Валерий стоял у окна, барабаня пальцами по подоконнику. За стеклом серый декабрьский вечер поедал остатки дня, превращая грязный снег во что-то похожее на старую вату. Он не смотрел на Асю. Он смотрел на свое отражение, поправляя воротник рубашки, хотя они никуда не собирались.
— Я не понимаю, Валера, — тихо сказала Ася. Она сидела за кухонным столом, обхватив чашку с остывшим чаем. — У нас ипотека не закрыта. У нас ремонт в ванной встал на стадии «отбили плитку». Какая машина? Зачем твоей маме внедорожник? Она из дома выходит только в магазин и в поликлинику.
Валерий медленно повернулся. Его лицо, обычно такое открытое и улыбчивое для друзей, сейчас напоминало маску из плохого гипса. Глаза — две колючие льдинки.
— Дело не в том, куда она ездит, — процедил он, словно объяснял прописные истины неразумному ребенку. — Дело в статусе. У тети Любы сын матери баню построил. У дяди Вити зять джип подогнал. А моя мать что, хуже всех? Она мне всю жизнь отдала.
— Валера, ты работаешь менеджером по продажам окон, а я логист на складе. Мы не олигархи.
Он дернул плечом, и в этом жесте сквозило такое раздражение, что Асе стало зябко.
— Ты получила премию. И бабушкину квартиру мы продали еще в октябре. Деньги лежат мертвым грузом.
— Эти деньги — на расширение. Мы планировали ребенка, Валера. Ты сам говорил…
— Планы меняются! — рявкнул он, но тут же понизил голос, увидев, как Ася вздрогнула. Он подошел ближе, навис над ней, опираясь руками о столешницу. — Мама звонила, говорит, что если ты на Новый год ей машину не подаришь, то можешь вообще не приходить.
Ася подняла голову. В кухне гудел холодильник, старый, дребезжащий звук, к которому она привыкла, но сейчас он казался оглушительным.
— Я? — переспросила она. — Не мы? Я?
— Ты. Она считает, что это ты жмешь деньги. Что ты настраиваешь меня против родни. Если машины не будет — на порог не пустит. И меня, кстати, тоже, потому что я «подкаблучник». Ты этого хочешь? Развалить семью из-за жадности?
Ася смотрела на мужа и видела незнакомца. Три года брака. Три года она думала, что они — команда. Да, Лариса Петровна, свекровь, была женщиной сложной, жила в областном центре за двести километров, звонила редко и говорила в основном о болячках и ценах на гречку. Но требовать внедорожник?
— Хорошо, — сказала Ася. Голос ее стал ровным, сухим, как осенний лист. — Я поняла.
— Что ты поняла? — подозрительно прищурился Валера.
— Что вопрос стоит ребром. Или машина, или развод. Так?
Валерий скривился, словно съел лимон.
— Не утрируй. Просто сделай по-человечески. Оформим кредит на тебя, первоначальный взнос с продажи квартиры. Я буду помогать платить. Мама будет счастлива, мы будем хорошими детьми. Все.
Он вышел из кухни, оставив после себя шлейф дорогого парфюма — единственной вещи, на которую он никогда не жалел денег.
Ася осталась сидеть. Внутри что-то щелкнуло. Не разбилось, а именно встало на место, как патрон в обойму. Она не была истеричкой. Она была логистом. Ее работа заключалась в том, чтобы находить кратчайшие пути и исключать ошибки. И сейчас в накладной под названием «Семейная жизнь» была выявлена критическая недостача.
На следующий день Ася взяла отгул. Валера ушел на работу, насвистывая, уверенный, что «дожал» жену. Как только хлопнула входная дверь, Ася достала чемодан. Не для того, чтобы уйти. А чтобы съездить в командировку. Личную.
Путь до города N, где жила Лариса Петровна, занял три часа на электричке. Пейзаж за окном менялся с городских высоток на унылые частные сектора и заснеженные поля. Ася думала.
Она вспоминала мелочи. Как Валера год назад попросил пятьдесят тысяч «маме на зубы», а потом Ася увидела у свекрови старые протезы. Как он говорил, что «мама просила помочь с ремонтом крыши», и исчезли накопления на отпуск, а крыша на фото в соцсетях соседки выглядела так же, как и пять лет назад.
