— Соус пусть отдельно подадут, в соуснике, а то размокнет всё, пока до рта донесешь, — громко распорядилась женщина в люрексовой кофте, тыкая пухлым пальцем в ламинированное меню. — И хлеба черного побольше, он у вас свежий? Смотри мне, если вчерашний принесешь, я администратора позову.
Официант, молодой парень с уставшим лицом, лишь коротко кивнул и записал заказ. Света, сидевшая напротив, разгладила скатерть, стараясь не встречаться взглядом с мужем. Игорь сидел, сжав челюсти так, что на скулах ходили желваки. Ему было стыдно. Свете — уже нет. Стыд выгорел в ней еще года три назад, осталась только холодная, как хирургическая сталь, наблюдательность.
Напротив них восседала Галина, старшая сестра Игоря. Она занимала собой много пространства — не только физически, хотя ее пышная фигура с трудом помещалась в кресле, но и акустически. Галина была из тех людей, кто считает, что если они говорят громко, то они автоматически правы.
— Ну что вы сидите, как на поминках? — Галина окинула стол хозяйским взглядом, поправила массивную золотую цепь на шее, которая врезалась в кожу, напоминая перетяжку на колбасном батоне. — Юбилей у матери, или где? Тридцать пять лет, как отца схоронили, тоже дата, между прочим. Надо помянуть, надо посидеть. Светка, ты чего такая кислая? Опять на работе проблемы?
— Нет проблем, Галя. Устала просто, — ровно ответила Света.
Свекровь, Анна Петровна, сидела во главе стола. Маленькая, сухонькая, с вечно виноватой улыбкой. Она была тем самым «громоотводом», через который Галина выкачивала ресурсы из всей семьи. Анна Петровна не была злодейкой, она была профессиональной страдалицей.
— Ой, Галочка, может, не надо было так много заказывать? — тихо прошелестела свекровь. — Дорого же… У Игоря ипотека.
— Мама! — Галина всплеснула руками, и браслеты на ее запястье звякнули, как кандалы. — Что ты вечно прибедняешься? Игорь у нас начальник отдела. Света тоже не полы моет. Один раз в год можно сестру и мать нормально покормить? Я, между прочим, на такси ехала, чтобы к вам успеть, потратилась.
Игорь тяжело выдохнул. Света накрыла его руку своей ладонью, призывая к спокойствию. Это был их негласный договор: сегодня они терпят. Но Света знала то, чего не знал Игорь. И это знание грело её лучше любого коньяка.
История их отношений с золовкой тянулась давно. Галина была классическим примером человека, которому все должны по факту рождения. «Я старшая», «у меня двое детей», «мужик у меня непутевый» (хотя мужиков сменилось трое, и все сбегали, роняя тапки, через полгода).
Галина не работала официально уже лет десять. Она «крутилась». То перепродавала какую-то косметику, то вязала на заказ (правда, заказы вечно задерживала), то просто ныла, что спина болит, и садилась на шею матери. А мать, получая пенсию и помощь от Игоря, тут же переправляла деньги «бедной Галочке».
Но сегодня воздух был наэлектризован по-особенному.
Принесли салаты. Галина придирчиво осмотрела тарелку с «Цезарем», подцепила вилкой креветку, понюхала.
— Мелковаты, — вынесла вердикт. — В прошлый раз в «Олимпе» крупнее были. Ну да ладно, с паршивой овцы… — она осеклась, поймав тяжелый взгляд Игоря. — Ешьте, давайте.
Света ела молча, методично пережевывая пищу. Она смотрела на золовку и видела не просто хамоватую родственницу, а схему. Четкую, отлаженную схему паразитирования.
Полгода назад Галина позвонила Игорю в слезах.
— Крыша потекла! В доме, где мы живем, потоп! Дети сыростью дышат! Игорь, ты же мужик, помоги! Нужно сто тысяч, срочно, бригаду нанять!
Игорь, конечно, дал. Света тогда промолчала, только зубами скрипнула. Потом было: «Машина сломалась, возить детей в школу не на чем», «Зубы посыпались, нужно протезирование». Суммы уходили регулярные. Света вела подсчет. За два года — полмиллиона. На эти деньги они могли бы закрыть часть ипотеки или обновить машину. Но деньги уходили в бездонную бочку под названием «Галина».
И вот сейчас, глядя, как золовка наворачивает салат, Света вспомнила вчерашний звонок.
