Елена проснулась рано, хотя будильник ещё не звонил. За окном едва брезжил рассвет, но она уже не могла спать. Сегодня Максиму исполнялось тридцать пять, и она готовилась к этому дню почти неделю. Списки покупок, меню, расстановка мебели — всё было продумано до мелочей.
Она тихо выскользнула из постели, чтобы не разбудить мужа, накинула халат и прошла на кухню. Холодильник был забит продуктами. Вчера вечером она уже сварила холодец, приготовила несколько салатов, замариновала курицу. Сегодня оставалось довести всё до финальной стадии и красиво оформить.
Максим появился на кухне около девяти, сонный и взъерошенный.
— Доброе утро, именинник, — улыбнулась Елена, наливая ему кофе.
— Доброе, — он потянулся и зевнул. — Слушай, а ты точно не устала? Может, закажем что-нибудь готовое? Зачем тебе столько мороки?
— Никакой мороки, — отмахнулась Елена. — Я хочу, чтобы всё было домашнее. По-настоящему. Не из ресторана, а от души.
Максим обнял её со спины, уткнувшись носом в шею.
— Ты лучшая.
Елена прикрыла глаза, наслаждаясь моментом. Такие мгновения случались всё реже. Работа, быт, усталость — всё это постепенно вытесняло простые радости. Она хотела, чтобы этот вечер стал особенным. Чтобы они вспомнили, каково это — быть просто вместе, без суеты и напряжения.
— Кого ты в итоге позвал? — спросила она, отпивая свой кофе.
— Андрюху с Ирой, Олю, твою Светку с Игорем, ну и Лёху. Все свои. Человек восемь будет.
Елена кивнула. Компания хорошая, проверенная. Андрей — старый друг Максима, Ира — спокойная и приятная женщина. Оля — его младшая сестра, весёлая и незлобная. Светка — подруга Елены с университета, из тех, кто никогда не лезет не в своё дело. Игорь, её муж, тихий инженер, который больше слушает, чем говорит. Лёха — коллега Максима, балагур и душа компании.
— А маму ты звал? — осторожно спросила Елена, делая вид, что занята нарезкой овощей.
Максим замялся. Потёр затылок, как всегда делал, когда волновался.
— Нет. Решил, что в этот раз лучше без неё.
Елена выдохнула. Внутри что-то расслабилось. Она не стала уточнять причины, не стала давить. Максим сам знал, почему его мать лучше не приглашать.
Вера Николаевна. Женщина с характером стального прута и убеждённостью, что весь мир обязан вертеться вокруг неё. В прошлый раз, на Новый год, она устроила скандал из-за того, что Елена нарезала салат оливье слишком крупно. Потом обвинила её в том, что она «отбила сына у матери» и «не умеет готовить, как положено». Максим тогда промолчал, а гости разошлись раньше времени. Атмосфера была испорчена.
С тех пор Елена старалась держаться от свекрови подальше. Не из вредности, а из чувства самосохранения.
— Хорошо, — коротко сказала она. — Значит, будет спокойный вечер.
День пролетел незаметно. Елена крутилась на кухне, как белка в колесе. Запекала курицу, доводила до ума салаты, нарезала закуски, готовила соусы. К шести вечера квартира благоухала едой. Стол был накрыт, посуда расставлена, бокалы сверкали.
Максим принял душ, переоделся в чистую рубашку и джинсы. Елена тоже успела привести себя в порядок — надела любимое платье, подкрасила губы, собрала волосы.
— Красавица, — сказал Максим, проходя мимо. — Как ты всё успеваешь?
— Талант, — усмехнулась Елена, расставляя последние тарелки.
Ровно в семь раздался звонок. Первыми пришли Андрей с Ирой. Андрей — крупный, громкий, с бородой и вечной улыбкой на лице. Ира — хрупкая блондинка, всегда чуть застенчивая.
— С днюхой, братишка! — заорал Андрей, обнимая Максима. — Тридцать пять! Уже почти старик!
— Сам старик, — рассмеялся Максим.
Ира протянула Елене букет:
— Держи, для хозяйки. Спасибо, что пригласили.
— Спасибо, — Елена поставила цветы в вазу.
