпуск именно в эти даты. Мы с Андреем планировали поехать вдвоём. Он сам вам об этом говорил на прошлой неделе.
Свекровь подняла глаза. В них плескалось что-то холодное, расчётливое.
— Ой, милая, разве я виновата, что ты постоянно меняешь планы? То работа, то подруги, то ещё что-то. А мой сын заслуживает нормального отдыха. С человеком, который действительно о нём заботится.
Каждое слово било точно в цель. Галина Петровна оттачивала это мастерство годами. Она знала, где у невестки самые уязвимые места. Марина действительно много работала. Она руководила отделом в крупной компании, и иногда задерживалась допоздна. Но она делала это не из прихоти. Они с Андреем копили на собственное жильё, чтобы наконец съехать от его матери.
Три года назад, когда они поженились, Галина Петровна настояла, чтобы молодые жили с ней. Временно, говорила она. Пока не встанут на ноги. Но каждая попытка найти квартиру натыкалась на истерики и манипуляции. То сердце прихватило, то давление скакнуло, то вдруг срочно понадобилась операция, на которую ушли все их накопления. Правда, операцию потом отменили — врачи сказали, что можно обойтись таблетками.
— Я никогда не меняла планы отпуска, — спокойно ответила Марина. — И вы это знаете. Просто вам не нравится, что ваш сын выбрал меня, а не остался навсегда вашим маленьким мальчиком.
Галина Петровна резко поставила чашку на стол. Чай выплеснулся на скатерть, оставляя коричневое пятно на белой ткани.
— Как ты смеешь! Я всю жизнь положила на этого ребёнка! Одна его растила, без мужа! Ночами не спала, когда он болел! На себе экономила, чтобы ему всё лучшее купить! А ты? Что ты для него сделала? Накрасилась, юбку короткую надела, и всё? Думаешь, этого достаточно?
Марина смотрела на расползающееся пятно на скатерти. Оно напоминало её жизнь в этом доме — что-то тёмное и липкое, постоянно расширяющееся, захватывающее всё больше пространства.
— Я люблю вашего сына, Галина Петровна. И он любит меня. Мы взрослые люди и сами решаем, как нам жить.
— Любовь! — фыркнула свекровь. — Что ты знаешь о любви? Любовь — это жертва! Это когда отдаёшь всё и не требуешь ничего взамен! А ты? Ты даже борщ нормально сварить не можешь! Всё эти ваши рестораны да доставки. Разучились женщины о мужьях заботиться!
В дверях появился Андрей. Он вернулся с работы раньше обычного. На его лице читалась усталость, но увидев мать и жену на кухне, он напрягся.
— Мам, Марин, что происходит?
Галина Петровна мгновенно преобразилась. На её лице появилось страдальческое выражение. Она схватилась за сердце и закрыла глаза.
— Ой, Андрюшенька, сыночек… Я просто хотела сделать вам сюрприз… Билеты купила, чтобы мы втроём отдохнули… А Марина…
Она замолчала, изображая, что не может говорить от волнения. Этот спектакль она разыгрывала мастерски. Андрей бросился к матери, усадил её поудобнее, налил воды.
— Мам, успокойся. Что за билеты? Марин, что случилось?
Марина молча протянула ему конверт. Андрей вытащил билеты, пробежал глазами по именам. Его лицо вытянулось.
— Мам, но… Здесь только два билета. А Марина?
Галина Петровна всхлипнула.
— Я думала, она занята будет. Она же всегда занята. Вот и решила, что мы вдвоём съездим, как раньше. Помнишь, как мы в Сочи ездили, когда тебе четырнадцать было? Как хорошо было, только ты и я…
Андрей растерянно смотрел то на мать, то на жену. В его глазах читалась внутренняя борьба. С одной стороны — мать, которая его вырастила, которая сейчас сидит бледная и несчастная. С другой — жена, которую он любит, с которой планировал отпуск.
— Мам, но мы же с Мариной собирались поехать вдвоём. Я тебе говорил об этом.
— Говорил, говорил… — Галина Петровна махнула рукой. — Но я думала, это так, планы… Мало ли что вы там планируете. А тут реальные билеты, я свои последние деньги потратила. Пенсия у меня какая, сам знаешь. Полгода копила, чтобы тебя порадовать.