Звонила её знакомая, Лена, которая работала в реестре недвижимости. Света попросила её проверить кое-что, просто так, для успокоения совести. Информация, которую выдала Лена, перевернула всё.
— А что, Светка, — прочавкала Галина, вытирая губы салфеткой, на которой остался жирный след помады цвета переспелой вишни. — Вы на море-то собираетесь в этом году? Или опять на даче кверху воронкой стоять будете?
— Не решили еще, — уклончиво ответил Игорь. — Денег свободных нет.
— Ой, да ладно! — махнула рукой Галина. — Нет денег — это когда хлеб купить не на что. А у вас — так, временные трудности. Кстати, мам, я тебе говорила? У старшего выпускной на носу. Там такие поборы в школе, ужас! Костюм, ресторан… Надо бы помочь внуку.
Анна Петровна засуетилась, полезла в свою старую сумку.
— Конечно, Галочка. Я вот тут отложила немного…
— Мама, убери кошелек, — жестко сказал Игорь. — Мы сейчас едим. О делах потом.
Галина недовольно поджала губы, но промолчала. Принесли горячее. Огромное блюдо с ассорти шашлыков, овощи гриль, картофель по-деревенски. Запах жареного мяса и дымка заполнил пространство. Глаза Галины загорелись хищным блеском. Она, не дожидаясь остальных, потянулась к блюду, накладывая себе самые сочные куски шейки.
— Мясо вроде ничего, — одобрила она, отправляя в рот кусок. — Но маринад слабоват. Я лучше делаю.
Она ела быстро, жадно, словно боялась, что тарелку отберут. Жир тек по подбородку, она небрежно стирала его тыльной стороной ладони. Света наблюдала за этим с брезгливостью исследователя, изучающего повадки насекомого.
— Слушай, Игорек, — с набитым ртом начала Галина. — Тут такое дело. У меня забор на участке совсем завалился. Соседи жалуются. Там, говорят, собаки бродячие лазят. Надо бы профиль купить, столбы поменять. Ты бы приехал в выходные, посмотрел? Ну и деньгами бы подсобил, а? Там тысяч пятьдесят надо, не больше.
Игорь отложил вилку.
— Галя, я тебе месяц назад давал на ремонт котла. Ты сказала, что это последнее.
— Так котел я починила! — возмутилась Галина, активно жестикулируя вилкой с насаженным куском мяса. — А забор — это другое! Это безопасность! Ты хочешь, чтобы племянников собаки покусали?
— Я хочу, чтобы ты начала жить по средствам, — тихо, но твердо сказал Игорь.
В воздухе повисла тишина. Даже Анна Петровна перестала жевать. Галина побагровела.
— Ах вот как? — она швырнула вилку на тарелку, звон прозвучал как выстрел. — По средствам? Это ты мне, сестре, говоришь? Которая одна двоих тянет? Ты, сытый, довольный, в тепле сидящий? Мать, ты слышишь, что он говорит?
Анна Петровна заломила руки:
— Игорюша, ну зачем ты так… Гале тяжело.
— Ей тяжело, потому что она не работает, — отрезал Игорь.
— Я кручусь как белка в колесе! — взвизгнула Галина. — Ты не знаешь, каково это!
И тут вступила Света. Спокойно, размеренно, глядя прямо в переносицу золовке.
— Галя, а расскажи нам про квартиру на улице Ленина.
Галина замерла. Ее лицо, только что выражавшее праведный гнев, вдруг стало серым, как остывшая зола. Рот приоткрылся, но звука не последовало.
— Какую квартиру? — не понял Игорь, переводя взгляд с жены на сестру.
— Двухкомнатную, — пояснила Света, не сводя глаз с золовки. — На третьем этаже, с ремонтом. Купленную три месяца назад. За наличные. Без ипотеки.
Анна Петровна моргнула:
— Галочка? Это правда?
Галина молчала. Ее бегающие глазки метались по столу, ища спасения в солонке, в бокале с вином, в салфетках.
— Ты… ты откуда взяла это? — прохрипела она наконец. — Выдумываешь! Клевета!
— Выписку из реестра показать? — Света достала телефон. — У меня скриншот есть. Оформлена на тебя, Галина Сергеевна. Дата покупки совпадает с тем временем, когда ты у Игоря просила «на срочную операцию», которой не было. И когда ты у матери пенсию забирала под предлогом долгов за коммуналку.
Игорь медленно повернулся к сестре. В его глазах читалось не просто удивление, а настоящее крушение мира.