Следом подтянулись остальные. Оля приехала с тортом — огромным, шоколадным, с надписью «С днём рождения, братик!». Светка с Игорем принесли бутылку коньяка. Лёха ввалился с традиционной водкой и шутками про то, что «после тридцати пяти жизнь только начинается, если правильно пить».
Все расселись за столом. Максим занял центральное место, Елена села рядом. Атмосфера была лёгкой, непринуждённой. Разговоры текли сами собой, шутки сыпались одна за другой.
Елена налила всем по бокалу, Андрей произнёс первый тост:
— За именинника! За Макса! Пусть тебе всегда везёт, пусть дома будет тепло, а на работе — легко!
Все выпили, закусили. Елена разносила блюда, подкладывала закуски, следила, чтобы никто не сидел с пустой тарелкой. Гости хвалили еду, Светка восхищалась холодцом, Ира просила рецепт курицы.
— Лен, ты волшебница, — сказала Оля, накладывая себе салат. — Я бы так не смогла.
— Ещё как смогла бы, — отмахнулась Елена. — Просто нужно время.
Всё шло идеально. Именно так, как она и планировала. Тепло, уютно, без напряжения.
И тут раздался звонок в дверь.
Максим удивлённо поднял брови. Елена замерла. Все гости уже были здесь. Кто ещё мог прийти?
— Я открою, — сказал Максим и пошёл в прихожую.
Елена услышала, как щёлкнул замок. Потом раздался громкий, до боли знакомый голос:
— Максимушка! Сыночек! С днём рождения!
Сердце Елены ухнуло вниз. Вера Николаевна.
Свекровь влетела в квартиру, как ураган. В ярко-розовом платье, с начёсом, с тяжёлым макияжем. В руках она держала огромный пакет, из которого торчали бутылки и какие-то коробки.
— Мама? — растерянно пробормотал Максим. — Но я же… я не звал…
— Что ты, милый! — Вера Николаевна отмахнулась, как от назойливой мухи. — Разве мать может пропустить день рождения родного сына? Я же всё равно узнала бы! Оля мне вчера проговорилась.
Елена бросила взгляд на Олю. Та виновато пожала плечами и отвернулась.
Вера Николаевна прошла мимо Елены, даже не поздоровавшись. Просто кивнула в её сторону, как королева — прислуге. Затем направилась в комнату, где сидели гости.
— О! Андрюша! Ирочка! Как давно мы не виделись! — она расцеловала всех по очереди, словно это был её праздник.
Гости неловко поздоровались. Атмосфера мгновенно напряглась. Все знали о сложных отношениях между Еленой и Верой Николаевной.
Свекровь окинула стол критическим взглядом:
— Ну что ж, уже начали без меня? Ничего, ничего, сейчас я всё исправлю.
Она подошла к столу и, не спрашивая, уселась на центральное место — то самое, где сидел Максим. Положила свою сумку на соседний стул, разложила перед собой салфетку и оглядела всех, как генерал смотрит на солдат перед парадом.
— Старшая в семье должна сидеть в центре, — громко объявила она. — Так заведено испокон веков.
Максим открыл рот, но ничего не сказал. Просто встал и пересел на освободившееся место сбоку. Оля опустила глаза в тарелку. Андрей неловко откашлялся.
Елена стояла у окна и смотрела на эту сцену. Внутри всё кипело, но она держала себя в руках. Не сейчас. Не при гостях.
Вера Николаевна развернулась и начала командовать:
— Андрюша, подвинься ко мне поближе. Света, налей мне компоту, пожалуйста. Ирочка, передай салатницу. А где горячее? Максим, ты что, совсем жену не воспитываешь? Стол накрывать надо уметь!
Елена сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Гости переглянулись. Света замерла с графином в руках, не зная, что делать.
Елена медленно подошла к столу. Постаралась говорить ровно, без эмоций:
— Вера Николаевна, я всё приготовила заранее. Горячее подам через несколько минут. Пожалуйста, присаживайтесь вот здесь, — она указала на свободное место сбоку. — Там удобнее и больше места.
Свекровь подняла на неё глаза. В этом взгляде читалось презрение, смешанное с удивлением.
— Ты кто такая, чтобы меня учить?! — выкрикнула она так громко, что все за столом вздрогнули.