Это была ложь. Марина знала, что у свекрови есть солидные накопления от продажи дачи. Но Андрей не знал. Мать тщательно скрывала от него свои финансы, прикидываясь бедной пенсионеркой.
— Андрей, — тихо сказала Марина. — Твоя мать купила билеты специально на двоих. И специально в даты нашего отпуска. Это не совпадение.
Галина Петровна вскинулась.
— Ах, вот как! Значит, я специально! Значит, я злодейка какая-то! Родного сына хочу порадовать — и сразу преступница! Вот спасибо тебе, невестушка, за такое отношение!
Она схватилась за сердце сильнее и начала тяжело дышать. Андрей бросился за валидолом. Марина сидела неподвижно. Она видела этот спектакль уже десятки раз. Стоило ей возразить, как у свекрови тут же случался приступ.
— Марин, принеси воды холодной, — попросил Андрей, поддерживая мать.
Марина встала и пошла к раковине. Наполняя стакан, она смотрела, как вода бежит из крана. Прозрачная, чистая, свободная. Она могла течь куда угодно. А Марина застряла здесь, в этой квартире, в этом спектакле, в этой бесконечной войне за мужчину, который не мог выбрать между матерью и женой.
Вернувшись со стаканом, она увидела трогательную картину: Андрей обнимал мать, та прижималась к нему, как маленькая девочка. На её лице, которое было обращено к Марине, мелькнула торжествующая улыбка. Быстрая, как вспышка, но Марина успела её заметить.
Вечером, когда Галина Петровна ушла к себе в комнату, Андрей попытался поговорить с женой.
— Марин, может, правда, съезжу с мамой? Она же старается для нас. И ей одиноко. А мы потом с тобой поедем, когда накопим больше денег.
Марина посмотрела на него долгим взглядом.
— Андрей, твоя мать не одинока. У неё есть подруги, с которыми она ходит в театр. Есть сестра в соседнем городе. Есть работа в библиотеке, которую она скрывает от тебя, притворяясь немощной пенсионеркой. Она манипулирует тобой.
Андрей нахмурился.
— Марина, это моя мать. Она не идеальна, но она меня вырастила. Я не могу просто взять и бросить её.
— Никто не просит тебя её бросать. Я прошу тебя увидеть, что происходит. Она специально купила билеты без меня. Специально устраивает сцены, когда мы пытаемся съехать. Специально изображает болезни, когда что-то идёт не по её плану.
— Ты преувеличиваешь.
— Помнишь прошлый месяц? Мы нашли отличную квартиру, уже собирались вносить залог. И тут у твоей мамы случился гипертонический криз. Скорая, больница, капельницы. А через неделю я случайно увидела её в парке. Она бегала. Бегала, Андрей! С палками для скандинавской ходьбы!
Андрей молчал. В его глазах боролись два чувства: желание защитить мать и понимание, что жена, возможно, права.
— Она моя мать, Марин. Единственная. Я не могу её предать.
— А меня можешь?
Вопрос повис в воздухе. Андрей открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент из комнаты матери раздался стон. Он вскочил и бросился к ней. Марина осталась сидеть на диване. Она знала, что там сейчас происходит. Галина Петровна лежит на кровати, держится за голову и жалуется на мигрень. Андрей суетится вокруг, приносит таблетки, делает компресс. А утром она будет бодра и весела, как огурчик.
На следующий день Марина вернулась с работы и застала дома оживлённую суету. Галина Петровна раскладывала на кровати летние вещи Андрея. Рубашки, шорты, плавки. Рядом стоял чемодан.
— Что происходит? — спросила Марина.
Свекровь даже не повернулась к ней.
— Собираю Андрюшу в отпуск. Через две недели улетаем. Он согласился. Сказал, что ты поймёшь.
Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Не сломалось с треском, а именно тихо оборвалось, как изношенная нить.
— Где Андрей?
— В магазин побежал, крем от загара купить. Я ему список дала, что нужно в поездку.
Марина прошла в их с Андреем спальню. Села на кровать. Огляделась. Три года она прожила в этой комнате. Три года просыпалась под звуки, как свекровь готовит завтрак для сына. Три года слушала, как та входит без стука, чтобы сообщить что-то важное Андрюше. Три года терпела косые взгляды, колкие замечания, показные болезни.
