— Никит, ну чего ты! На столе обязательно должна быть черная икра — так мама сказала! Иначе перед родственниками стыдно будет. А, и торт в пять ярусов. Чтобы уж точно нос всем утереть! Нужно доплатить за ресторан, за свет там — дополнительная иллюминация стоит пятьдесят тысяч. Никит, деньги мне переведи! Прям сейчас…
***
Вале недавно исполнилось тридцать три, но сейчас она чувствовала себя маленькой девочкой, которая хочет спрятаться под одеяло. Напротив нее, на кухне, сидела мама, Антонина Петровна, и с ожесточением месила тесто. Она пыталась вбить в него все свои переживания.
— Ну, скажи мне, Валюша, ну куда это годится? — Мама шлепнула ком теста об стол, да так, что мука облачком взвилась вверх. — Триста тысяч за декор! Триста! Это ж уму непостижимо. Мы с отцом, царствие ему небесное, за такие деньги дом в деревне подлатали в свое время. А тут — цветочки на один вечер.
Валя вздохнула, глядя на кружащиеся в чае чаинки.
— Мам, ну Никита же сам сказал: «Пусть делает, как хочет». Слово дал.
— Слово! — фыркнула Антонина Петровна. — Мужик слово дал, мужик слово забрал, если видит, что дело — труба. Он же там на своих веревках болтается сутками! Я как представлю… Ветер, высота эта страшная, а он там висит, окна моет или швы заделывает. Шестнадцать часов, Валя! Шестнадцать! У него глаза на последнем видеозвонке были — как у побитой собаки. Красные, впалые.
Валя и сама это видела. Никита, её младший брат, всегда был трудягой. С детства такой: если надо — сделает. Они жили скромно, лишней копейки в доме не водилось, и Никита рано понял цену деньгам. Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки любого здравого смысла.
Никита работал за границей, промышленным альпинистом. Работа адская, опасная, требующая стальных нервов. И всё ради чего? Ради того, чтобы Лера, его невеста, могла пустить пыль в глаза родственникам и подружкам.
— Я звонила ему вчера, — тихо сказала Валя. — Говорю: «Никит, может, тормознете? Куда вам лимузин этот каретный?». А он мне: «Валь, отстань. Лера мечтает. Я обещал».
— Мечтает она… — проворчала мама, накрывая тесто полотенцем. — Воспитательница в садике! Откуда такие запросы? Родители её, тоже мне, аристократы нашлись. Сами в «двушке» живут, обои десять лет не меняли, а дочке — свадьбу как у принцессы Монако подавай.
В прихожей хлопнула дверь. Вернулся с работы муж Вали, Сергей. Он зашел на кухню, втянул носом запах пирогов и устало улыбнулся.
— Всем привет. Чё, опять военный совет? Кости молодым перемываете?
— Привет, Сереж, — Валя встала, чтобы налить мужу супа. — Не перемываем, а переживаем. Смету новую прислали. Фотограф — сто пятьдесят. Видеограф — двести.
Сергей присвистнул, усаживаясь за стол.
— Нормально девки пляшут. Я на такие бабки полгода пахать должен, если без премий. А тут — за день спустить. Никитос там как, держится?
— Держится, — буркнула Валя. — Только за сердце хватается.
— Ну, он сам выбрал, — философски заметил Сергей, отламывая хлеб. — Любовь, она такая. Беспощадная.
***
Через неделю Никита и Лера прилетели. До свадьбы оставалось всего ничего — десять дней. Валя поехала встречать их в аэропорт одна, мама осталась дома готовить праздничный ужин. Когда брат вышел в зону прилета, у Вали сердце сжалось в тугой комок.
Ему было всего тридцать, а выглядел он на все сорок. Осунулся, под глазами залегли темные тени, кожа какая-то серая. Пыльная как будто. Даже улыбка, которой он одарил сестру, вышла вымученной, кривой. Рядом с ним семенила Лера — миниатюрная блондинка с огромными ресницами и сияющими глазами. Она, в отличие от жениха, выглядела так, будто только что сошла с обложки журнала.
— Валюха! — Никита сгреб сестру в охапку. Руки у него были жесткие, мозолистые, и пах он не дорогим парфюмом, а какой-то строительной пылью.
— Привет, родной, — шепнула Валя, уткнувшись ему в плечо. — Живой?
— Живой, куда я денусь, — хрипло рассмеялся он. — Знакомься, кто не видел. Это Лера. Моя… разорительница.