— Галя… — голос его дрогнул. — Ты купила квартиру? На те деньги, что мы тебе давали?
— Не на те! — взвизгнула Галина, понимая, что отступать некуда, и переходя в нападение. Лучшая защита — это истерика. — Я копила! Я годами во всем себе отказывала! Дети лишней конфеты не видели! Я откладывала каждую копейку! А вы… вы считаете мои деньги? В карман ко мне заглядываете?
— Ты просила у нас на еду, — тихо сказал Игорь. — Ты говорила, что детям носить нечего.
— И нечего! — рявкнула Галина. — Квартира — это для них! Для будущего! Чтобы у них угол был! А вы эгоисты! Только о себе думаете! У вас всё есть, а у меня ничего!
Она вскочила, стул с грохотом отъехал назад.
— Неблагодарные! Я к вам с душой, на юбилей, а вы мне допрос устроили! Ноги моей больше не будет в вашем доме!
Она схватила свою сумку, но вдруг остановилась. Взгляд ее упал на стол, на огромное блюдо с шашлыком, которое было съедено едва ли наполовину. Жадность боролась в ней с яростью, и жадность победила. Это была та самая, глубинная, деревенская жадность, которую не вытравить никакими квартирами.
Она снова плюхнулась на стул и подозвала официанта, который опасливо жался у колонны.
— Контейнеры принеси! — гаркнула она. — И пакет.
Повернувшись к Свете, она произнесла фразу, которая стала финальным аккордом этого вечера, гимном ее наглости.
— Мяса положи побольше мне, а все, что мы не съедим, упакуй с собой, — заявила золовка Свете, указывая на тарелки мужа и свекрови. — Не пропадать же добру. Я заплатила своим временем, что приехала сюда вас слушать.
Света посмотрела на нее. Внимательно, долго. В этот момент в Свете что-то щелкнуло. Она больше не видела перед собой родственницу. Она видела чужого, неприятного человека.
— Нет, — сказала Света.
— Что «нет»? — опешила Галина.
— Ты не получишь ничего с собой. И за свой заказ ты заплатишь сама.
Галина расхохоталась. Громко, фальшиво.
— Ты сдурела? Игорь всегда платит! Он мужчина!
Игорь молчал. Он смотрел на скатерть, на свои руки. Потом поднял голову. Лицо его было спокойным, и от этого спокойствия повеяло холодом.
— Официант! — позвал он. — Разделите счет.
— Что?! — Галина аж подпрыгнула. — Игорек, ты чего? Это же я, сестра твоя! Ты жену послушал? Эту змею?
— Счет за этот стол — на три персоны, — твердо сказал Игорь, указывая на себя, Свету и мать. — А всё, что заказывала эта дама, и всё, что она хочет забрать с собой — в отдельный счет.
— У меня нет денег! — взвыла Галина. — Я на такси всё потратила!
— У тебя есть квартира, — вставила Света. — И машина, на которую ты просила пятьдесят тысяч, хотя ремонт стоил пять. Продай что-нибудь.
Анна Петровна заплакала, тихонько утираясь салфеткой.
— Детки, не ссорьтесь… Игорюша, заплати, ради бога, не позорь нас…
Игорь встал, подошел к матери и нежно обнял её за плечи.
— Мама, позора здесь нет. Позор — это врать родным и воровать у них, прикрываясь детьми. Пойдемте.
Он помог матери встать. Света поднялась следом, одернув платье.
— А ты? — Галина смотрела на них с ненавистью и страхом. Она вдруг поняла, что блеф не сработал. Что привычная кнопка «жалость» сломалась.
— А ты остаешься, — сказал Игорь. — Приятного аппетита, Галя. И забор почини. Сама.
Они пошли к выходу. Спина Игоря была прямой, словно он сбросил с плеч тяжелый мешок с гнилой картошкой, который тащил всю жизнь.
Сзади доносился визг Галины:
— Вы не имеете права! Я полицию вызову! Мама, скажи им!
Но Анна Петровна шла, опираясь на руку сына, и не оборачивалась. Она плакала, да. Ей было больно. Но где-то в глубине души, там, где еще оставалась здравая крестьянская мудрость, она понимала: нарыв должен был вскрыться.
На улице было свежо. Вечерний город мигал огнями, люди спешили по своим делам.
Игорь достал сигареты, хотя бросил полгода назад. Покрутил пачку в руках и сунул обратно в карман.
— Ты знала про квартиру давно? — спросил он, не глядя на Свету.