Она достала телефон и открыла приложение банка. На накопительном счету лежала приличная сумма. Их общие с Андреем деньги на квартиру. Но половина была заработана ею. Она перевела свою часть на личный счёт. Затем открыла сайт с арендой квартир.
Через час она уже осматривала небольшую однокомнатную квартиру в спальном районе. Чистая, светлая, с новым ремонтом. Хозяйка, приятная женщина средних лет, сразу согласилась сдать.
— Когда планируете заехать? — спросила она.
— Сегодня, — ответила Марина.
Вечером она вернулась в квартиру свекрови с двумя чемоданами. Андрей сидел в гостиной и смотрел телевизор. Увидев её с вещами, вскочил.
— Марин, ты куда?
— Съезжаю.
Из кухни выбежала Галина Петровна. На её лице было плохо скрываемое торжество.
— Ну наконец-то! Обиделась, значит? Что ж, вольному воля. Андрюша, не расстраивайся. Она одумается, вернётся. А если нет — туда ей и дорога. Найдём тебе жену получше. Которая семью ценить будет.
Марина спокойно смотрела на мужа.
— Андрей, я тебя люблю. Но я не могу больше жить в этом театре. Твоя мать никогда не примет меня. И ты не можешь сделать выбор. Поэтому выбор делаю я. Я ухожу.
Андрей растерянно смотрел то на неё, то на мать.
— Марин, подожди. Давай поговорим. Не надо так резко.
— Три года, Андрей. Три года я ждала, что ты поговоришь с матерью. Что ты поставишь границы. Что ты выберешь нашу семью. Но ты выбрал её. Билеты на Кипр — это просто последняя капля.
— Но это же просто отпуск! Всего неделя!
— Нет, это не просто отпуск. Это символ. Символ того, что в вашей с мамой жизни нет места для меня. И никогда не будет.
Галина Петровна фыркнула.
— Какая патетика! Прямо трагедия греческая! Андрюша, да не слушай ты её. Истерит и истерит. Все бабы такие. Поживёт недельку у подружки и вернётся.
Но Андрей смотрел на жену и видел в её глазах что-то новое. Не обиду, не злость, а спокойную решимость. И это пугало его больше любых слёз и криков.
— Марина, я… Давай я откажусь от поездки. Мы поедем вместе, как планировали.
— Поздно, Андрей. Дело не в поездке. Дело в том, что ты позволил этому случиться. Ты видел, как твоя мать купила билеты без меня. Видел и согласился. Это твой выбор.
Она взяла чемоданы и направилась к выходу. Андрей бросился за ней, но Галина Петровна схватила его за руку.
— Андрюша! Сердце! Мне плохо!
Он замер, разрываясь между желанием догнать жену и инстинктом помочь матери. Марина обернулась в дверях.
— Видишь, Андрей? Даже сейчас. Даже в эту секунду она манипулирует тобой. И ты позволяешь. Счастливого отпуска вам обоим.
Дверь закрылась. Андрей стоял посреди прихожей, всё ещё не веря в происходящее. Галина Петровна уже не держалась за сердце. Она поправляла причёску, глядя в зеркало.
— Ну и хорошо, что ушла. Нечего нам тут чужих людей. Теперь заживём как раньше. Спокойно, без скандалов.
Андрей посмотрел на мать. Впервые он увидел в её глазах не любовь и заботу, а холодное удовлетворение. Она победила. Она избавилась от соперницы.
Прошло две недели. Андрей и Галина Петровна улетели на Кипр. Но отдых не задался с первого дня. Андрей был мрачен и молчалив. Он часами сидел на пляже, глядя в телефон. Марина не отвечала на звонки и сообщения.
Галина Петровна пыталась развлечь сына. Водила по ресторанам, возила на экскурсии, фотографировала на фоне достопримечательностей. Но Андрей был как неживой. На всех фото у него было отсутствующее выражение лица.
На третий день отпуска он не выдержал.
— Мам, я хочу вернуться.
— Что? Андрюша, ты о чём? У нас ещё четыре дня отдыха!
— Мне не нужен этот отдых. Я хочу домой. К Марине.
Галина Петровна поджала губы.
— Она тебя бросила, сынок. Ушла. Предала. А я здесь, с тобой. Я никогда тебя не брошу.
Андрей посмотрел на мать долгим взглядом.
— Она не предала, мам. Это я её предал. Я выбрал тебя вместо неё. И знаешь что? Это была ошибка.
