– Сережа, ты уверен, что ортопедическая подушка для твоего папы лежит в шкафу? Я не хочу, чтобы началось с порога: «шея затекла», «кровать жесткая», «воздух спертый». Ты же знаешь, как Виктор Иванович относится к комфорту.
Марина нервно поправляла идеально выглаженную простыню на раскладном диване в гостиной. Этот диван, гордость их новой квартиры, был куплен специально с расчетом на гостей: широкий, с независимым пружинным блоком, стоил он как крыло самолета, но Марина настояла. Она хотела, чтобы в их доме было удобно всем.
Сергей, муж Марины, стоял в дверном проеме и переминался с ноги на ногу. Вид у него был виноватый, хотя гости еще даже не переступили порог.
– Мариш, тут такое дело… – начал он, старательно отводя взгляд в сторону окна, где ноябрьский ветер трепал ветки березы. – Мама звонила, пока ты в душе была.
Марина замерла. Рука, разглаживающая складку на наволочке, остановилась. За пять лет брака она научилась различать интонации мужа. Этот тон, просительно-извиняющийся, не предвещал ничего хорошего.
– И что сказала Галина Петровна? – медленно спросила Марина, поворачиваясь к мужу.
– Ну, она сказала, что у папы опять радикулит обострился. В поезде продуло, наверное. И у самой давление скачет. В общем… она попросила, чтобы мы им нашу спальню уступили.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают часы на стене да гудит холодильник на кухне. Марина смотрела на мужа и чувствовала, как внутри закипает холодное бешенство.
– Сережа, – очень тихо произнесла она. – Мы это обсуждали. Три дня назад. И неделю назад. И когда покупали этот диван, мы тоже это обсуждали. Наша спальня – это наша спальня. Там мои вещи, твой рабочий стол, мой туалетный столик. Там, в конце концов, наш матрас, который мы выбирали два месяца под мою больную спину.
– Я знаю, знаю! – Сергей всплеснул руками. – Но пойми, они же пожилые люди. Им за шестьдесят. Мама говорит, на диване они не выспятся, разобьются совсем. Это же всего на две недели. Мы молодые, потерпим. Я могу и на полу поспать, если что.
– Ты можешь спать где угодно, – отрезала Марина. – А я работаю. У меня отчетный период, мне нужно высыпаться, чтобы не делать ошибок в документах. И я не собираюсь две недели жить на чемоданах в собственной гостиной, бегая в спальню за трусами и косметикой, стучась в дверь к твоим родителям. Нет.
– Марин, ну не будь ты такой… – Сергей запнулся, подбирая слово.
– Какой? Принципиальной? Или уважающей себя? Сережа, диван отличный. Он новый. Он удобный. Если им не нравится – рядом есть гостиница «Центральная», там прекрасные номера с ортопедическими матрасами. Я даже готова оплатить половину стоимости.
– Ты что! – испуганно зашипел муж. – Какая гостиница? Мама обидится на всю жизнь! Сказать родным родителям: «Идите в отель»? Это же позор! Они приехали к сыну, внуков понянчить… то есть, будущих внуков… ну, просто погостить.
– Вот именно, погостить. В гостях спят там, где постелили хозяева. Всё, Сергей. Тема закрыта. Встречай родителей, я накрываю на стол.
Марина вышла из комнаты, чувствуя, как дрожат руки. Она знала, что этот разговор – только начало. Галина Петровна была женщиной, которая не знала слова «нет». Она не скандалила, не била посуду. Она действовала иначе: мягким, вязким давлением, жалобными вздохами и манипуляциями на чувстве вины, превращая жизнь окружающих в кисель, в котором невозможно двигаться.
Звонок в дверь раздался ровно в шесть вечера.
На пороге стояли они. Виктор Иванович, грузный мужчина с красным лицом, держал в руках два огромных чемодана и сумку с банками. Галина Петровна, маленькая, юркая, с поджатыми губами, оглядывала подъезд с выражением легкой брезгливости.
– Ох, ну и этаж! – выдохнула она вместо приветствия, переступая порог. – Лифт у вас гудит, как трактор, я думала, застрянем. Здравствуй, Марина. Что-то ты бледная. Не кормит тебя мой сын, что ли? Или работаешь много? Женщина должна беречь себя, а не карьеру строить.