Ложка в её руке ударила по краю тарелки — звон разнёсся по комнате, как звук разбитого стекла. Оля прикрыла рот рукой, Андрей застыл с бокалом на полпути к губам.
— Это мой сын! Моя семья! А ты? — Вера Николаевна ткнула пальцем в Елену. — Ты пришла неизвестно откуда, зацепилась за него, и теперь тут командуешь?!
Она схватила бокал с вином, который стоял перед ней, и резко взмахнула рукой. Бокал опрокинулся, и тёмно-красная жидкость разлилась по белоснежной скатерти, пропитывая ткань и капая на пол.
— Вот! — заорала Вера Николаевна, вскакивая. — Вот что получается, когда никто не уважает старших! Сыну не повезло с женой! Стерва и выскочка! Думает, что она тут хозяйка!
Максим поднял глаза. На его лице была растерянность, но не решимость. Он открыл рот, будто хотел что-то сказать, но так и не произнёс ни слова. Просто сидел и смотрел в свою тарелку, словно надеялся, что там найдётся волшебная кнопка, которая всё исправит.
Елена стояла неподвижно. Внутри что-то щёлкнуло. Она видела, как Максим молчит. Снова. Как он всегда молчит, когда дело касается его матери. Она видела испуганные лица гостей. Видела злое, торжествующее лицо свекрови, которая уже предвкушала победу.
И вдруг всё стало кристально ясно.
Елена выпрямила спину. Напряжение, копившееся месяцами, вылилось в ледяное спокойствие. Она нахмурилась, склонила голову набок и медленно обвела взглядом всех присутствующих. Потом, не говоря ни слова, развернулась и прошла к входной двери.
Распахнула её настежь. Холодный воздух из подъезда ворвался в квартиру, принося с собой запах лестничной клетки и уличной сырости.
Елена обернулась и посмотрела прямо на Веру Николаевну. Её голос был ровным, но в нём звучала сталь:
— Хозяйка здесь я.
Все за столом замерли. Вера Николаевна покраснела так, что её лицо стало почти фиолетовым. Она задохнулась от возмущения, её глаза полезли на лоб.
— Ты… ты как смеешь?! — прохрипела она, вскакивая со стула.
— Я смею, — спокойно ответила Елена. — Потому что это моя квартира. Мой стол. Мой праздник. Моё время и мои усилия. И если вы не можете вести себя уважительно, то прошу вас покинуть мой дом. Прямо сейчас.
Вера Николаевна открыла рот, но из него не вылетело ни звука. Она схватила свою сумку, что-то нечленораздельное бормоча себе под нос. Лицо её перекосилось от ярости.
Она ринулась к двери, на ходу пихнув стул, который с грохотом упал на пол. На пороге обернулась и ткнула пальцем в Максима:
— Запомни этот день, сынок! Запомни, как твоя жена выгнала родную мать! Как она унизила меня перед посторонними людьми! Ты ещё пожалеешь, что связался с этой…
— До свидания, Вера Николаевна, — перебила её Елена и закрыла дверь.
Тишина.
Долгая, тяжёлая, звенящая тишина.
Потом Света тихо фыркнула. Потом засмеялась громче. Ира присоединилась к ней, прикрывая рот рукой. Андрей прыснул, а Лёха и вовсе захлопал в ладоши.
— Блин, Лен, это было эпично! — выдохнул Лёха. — Я думал, ты её сейчас на руках вынесешь!
— Елен, ты молодец, — сказала Ира, впервые за вечер подняв голос. — Правда. Я бы так не смогла.
Оля встала и подошла к Елене. Обняла её крепко:
— Прости меня. Я дура. Не должна была ей говорить. Просто она позвонила, спросила, будет ли праздник, и я… Прости.
Елена выдохнула и почувствовала, как напряжение постепенно отпускает. Она закрыла дверь, подняла упавший стул и обернулась. Все смотрели на неё с одобрением и даже восхищением. Все, кроме Максима.
Он сидел бледный, с отсутствующим взглядом. Губы плотно сжаты, руки лежат на столе, но пальцы нервно барабанят по скатерти.
Елена подошла и села рядом. Положила руку на его плечо.
— Макс, — тихо сказала она. — Посмотри на меня.
Он медленно поднял глаза.