Он сказал это в шутку, но в голосе проскользнула такая горечь, что Вале стало не по себе.
— Очень приятно, — прощебетала Лера, чмокая воздух рядом с Валиной щекой. — Ой, я так волнуюсь! Столько дел, столько дел! Мы еще рассадку гостей не утвердили, и с салфетками беда — тот оттенок персикового, который я хотела, закончился, предлагают лососевый, а это же совсем другое!
Валя посмотрела на неё, потом на брата, который в это время тупо смотрел на чемоданы, будто позабыл, как их поднимать.
— Поехали домой, — твердо сказала Валя. — Салфетки подождут. Никите выспаться надо.
В машине Лера не умолкала ни на секунду.
— …и вот мама говорит, что торт должен быть в пять ярусов, иначе перед тетей Галей неудобно будет, у её дочки был в четыре! Никит, ты слышишь? Пять ярусов! Кондитер сказал, доплата будет тысяч тридцать, но это же мелочи, правда?
Никита, сидевший на заднем сиденье, прикрыл глаза.
— Угу, — промычал он. — Мелочи.
Валя поймала его взгляд в зеркале заднего вида. В этом взгляде была мольба: «Сделай так, чтобы это закончилось».
— Лер, — осторожно начала Валя, выруливая на проспект. — А вам самим-то нужен этот торт? Его же никто не съест. Половину выкинут.
— Как это не съест?! — возмутилась Лера. — Это же традиция! Это фото! Это память! Ты не понимаешь, Валя, ты давно замуж выходила, тогда другие тренды были. Сейчас свадьба — это событие!
«Событие, — подумала Валя. — Похороны кошелька и нервной системы».
***
Ужин прошел в напряженной обстановке. Антонина Петровна старалась быть гостеприимной, накладывала Лере салаты, подливала морс, но нет-нет да и бросала на сына тревожные взгляды. Никита почти не ел. Он сидел, подперев голову рукой, и клевал носом.
— Никита, сынок, ты бы поел, — тихо попросила мама. — Мясо по-французски, твое любимое.
— Не лезет, мам, — он потер виски. — Голова раскалывается. Я в самолете не спал. Мне ж отпуск дали со скрипом, сказали, чтоб на связи был.
В этот момент у Леры зазвонил телефон.
— Ой, это мамуля! — она выскочила из-за стола и убежала в коридор.
Оттуда донеслось:
— Да, мамочка! Да! Что? Ресторан говорит, что нужно доплатить за аренду света? Гирляндами украсят? Ну и хорошо! Сколько? Пятьдесят тысяч? Ой… Ну, надо так надо. Свет — это важно! Иначе фотки будут темные!
Никита уронил вилку.
— Пятьдесят тысяч за свет, — произнес он медленно, глядя в одну точку. — Я за эти пятьдесят тысяч неделю на фасаде висел в дождь.
Валя не выдержала.
— Никита, скажи ей «нет». Просто скажи «нет». Это бред! Какой свет? Какие гирлянды?! Там люстры хрустальные висят!
— Не могу, Валь, — он поднял на сестру пустые глаза. — Я обещал. Её родители… они такие. Они считают, что если свадьба не «лакшери», то это позор. Они Лере всю плешь проели. Если я сейчас откажу, она расстроится, скандал будет. А я не хочу скандалов. Я просто хочу, чтобы это всё прошло. Чтобы день этот закончился, и мы уехали.
— А жить вы где будете? — спросил Сергей, который до этого молча жевал. — Вы же на съеме там, да?
— На съеме, — кивнул Никита. — Планировали ипотеку брать, но… — он махнул рукой в сторону коридора, где щебетала Лера. — Первоначальный взнос ушел на декоратора и ведущего.
— Ты нормальный вообще? — Сергей отложил вилку. — Ты променял хату на шарики и тамаду?
— Сережа! — шикнула Валя.
— А че «Сережа»? — муж завелся. — Пацан себя гробит! Работа — врагу не пожелаешь. Каждый день риск. Ради чего? Чтобы теща с тестем перед соседями понтанулись? Никит, ты извини, но ты…!
Никита побледнел, желваки на скулах заходили ходуном.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Я знаю, Серега.
В этот момент вернулась Лера, сияющая как новая монета.
— Всё решили! Папа сказал, что свет — это мастхэв! Никитка, перекинь мне на карту полтинник, я аванс внесу.