Ася не была наивной, но она была доверчивой. Ей хотелось верить, что муж — это стена. Оказалось, стена из гипсокартона, за которой пустота.
Дом Ларисы Петровны стоял на окраине. Добротный, но старый сруб, обшитый потемневшей вагонкой. Калитка скрипнула, встречая гостью. Во дворе было чисто, дорожки выскоблены до льда. Никаких следов роскоши или претензий на нее.
Дверь открыла сама Лариса Петровна. Женщина крупная, с тяжелым, землистым лицом и руками, похожими на корни старого дерева. Она была в старом байковом халате и вязаных носках.
— Аська? — брови свекрови поползли вверх. — Ты чего без звонка? Случилось чего? Валерка где?
— Валера работает, — Ася шагнула через порог, не дожидаясь приглашения. — А я к вам. Поговорить надо, Лариса Петровна. Серьезно.
В доме пахло сушеными травами и старой бумагой. Никакого «запаха старости», просто запах дома, где давно не было новой мебели. В зале стоял древний сервант, на столе — клеенчатая скатерть.
Лариса Петровна поставила чайник. Она двигалась тяжело, припадая на правую ногу.
— Ну, выкладывай, — буркнула она, садясь напротив. — Чего примчалась? Разводитесь, что ли? Я так и знала, что не уживетесь. Валерка у меня с характером, но и ты не подарок, все работаешь, работаешь…
— Лариса Петровна, какую модель машины вы хотите? — перебила ее Ася, глядя прямо в глаза.
Свекровь замерла с сахарницей в руке.
— Чего?
— Машину. Валера сказал, вы поставили ультиматум. Если я не подарю вам на Новый год автомобиль, желательно внедорожник, то на порог нас не пустите. Вот я и приехала уточнить комплектацию. Кожаный салон нужен?
Лариса Петровна медленно поставила сахарницу на стол. Ее лицо начало наливаться нездоровой краснотой.
— Ты… ты чего несешь, девка? Какая машина? У меня прав отродясь не было. У меня глаукома, я очки ношу минус семь!
Ася не отвела взгляда.
— Валера сказал, вам перед соседями стыдно. Что у тети Любы баня, а у вас ничего.
Лариса Петровна вдруг закашлялась, тяжелым, грудным кашлем. Потом махнула рукой:
— Тьфу ты, Господи. Любка померла два года назад. Какая баня? Ася, ты в своем уме? Или это Валерка…
Она осеклась. В глазах свекрови, обычно колючих и недоверчивых, мелькнуло что-то похожее на страх. Она потянулась к пачке дешевых сигарет, лежащей на подоконнике, но передумала.
— Он деньги у тебя просит? — глухо спросила Лариса Петровна.
— Требует. Сказал, это ваше условие.
Свекровь тяжело поднялась и подошла к комоду. Достала оттуда шкатулку, из нее — кнопочный телефон.
— Значит, машину… — пробормотала она. — А мне он сказал месяц назад, что ты тяжело больна. По-женски. Что операция нужна срочная, в Израиле.
Ася почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— Что?
— То. Приехал, глаза на мокром месте. «Мама, спасай Аську, пропадаем». Я ему сберкнижку отдала. Гробовые свои. Двести тысяч там было. И еще у соседки заняла пятьдесят. Сказал, не хватает.
В комнате повисла тишина. Такая плотная, что можно было резать ножом. Слышно было только, как тикают ходики на стене.
Ася вспомнила тот месяц. Валера был «в командировке». Привез ей новый телефон — «просто так, любимая». И себе обновил гардероб.
— Двести тысяч… — прошептала Ася. — Лариса Петровна, я здорова. Я на работе медосмотр проходила неделю назад.
Свекровь опустилась на стул, словно из нее выпустили воздух. Теперь перед Асей сидела не «грымза-свекровь», а просто обманутая, уставшая женщина.
— Вот паразит, — выдохнула Лариса Петровна. Голос ее не дрожал, в нем звенела сталь. — Вот же гнида. В отца пошел. Тот тоже… все прожекты строил, пока полдома не пропил.