— Андрюша! Как ты можешь так говорить! Я же твоя мать!
— Да, ты моя мать. Но Марина — моя жена. Точнее, была. И я любил её. Люблю. А ты… Ты специально купила билеты без неё. Специально устраивала сцены. Специально изображала болезни. Марина была права.
Галина Петровна побледнела.
— Это она тебе в голову всё это вбила! Настроила против родной матери!
— Нет, мам. Я сам всё вижу. Просто раньше не хотел признавать. Было удобнее делать вид, что всё в порядке. Но теперь… Теперь я потерял самое дорогое, что у меня было.
Он встал и пошёл в номер собирать вещи. Галина Петровна бросилась за ним.
— Андрей! Куда ты? Мы же вместе! Мы же семья!
— Семья — это муж и жена, мам. А родители должны отпустить детей. Дать им жить своей жизнью. Ты этого не сделала. И из-за этого я потерял Марину.
Он забронировал билет на ближайший рейс. Галина Петровна рыдала, угрожала, что ей станет плохо, что она не переживёт такого предательства. Но Андрей больше не реагировал. Он видел насквозь все её манипуляции.
Вернувшись в Москву, он первым делом поехал к Марине. Узнал адрес через её подругу. Стоял под дверью её новой квартиры с букетом цветов, как провинившийся школьник.
Марина открыла дверь. Выглядела она спокойной и отдохнувшей.
— Андрей? Ты же на Кипре.
— Вернулся. Марин, прости меня. Я был идиотом. Слепым идиотом. Ты была права насчёт мамы. Насчёт всего.
Марина смотрела на него с грустью.
— Я рада, что ты это понял, Андрей. Но понимаешь… Дело не только в твоей маме. Дело в тебе. В том, что ты три года позволял ей так себя вести. Три года выбирал её, а не меня.
— Я изменюсь, Марин. Клянусь. Я поставлю границы. Мы съедем. Будем жить отдельно.
— А что скажет твоя мама? Очередной сердечный приступ? Очередная мигрень?
— Мне всё равно. Пусть хоть в больницу ложится. Я выбираю тебя, Марин. Только тебя.
Марина покачала головой.
— Слишком поздно, Андрей. Я три года ждала этих слов. Но теперь… Теперь я поняла, что могу быть счастливой и одна. Без вечной войны за твоё внимание. Без манипуляций твоей матери. Без необходимости доказывать, что я достаточно хороша.
— Марин, дай мне шанс. Один шанс. Я всё исправлю.
Она посмотрела на него долгим взглядом. В его глазах была мольба, раскаяние, любовь. Но было и что-то ещё. Страх. Страх остаться одному, между двух огней — матерью, которую он разочаровал, и женой, которую потерял.
— Андрей, ответь честно. Если твоя мама сейчас позвонит и скажет, что ей плохо, что ты сделаешь?
Телефон в его кармане зазвонил. На экране высветилось «Мама». Он посмотрел на телефон, потом на Марину. Рука потянулась к карману. Он хотел ответить, это было рефлексом, выработанным годами. Но потом остановился. Медленно достал телефон и отклонил вызов. Затем вообще выключил его.
— Вот мой ответ.
Марина слабо улыбнулась.
— Это начало, Андрей. Но только начало. Если ты действительно хочешь всё исправить, тебе придётся многое изменить. И начать надо с себя, а не с мамы.
— Я готов. Что мне нужно сделать?
— Для начала — научиться жить самостоятельно. Без мамы. Без меня. Просто сам. Найди свою квартиру. Научись готовить тот самый борщ, которого требовала твоя мама. Пойми, чего хочешь ты, а не она. А потом, может быть, мы попробуем начать заново.
Андрей кивнул. В его глазах появилась решимость.
— Я сделаю это, Марин. Обещаю.
Он ушёл, а Марина закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. На душе было спокойно. Она не знала, получится ли у них с Андреем начать заново. Но знала точно — она больше никогда не позволит никому манипулировать собой. Ни свекрови, ни мужу, никому.
А в это время Галина Петровна сидела одна в пустой квартире на Кипре. Она названивала сыну, но телефон был выключен. В первый раз в жизни её манипуляции не сработали. В первый раз сын выбрал не её. И это осознание было страшнее любого одиночества.