В кухне повисла тишина. Такая плотная, что её можно было резать ножом. Никита медленно достал телефон. Руки у него дрожали. Он зашел в приложение банка.
— У меня лимит, Лер, — сказал он глухо. — И… там остаток. На билеты обратно и на жизнь до зарплаты. Если я сейчас переведу, мы… нам есть не на что будет.
Лера надула губки.
— Ну займи у кого-нибудь! У Вали, например! Валь, вы же не бедствуете?
Валя почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Мы не бедствуем, Лера, потому что мы деньги не в унитаз спускаем, а на дело тратим. Мы машину обновили, дачу строим. И давать в долг на лампочки я не буду. Принципиально.
— Ну вот, — Лера обиженно передернула плечами. — Вечно вы всё усложняете. Это же один раз в жизни!
— Да хоть десять! — Валя встала. — Ты видишь, в каком он состоянии? Ты на него смотрела вообще? Он еле сидит! Он работает как проклятый, чтобы ты могла в персиковых салфетках сидеть, а ты с него последние жилы тянешь!
— Не кричи на меня! — взвизгнула Лера. — Никита, скажи ей! Почему твоя сестра меня оскорбляет?
Никита молчал. Он просто положил телефон на стол экраном вниз и закрыл лицо ладонями.
***
Следующие два дня прошли в суматохе. Лера таскала Никиту по примеркам, по встречам с флористами. Валя видела брата только поздно вечером, когда он приползал домой и падал замертво.
А потом случился срыв. За три дня до свадьбы они должны были ехать к родителям Леры на «финальное утверждение меню». Валя поехала с ними — просто чтобы присмотреть за братом, который выглядел так, будто вот-вот упадет в обморок.
Квартира родителей Леры была типичной «хрущевкой», но заставленной до отказа хрусталем и коврами. Отец Леры, Борис Иванович, маленький, юркий мужичок, встретил их в майке-алкоголичке, но с важным видом. Мать, Тамара Игоревна, женщина необъятных размеров, тут же начала командовать.
— Так, Никита, садись. Значит, по меню. Икру красную мы заменили на черную, так солиднее. И горячее… Мы решили, что каждому гостю нужно подать по целому перепелу.
— Перепелу? — переспросил Никита, тупо глядя в меню. — Тамара Игоревна, бюджет уже превышен в два раза. У меня нет денег на черную икру.
— Как это нет? — возмутилась будущая теща. — Ты же за границей работаешь! Альпинист! Деньги лопатой гребешь! Не жадничай для любимой! Нам перед людьми стыдно будет, если стол пустой!
— Стол не пустой, — устало возразил Никита. — Там пять видов салатов, нарезки…
— Это для бедных! — отрезала Тамара Игоревна. — У нас будут уважаемые люди! Дядя Вазген приедет, он знает толк в еде!
Лера сидела рядом и кивала, как китайский болванчик.
— Да, Никит, мама права. Черная икра — это уровень.
И тут Никита сломался. Он просто начал смеяться. Тихо, потом громче. Смех перешел в кашель. Он согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Никита! — Валя подскочила к нему. — Ты чего? Воды!
Она схватила стакан со стола, плеснула ему в лицо.
Никита перестал смеяться. Он выпрямился. Лицо его было белым, как мел, а глаза — совершенно бешеными.
— Уровень… — прошептал он. — Уровень, значит. Дядя Вазген… Перепела…
Он резко встал, опрокинув стул.
— А знаете что? — сказал он громко, отчетливо. — Пошли вы все. С вашими перепелами, с вашим Вазгеном и с вашими понтами.
— Никита! — ахнула Лера. — Ты что такое говоришь?
— Что слышала! — рявкнул он так, что хрусталь в серванте звякнул. — Я устал! Я не банкомат! Я человек! Я чуть не сорвался на прошлой неделе с высоты, потому что у меня руки тряслись от недосыпа! Я думал: «Надо заработать Лере на лимузин». А сейчас я смотрю на вас и думаю: а зачем? Чтобы вы, нищие духом люди, пустили пыль в глаза другим таким же нищим?
— Да как ты смеешь! — взвизгнула Тамара Игоревна. — Вон из моего дома! Нищеброд!
— С удовольствием! — Никита сорвал с себя галстук, который его душил, и швырнул его на пол. — Лера, выбирай. Или мы уходим сейчас и делаем нормальную роспись, без цирка, а деньги оставляем на квартиру. Или ты остаешься со своими перепелами, но без меня.
