— Собирай манатки, вдовушка. Это мой дом, — Клавдия Петровна стояла в дверях, скрестив руки на груди. — Месяц даю. Хватит на моей шее сидеть.
— Мама, Коля всего три месяца как… — Марина не договорила, ком встал в горле.
— Знаю, сколько. Траур положено год носить, а жить за чужой счет — это уже перебор. У меня пенсия не резиновая.
— Я работаю, между прочим! Продукты покупаю, за коммуналку плачу!
— Копейки твои мне не нужны. Дом на мне записан, значит, я тут хозяйка. Всё, разговор окончен.
Марина сидела на кухне и механически помешивала остывший чай. В соседней комнате семилетняя Алёнка делала уроки, старательно выводя палочки в прописях. Куда идти с ребенком? На съемную квартиру денег не хватит — медсестра в районной поликлинике много не получишь.
Телефон завибрировал. Неизвестный номер.
— Марина Сергеевна? Это нотариус Воронов. По поводу наследства вашего мужа. Можете завтра подъехать?
— Какого наследства? — сердце ёкнуло. — У Коли ничего не было, кроме старой машины.
— Приезжайте. Есть важные документы.
В нотариальной конторе пахло пылью и старой бумагой. Воронов, полный мужчина с залысинами, протянул папку.
— Ваш муж оставил завещание. Составлено два года назад.
— Два года? Но он мне ничего…
— Тут квартира в Москве. Трёхкомнатная, в хорошем районе. И счет в банке.
Марина читала и не верила глазам. Откуда у Коли, простого автомеханика, московская квартира?
— Это какая-то ошибка.
— Никакой ошибки. Квартира досталась ему от родного отца. Того самого, которого Клавдия Петровна выдавала за погибшего.
— Что? Какого отца? Коля говорил, отец умер, когда ему три года было!
— Умер. Полгода назад. Оставил сыну всё имущество. Николай приезжал ко мне, оформлял документы. Просил не разглашать до времени.
Воронов достал еще один конверт.
— Тут письмо. Николай просил передать вам, если с ним что-то случится.
«Маринка, прости, что не рассказал. Мать всю жизнь врала мне про отца. Говорила, что погиб на стройке. А он просто ушел от неё, когда мне три было. Не выдержал её характера. Искал меня потом, но мать переехала, следы замела. Нашел только год назад, когда уже болел. Рак у него был, последняя стадия. Успели только пару раз встретиться. Простил я его. И маму простил за вранье, но доверия больше нет. Квартиру и деньги тебе с Алёнкой оставляю. Знал, что мать вас выгонит, как только меня не станет. Характер у неё такой — всех под себя гнуть. Отца выжила, теперь вас выживать будет. Не давай ей адрес московский. Живите спокойно. Люблю вас. Коля».
— Мам, а почему бабушка злая? — Алёнка прижималась к Марине в автобусе.
— Не злая она, доченька. Просто… несчастная.
— А мы переедем?
— Да, солнышко. В большую красивую квартиру.
Дома Клавдия Петровна сидела перед телевизором, щелкала семечки.
— Чего припозднились? Ужин сами себе разогревайте, я не служанка.
— Мама, нам нужно поговорить.
— О чем это? Квартиру нашла? Так и катись туда скорее!
— Нашла. В Москве. Коля оставил.
Семечки посыпались на пол. Клавдия Петровна побелела.
— Какую квартиру? Откуда?
— От отца его. Который, оказывается, не погиб на стройке, а просто от вас ушел. И был жив до прошлого года.
Свекровь молчала. Впервые за все время Марина видела её растерянной.
— Тридцать лет врала сыну…
— Не твоё дело! Ушел он, бросил нас! Алименты не платил!
— Потому что вы переехали и скрывались!
— А что мне оставалось? Гордость проглотить? К нему на поклон идти?
— Сыну правду сказать оставалось! Он имел право знать!
Клавдия Петровна встала, выпрямилась.
— Уезжайте. Прямо сейчас уезжайте! Не нужны вы мне тут!
— Мы и так завтра уезжаем. Только знайте — Коля вас простил. Но доверять перестал. И я теперь понимаю почему.
Марина стояла у окна московской квартиры. Внизу во дворе Алёнка играла с новыми подружками. В телефоне высветилось сообщение от Клавдии Петровны — третье за неделю. Не открывая, удалила.
Соседка Валентина Ивановна рассказывала, что свекровь теперь всем жалуется на неблагодарную невестку, которая увезла единственную внучку. Только вот никто её не жалеет — все помнят, как она сама их из дома выгоняла.
— Мам, можно я бабушке открытку на Новый год пошлю? — Алёнка заглянула в комнату.
— Нет, солнышко. Бабушка сама выбрала жить одна.
— А папа бы простил?
Марина помолчала.
— Папа уже простил. Но прощение — это не значит, что нужно возвращаться туда, где тебе плохо.
За окном шел снег. Первый московский снег в их новой жизни. Без упреков, без унижений, без постоянного напоминания, что ты тут лишняя.
Клавдия Петровна так и не узнала точный адрес. Да и не искала особо — гордость не позволяла. Сидит теперь одна в своем доме, который так яростно защищала от «чужаков». Получила что хотела — полновластная хозяйка пустых комнат.
А Марина иногда думает — может, если бы свекровь не была такой жестокой, Коля бы рассказал ей про отца, про квартиру. Может, жили бы все вместе, дружно. Но Клавдия Петровна сама выбрала одиночество, десятилетиями выдавливая из своей жизни всех, кто не готов был подчиняться.
Характер — это то, что определяет судьбу. И свекровь своими руками выстроила ту самую судьбу, которой теперь жалуется всем подряд. Только вот слушать её некому.