— Со вчерашнего дня.
— Почему сразу не сказала?
— Хотела, чтобы ты сам увидел. Не через слова, а через действие. Сегодня она показала себя во всей красе.
Игорь кивнул.
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не устроила скандал дома. За то, что дала мне сохранить лицо перед людьми, хоть и таким способом.
Они посадили Анну Петровну в такси. Свекровь, уже успокоившись, смотрела на сына из окна машины виноватыми глазами.
— Прости меня, сынок. Я ведь догадывалась. Что она… ну… присочиняет. Но про квартиру не знала. Честное слово.
— Я знаю, мам. Езжай домой. Мы завтра заедем.
Когда такси уехало, Света глубоко вздохнула, вдыхая прохладный воздух.
— А знаешь, что самое смешное? — спросила она.
— Что?
— Она ведь реально сейчас сидит там и доедает мясо. И будет требовать контейнер, даже если ей придется оставить в залог свой золотой браслет.
Игорь криво усмехнулся.
— Это точно. Жадность вперед неё родилась.
— Куда мы теперь? Домой?
Игорь посмотрел на жену. В его глазах больше не было той усталости, что давила его последние годы. Была злость, была горечь, но была и свобода.
— Нет. Домой не хочу. Давай пройдемся. Тут недалеко парк. И… Света?
— Что?
— Давай купим мороженое. Просто так. И съедим его на скамейке. Без разговоров про деньги, про заборы, про родственников.
Света улыбнулась. Впервые за вечер искренне.
— Давай. Только чур, я плачу. А то у тебя ипотека.
Он рассмеялся, обнял ее за плечи, и они пошли по аллее.
А в ресторане, за залитым соусом столом, сидела одинокая женщина в люрексовой кофте. Перед ней стояли пластиковые контейнеры. Она яростно, с остервенением запихивала в них куски остывшего шашлыка, бормоча проклятия. Официант стоял рядом с терминалом оплаты и смотрел на нее с смесью жалости и презрения. Она была одна. Со своим мясом, со своей квартирой и со своей необъятной, всепоглощающей пустотой внутри, которую не заполнить никакой халявной едой.
В телефоне у Галины пикнуло сообщение. Банк уведомлял о списании средств за ужин. Сумма была внушительной. Она с ненавистью посмотрела на экран, потом на гору мяса в контейнере.
— Ничего, — прошептала она. — Ничего. Зато еды на неделю хватит.
Она так и не поняла. И никогда не поймет. Есть люди, которые едят, чтобы жить. А есть те, кто живет, чтобы урвать кусок пожирнее, даже если этот кусок застрянет поперек горла.
Света и Игорь шли по парку. Ветер трепал полы Светиного пальто.
— Знаешь, — сказал вдруг Игорь. — А ведь если бы ты не сказала… Я бы дал ей эти пятьдесят тысяч.
— Я знаю, — просто ответила Света.
— Я чувствую себя… лопухом.
— Ты не лопух, Игорь. Ты просто хороший брат. Был. Теперь ты просто умный мужчина.
— Жестоко ты с ней.
— Жизнь жестокая, — пожала плечами Света. — Либо ты ставишь границы, либо тебя стирают в порошок. Мы свои границы сегодня очертили. Железобетонные.
Они остановились у киоска с мороженым. Продавщица, пожилая женщина в теплом платке, улыбнулась им.
— Чего желаете, молодые люди?
— Два пломбира, — сказал Игорь. — Самых обычных. Без наворотов.
Они взяли мороженое и сели на скамейку под старым кленом. Тишина парка окутывала их, смывая грязь и шум ресторана. Света положила голову мужу на плечо.
Она знала, что завтра будут звонки. Будет истерика Галины по телефону, будут попытки манипулировать через мать, будут проклятия и угрозы. Но всё это уже не имело значения. Главное произошло. Пуповина, по которой из их семьи выкачивали жизнь, была перерезана. Грубо, без наркоза, но навсегда.
Игорь откусил мороженое, поморщился от холода.
— Вкусно. Как в детстве. Когда отец еще жив был.
— Да, — согласилась Света. — Вкусно.
Они сидели и смотрели на звезды, проглядывающие сквозь ветви. Две маленькие фигурки в огромном городе, отвоевавшие свое право на спокойную жизнь. Без чужих заборов, без мнимых болезней и без лишних едоков за своим столом.
Это была не победа в войне. Это было просто возвращение себе — себя. И это стоило гораздо дороже, чем счет в ресторане.