В комнате повисла тишина. Лера смотрела на Никиту, раскрыв рот. Она никогда не видела его таким. Всегда мягкий, уступчивый, готовый на всё… Сейчас перед ней стоял мужик, доведенный до ручки.
Она перевела взгляд на мать. Тамара Игоревна надулась, как индюк, и багровела.
— Пусть катится! — крикнула мать. — Мы тебе лучшего найдем! Олигарха! А этот… монтажник-высотник, тьфу!
Лера посмотрела на отца. Борис Иванович трусливо отвел глаза и потянулся за бутылкой «беленькой».
И вдруг Лера словно очнулась. Она увидела эту убогую квартирку, забитую барахлом. Увидела мать, которая готова продать счастье дочери ради «мнения дяди Вазгена». И увидела Никиту. Своего Никиту, который ради неё рисковал жизнью каждый день. Который любил её, дурынду набитую.
У неё на глаза навернулись слезы.
— Мама, заткнись, — сказала она тихо.
— Что?! — Тамара Игоревна поперхнулась воздухом.
— Заткнись, говорю! — закричала Лера. — Ты мне всю жизнь испортить хочешь? Ради своих комплексов? «Что люди скажут»? Да плевать мне на людей! Мне Никита нужен!
Она подбежала к жениху и схватила его за руку.
— Никитка… Прости меня. Я такая дура… Поехали отсюда. Пожалуйста.
Никита посмотрел на неё недоверчиво. Но увидел в её глазах слезы — настоящие, искренние. И сжал её ладонь.
— Поехали.
Они вышли из квартиры под вопли Тамары Игоревны про неблагодарность и проклятия.
***
Валя везла их домой. В машине было тихо. Никита сидел на переднем сиденье, откинув голову, и спал. Просто выключился, как только сел в машину.
Лера на заднем сиденье тихо плакала, вытирая тушь салфетками.
— Валя… — позвала она шепотом.
— Чего? — отозвалась Валя, не отрывая взгляда от дороги.
— Спасибо. Что не бросила. И что мозги вправили. Я правда… я как в тумане была. Мама звонила каждые пять минут, накручивала. А я боялась показаться хуже других.
— Дурная ты, Лерка, — беззлобно сказала Валя. — Главное — не салфетки персиковые. Главное — чтоб мужик твой живой был и здоровый. И чтоб домой хотел идти, а не на каторгу.
— Я поняла. Честно поняла. А деньги… мы вернем. Залог, наверное, не отдадут, но и черт с ним. Остальное заберем. И в ипотеку.
— Вот это дело, — кивнула Валя. — Вот это разговор взрослой женщины.
***
Свадьбу сыграли. Но не в пафосном ресторане, а на даче у Вали. Поставили шатер, Сергей пожарил шашлыки, мама испекла свои фирменные пироги. Гостей было немного — только самые близкие. Родители Леры не приехали — «смертельно обиделись». Зато приехала Лерина бабушка, божий одуванчик, которая тихонько шепнула внучке: «Правильно сделала, деточка. Счастье любит тишину, а не оркестр».
Никита был в простых брюках и рубашке, Лера — в легком белом сарафане. Они выглядели счастливыми. По-настоящему. Без натужных улыбок для фотографа за сто пятьдесят тысяч.
Вечером, когда стемнело и зажглись фонарики в саду, Никита подошел к Вале. Он выглядел отдохнувшим, в глазах появился живой блеск.
— Спасибо, сестренка, — он обнял её.
— За что?
— За то, что была рядом. И за то, что не дала мне сойти с ума.
— Обращайся, — усмехнулась Валя. — Только давай без экстрима больше. И на работе тоже.
— Обещаю. Мы с Лерой решили… я контракт доработаю, год еще, квартиру купим, и всё. Буду искать что-то на земле. Хватит с меня полетов. Детей хочу. И чтоб их папа был дома, а не в командировке.
Валя посмотрела на танцующих у костра Леру и Сергея. Лера смеялась, что-то рассказывая Сергею, и выглядела простой, милой девчонкой, а не капризной принцессой.
— Всё будет хорошо, Никит, — сказала Валя. — Теперь точно всё будет хорошо.
И где-то в глубине души она знала: так оно и будет. Потому что они прошли проверку. Медными трубами, черной икрой и здравым смыслом. И победил, слава богу, последний.