Она подняла на Асю глаза.
— А машину, значит, на меня просил оформить?
— Нет. Сказал, на меня кредит, а кататься будете вы. По документам — моя, по факту — ваша. Но думаю, он бы ее сразу продал или… я не знаю.
— Знаю я, — Лариса Петровна стукнула ладонью по столу. — Игровой он. Я бумажки нашла, когда он приезжал. Ставки какие-то, биржи… Я не разбираюсь. Думала, балуется. А он, значит, в долгах как в шелках. И нас с тобой, двух дур, лбами сталкивает.
Ася вдруг почувствовала странное облегчение. Враг был не здесь. Враг был дома, ждал ужина.
— Что делать будем, Лариса Петровна?
Свекровь усмехнулась, обнажив желтоватые зубы. Усмешка была жуткой.
— Что делать? Учить будем. Машину он хочет? Будет ему машина. У тебя деньги-то есть, которые он требовал?
— Есть. От продажи квартиры. Но я не дам.
— И не надо. Ты мне вот что скажи… Ты его любишь еще? После этого всего?
Ася посмотрела на выцветшие обои, на фотографию маленького Валеры с бантом, висящую в рамке.
— Нет, — твердо сказала она. — Умерло всё. Как отрезало.
— Вот и славно, — кивнула Лариса Петровна. — А то я боялась, начнешь сейчас сопли жевать, спасать его, кодировать. Гнилое яблоко не спасают, его в компост кидают. Слушай меня внимательно, невестка.
Неделя до Нового года прошла в странном напряжении. Ася вела себя идеально. Она сказала Валере, что согласна. Что заказала машину. Что это будет сюрприз, и забрать ее можно будет 31 декабря прямо из салона, но документы она оформит сама, чтобы «маме было приятно получить ключи из рук сына».
Валерий цвел. Он стал ласковым, предупредительным. Он даже купил елку и сам ее нарядил. Он уже мысленно тратил деньги, которые выручит, загнав новенький кроссовер перекупам сразу после праздников. С матерью он, якобы, договорился.
— Мама так рада, Асенька, — ворковал он, нарезая колбасу. — Говорит, наконец-то ты стала частью семьи.
Ася улыбалась. Она училась у него врать. Оказалось, это несложно, когда внутри пустота.
31 декабря. Утро.
— Поехали, — сказал Валера, потирая руки. — В салон? Или сразу к маме?
— К маме, — сказала Ася. — Машина там. Сюрприз, помнишь? Доставили эвакуатором прямо к воротам, чтобы она вышла — и ахнула.
Валерий нахмурился. Это не входило в его планы, но он быстро успокоился. Ладно, заберет у матери ключи там же. Скажет, что надо «обкатать» или «настроить электронику».
Они ехали молча. Валера ерзал, проверял телефон. Ему звонили «кредиторы», он сбрасывал, писал смс: «Сегодня все верну».
Подъехали к дому Ларисы Петровны. Ворота были распахнуты.
Посреди двора, на расчищенной площадке, стояло оно.
Это был «Запорожец». Старый, ржавый, горбатый «Запорожец» без колес, стоящий на кирпичах. Но с огромным красным бантом на крыше.
Валерий вышел из машины, глядя на это чудо советского автопрома. Рот его приоткрылся.
— Это что? — сипло спросил он.
На крыльцо вышла Лариса Петровна. В парадном платье, с прической, в руках — папка с бумагами. Рядом с ней стоял коренастый мужик в полицейской форме — участковый, дядя Паша, давний знакомый семьи.
— Это, сынок, твоя машина, — громко сказала Лариса Петровна. — Как ты и просил. Транспортное средство.
— Ты че, мать? — Валера побледнел. Он обернулся к Асе. — Ася, где джип? Ты же сказала…
Ася вышла из машины и встала рядом со свекровью.
— А джипа не будет, Валера. И денег не будет. И квартиры у тебя больше нет.
— В смысле? — он начал закипать, сжимая кулаки. — Вы что, сговорились? Ася, деньги где? Я знаю, они у тебя на счету!