— Я не хотела устраивать скандал, — сказала Елена. — Но я больше не могу терпеть неуважение в собственном доме. Ни от кого. Даже от твоей матери.
Максим кивнул, но в его глазах читалась вина, смешанная с растерянностью.
— Я знаю. Прости. Мне надо было вмешаться раньше. Надо было сказать ей что-то. Но я… Я не знал, как.
— Надо было, — согласилась Елена. — Но ты молчал. Как всегда молчишь, когда дело касается её.
Он опустил голову.
Андрей прочистил горло и поднял бокал, пытаясь разрядить обстановку:
— Ладно, хватит грустить! Это же праздник! За именинника! За Макса! И за Елену, которая умеет постоять за себя и за свой дом!
Все подхватили тост. Атмосфера постепенно потеплела. Шутки возобновились, разговоры потекли легко. Елена встала, принесла горячее, разлила напитки, улыбалась гостям. Светка помогла вытереть пятно от вина со скатерти, Ира подливала компот, Лёха рассказывал анекдоты.
Праздник продолжился. Но внутри Елены всё ещё чувствовалась тяжесть. Она видела, как Максим сидит тихий, почти не участвует в разговорах. Он улыбался, когда к нему обращались, но эта улыбка не доходила до глаз.
Когда гости начали расходиться, уже за полночь, Оля снова подошла к Елене:
— Спасибо тебе. Правда. Кто-то должен был поставить маму на место. Максим никогда не решится. А мне… Мне проще промолчать. Я трусиха.
— Ты не трусиха, — сказала Елена. — Просто иногда проще избегать конфликтов, чем идти на них.
— Может быть, — вздохнула Оля. — Но сегодня ты сделала правильно. Поверь мне.
Когда все ушли, Елена и Максим остались вдвоём. Он молча помогал убирать со стола, складывая тарелки, вытирая крошки. Елена мыла посуду, глядя в окно на ночной город.
— Она позвонит завтра, — тихо сказал Максим. — И будет обвинять меня во всём. Скажет, что я плохой сын. Что я предал её.
— Пусть звонит, — ответила Елена, не оборачиваясь. — Но в этот дом она больше не войдёт без приглашения. И это не обсуждается.
Максим вздохнул.
— Она моя мать.
— Я твоя жена, — возразила Елена, оборачиваясь и глядя ему в глаза. — И это наш дом. Наш. Не её. Я не против твоей матери. Я против того, как она себя ведёт. И я против того, что ты молчишь, когда она меня унижает.
Он опустил глаза, сложил руки на груди.
— Мне сложно с ней спорить. Ты не понимаешь. Она всегда такая. С детства. Если ей перечить, она устраивает истерики, обижается, не разговаривает неделями.
— Тебе не нужно спорить, — сказала Елена. — Тебе нужно выбрать. Кто для тебя важнее — мать, которая не уважает твою семью, или жена, которая пытается эту семью сохранить.
Максим замолчал. Елена видела, как он мучается. Видела борьбу на его лице. Но ей было всё равно. Она устала быть понимающей. Устала терпеть. Устала молчать.
— Я подумаю, — наконец сказал он.
Елена кивнула и вернулась к раковине.
Ночью она долго не могла заснуть. Лежала и смотрела в потолок, прокручивая в голове вечер. Лицо свекрови, полное ярости. Молчание Максима. Поддержка гостей. Ощущение собственной правоты, смешанное с усталостью.
Максим спал рядом, повернувшись к стене. Елена знала, что он не спит. Но никто из них не заговаривал первым.
На следующий день, ровно в десять утра, позвонила Вера Николаевна. Елена увидела на экране её имя и протянула трубку Максиму.
— Мама, подожди… Нет, послушай меня… Мама, это было неправильно… Ты не можешь так себя вести… Нет, я не на её стороне, но…
Максим говорил минут двадцать. Елена слышала крики из трубки. Голос Веры Николаевны был таким громким, что его было слышно даже на расстоянии. Когда Максим повесил, лицо его было серым.
— Она требует, чтобы ты извинилась. Публично. Перед всеми гостями. Иначе она… Она сказала, что больше не будет со мной общаться.
Елена усмехнулась.
— Не дождётся.