— Были, — спокойно ответила Ася. — Вчера я закрыла ими ипотеку. Полностью. Квартира теперь наша, но так как куплена она была в браке, но на деньги от продажи моего наследства… В общем, я подала на развод и раздел имущества. Адвокат сказал, у тебя шансов мало, учитывая, что ты ни копейки туда не вложил за последние два года.
Валерий дернулся к ней, но участковый дядя Паша сделал шаг вперед и выразительно кашлянул.
— Валерий, не буянь. Заявление уже лежит. О мошенничестве.
— Каком мошенничестве? — взвизгнул Валера. Голос его сорвался на фальцет.
Лариса Петровна бросила ему под ноги папку. Она шлепнулась в снег, раскрылась. Оттуда выпали распечатки банковских переводов и копия заявления.
— Ты у матери деньги взял? Взял. На операцию жене? На операцию. Жена здорова? Здорова. Статья 159 УК РФ, сынок. Дядя Паша мне все разъяснил. Если ты сейчас же не исчезнешь, я дам ход делу. И Ася подтвердит, что не болела.
Валерий переводил взгляд с матери на жену. Он видел перед собой не жертв. Он видел стену. Настоящую, бетонную стену.
— Мам, ты чего? — он попытался улыбнуться той самой улыбкой, которая всегда работала. — Ты же меня любишь. Я твой сын. Ну оступился, ну долги… Я отыграюсь!
— Отыгрался уже, — отрезала мать. Лицо ее было каменным, но Ася видела, как дрожит уголок губы. — Я тебя, паразита, тридцать лет любила. И все ждала, когда в тебе человек проснется. А там пусто. Ты же не только меня обобрал, ты жену свою продать готов был. Вон отсюда.
— Куда? — растерянно спросил он. — У меня в городе квартира опечатана за долги… Ася?
Ася достала из сумочки ключи от машины, на которой они приехали (это была ее машина, купленная еще до брака).
— Твои вещи я собрала. Они у подъезда стоят, соседка присматривает. Ключи от квартиры я сменила сегодня утром.
— Вы… вы твари! — заорал он, поняв, что игра окончена. Лицо его перекосилось, стало уродливым, хищным. — Обе! Да кому вы нужны? Старая карга и фригидная мышь! Да я…
— Павел Игнатьевич, — спокойно сказала Лариса Петровна. — Уведите гражданина. Он хулиганит.
Участковый взял Валеру под локоть. Жестко, профессионально.
— Пойдем, Валера. До станции подброшу. А там сам.
Валерий упирался, сыпал проклятиями, грозил судом, братками, богом. Но его увели.
Две женщины остались стоять во дворе. Падал редкий снег, оседая на ржавом капоте «Запорожца».
Ася подошла к свекрови. Лариса Петровна вдруг как-то сразу ссутулилась, стала меньше ростом.
— Спасибо, Лариса Петровна. За «Запорожец». Где вы его вообще достали?
— У соседа, у Петровича в огороде гнил. За две бутылки отдал, — хмыкнула свекровь, вытирая глаза кончиком платка. — Бант только дорогой вышел, зараза.
Они помолчали.
— Ты прости меня, Аська, — глухо сказала свекровь. — Что воспитала такое… дерьмо. Не знаю, где упустила. Вроде и не баловала, и любила…
— Не вы виноваты, — Ася взяла ее за шершавую руку. — Люди сами выбирают, кем быть. Он выбрал.
— Останешься? — спросила Лариса Петровна, кивнув на дом. — Оливье нарезала. Холодец стынет. Новый год все-таки. А одной мне… тошно.
Ася посмотрела на темные окна дома, где, наверное, было тепло и пахло старыми книгами. Ей не хотелось возвращаться в пустую квартиру, где каждая вещь напоминала о трех годах лжи.
— Останусь, — сказала она. — Только у меня подарка нет. Машину-то я не купила.
Лариса Петровна махнула рукой:
— Да и черт с ней. У меня лыжи есть, старые, деревянные. Завтра в лес пойдем. Там воздух такой… душу лечит.
Ася улыбнулась. Впервые за этот месяц улыбка была настоящей.
— Пойдемте в дом, мама. Замерзли.
Они вошли в дом, и дверь за ними плотно закрылась, отсекая холод, серый снег и прошлое, которое навсегда осталось за калиткой.