— Лен…
— Нет, Макс. Я не буду извиняться за то, что защитила свой дом и своё достоинство. Если ты хочешь мира с матерью — объясни ей, что здесь правила устанавливаю я. Что это мой дом. И если она хочет приходить в гости — пусть научится элементарному уважению.
Максим потёр лицо руками, провёл ладонями по волосам.
— Ты ставишь меня перед выбором.
— Нет, — спокойно ответила Елена. — Выбор ты сделал вчера, когда промолчал. Я просто хочу, чтобы ты это осознал и решил, что для тебя важнее.
Он встал, прошёл в другую комнату и закрыл дверь. Не хлопнул, а просто тихо прикрыл. Елена осталась одна на кухне. Села за стол, налила себе чай, смотрела в окно.
Но впервые за долгое время она не чувствовала себя виноватой. Не чувствовала, что должна оправдываться. Она просто сидела, пила чай и думала о том, что, возможно, пришло время не только охранять свои границы, но и пересмотреть, с кем она эти границы разделяет.
Максим вышел через час. Глаза красные, вид усталый. Он молча подошёл и обнял её.
— Прости, — сказал он тихо. — Я был не прав. Мне нужно было встать на твою сторону. Давно нужно было.
Елена не ответила. Просто прижалась к нему. Слова были хороши. Но она знала, что настоящая проверка ещё впереди. Потому что Вера Николаевна не из тех, кто сдаётся после одного поражения.
Но в тот момент, когда она стояла у распахнутой двери с открытым лицом и твёрдым голосом, Елена почувствовала себя по-настоящему хозяйкой. Не гостьей в собственной жизни. Не тенью рядом с мужем. Не невесткой, которая должна всем угождать. А хозяйкой своего дома, своей жизни, своих границ.
И пусть впереди были сложные разговоры, обиды, может быть, даже разрыв отношений с частью семьи — но Елена больше не боялась. Она сделала выбор. И этот выбор был в её пользу.
Через несколько дней Вера Николаевна снова позвонила. На этот раз Елена взяла трубку сама.
— Вера Николаевна, я вас слушаю.
— Ты… ты ещё смеешь мне звонить?! — в голосе свекрови звучала едва сдерживаемая ярость.
— Это вы мне позвонили, — спокойно напомнила Елена.
— Я требую извинений!
— Не получите.
— Ты… Ты выгнала меня! Унизила! При всех!
— Я попросила вас покинуть мой дом после того, как вы оскорбили меня, — ровно ответила Елена. — Это разные вещи.
— Я мать Максима!
— И я жена Максима. Но это не даёт вам права вести себя так, как вы себя ведёте. Вера Николаевна, если вы хотите видеться с сыном — пожалуйста. Встречайтесь где угодно. Но в мой дом вы войдёте только тогда, когда научитесь уважению.
Вера Николаевна задохнулась на другом конце провода.
— Ты… Я всё расскажу всем! Всей родне! Ты пожалеешь!
— Рассказывайте, — сказала Елена. — Только рассказывайте правду. Что вы пришли без приглашения, заняли чужое место, оскорбляли хозяйку дома и разлили вино. И что вас попросили уйти. Вот и всё.
Она положила трубку, не дожидаясь ответа.
Максим смотрел на неё широко раскрытыми глазами.
— Ты… Ты так с ней разговаривала?
— Да, — кивнула Елена. — И буду разговаривать так всегда. Потому что я устала унижаться. Устала терпеть. Устала быть виноватой в том, в чём не виновата.
Максим молчал. Потом медленно кивнул.
— Наверное, ты права.
— Не наверное, — поправила его Елена. — Я права. И ты это знаешь. Просто боишься это признать.
Он вздохнул и обнял её.
В тот вечер они долго разговаривали. О границах. О семье. О том, что значит быть мужем и сыном одновременно. О том, что уважение — это не односторонняя дорога.
Елена не знала, чем всё закончится. Может быть, Вера Николаевна действительно больше не будет с ними общаться. Может быть, устроит новый скандал. Может быть, попытается настроить против них всю родню.
Но в ту ночь, стоя у праздничного стола с распахнутой дверью и твёрдым голосом, Елена сделала главное — она вернула себе право быть хозяйкой. И это было только начало новой жизни, где она больше не позволяла другим решать, как ей жить.