– Здравствуйте, Галина Петровна, здравствуйте, Виктор Иванович, – Марина натянула вежливую улыбку. – Проходите, раздевайтесь. Ужин уже на столе.
– Сережа, возьми сумку, там соленья, – скомандовала свекровь. – А то знаю я вас, городских, едите одну химию из супермаркета. Я огурчиков привезла, помидорчиков, варенья малинового. Виктору в поезде плохо было, спину прихватило, еле дошли.
Она выразительно посмотрела на Марину, ожидая реакции.
– Сочувствую, – кивнула Марина. – Ванна готова, можно погреться. А потом ложитесь отдыхать, диван я уже расстелила, постельное белье свежее, из сатина.
Галина Петровна замерла, расстегивая пуговицу на пальто. Её брови поползли вверх.
– Диван? – переспросила она таким тоном, будто ей предложили лечь на коврик у двери. – Мариночка, деточка, ты, наверное, шутишь? Сережа же сказал тебе, что у папы спина. Какой диван? Ему нужна нормальная кровать. Мы думали, вы нам свою комнату уступите. Вы же молодые, здоровые.
Сергей, который в этот момент тащил чемоданы в коридор, замер, вжав голову в плечи. Он явно надеялся, что этот вопрос рассосется сам собой.
– Галина Петровна, – Марина говорила спокойно, глядя свекрови прямо в глаза. – Диван в гостиной ортопедический. Мы специально выбирали модель для ежедневного сна. Он очень удобный. А наша спальня – это наше личное пространство. Мы там работаем и отдыхаем. Уступать её мы не будем.
– Вот как… – протянула свекровь, и в её голосе зазвенели обиженные нотки. – Значит, личное пространство важнее здоровья родителей? Мы к вам через полстраны ехали, с подарками, с душой… А нас на диван. Витя, ты слышишь? Нас тут не уважают.
Виктор Иванович кряхтя снял ботинки.
– Да ладно, Галя, – пробасил он примирительно. – Переночуем, чай не баре. Главное, чтоб мягко было.
– Тебе всё равно, а я о тебе забочусь! – огрызнулась жена. – Утром встанешь буквой «зю», кто тебя растирать будет? Марина? Нет, я буду. Ладно, раз хозяйка так решила… Пойдем, отец, кинем кости там, где указали.
Ужин прошел в тягостной атмосфере. Галина Петровна демонстративно держалась за сердце, тяжело вздыхала и каждый кусок отправляла в рот с таким видом, словно совершала подвиг.
– Борщ, конечно, ничего, – заметила она, отодвигая тарелку. – Но кисловат. Ты, Марина, уксуса, наверное, переборщила. Или томатная паста дешевая. Я всегда сама помидоры тру. Сережа, помнишь, какой у меня борщ? Наваристый, сладкий. А это… ну, для общепита сойдет.
– Мам, очень вкусный борщ, – робко подал голос Сергей.
– Ешь, ешь, раз вкусно. Привык уже, видно.
Марина молча убирала со стола. Она знала этот прием: раскритиковать всё, чтобы вызвать чувство неполноценности и вины, а потом на этой вине выехать к желаемому результату. Но сегодня этот номер не пройдет.
Ночь прошла относительно спокойно, если не считать того, что Галина Петровна дважды громко ходила в туалет, а потом на кухню пить воду, каждый раз шаркая ногами и громко вздыхая в коридоре. Двери в спальню Марины и Сергея были плотно закрыты, но слышимость в доме оставляла желать лучшего.
Утром Марина встала раньше всех, чтобы приготовить завтрак и уйти на работу. На кухне она обнаружила свекровь, которая уже хозяйничала вовсю. Галина Петровна переставляла банки с крупами на полках.
– Доброе утро, – сказала Марина, чувствуя, как внутри поднимается раздражение. – Галина Петровна, зачем вы трогаете шкафы? Я потом ничего не найду.
– Ой, проснулась! – свекровь обернулась, сияя фальшивой улыбкой. – А я тут порядок навожу. У тебя, Мариночка, всё так нелогично стоит. Гречка рядом с сахаром, это же неправильно. И соль я пересыпала в нормальную банку, а то в пакете неудобно. Ты не благодари, мне не трудно. Я же понимаю, ты работаешь, тебе некогда уютом заниматься.
– Поставьте, пожалуйста, всё на место, – ледяным тоном попросила Марина. – Это моя кухня. И мне удобно так, как было.
– Ну вот, опять характер показываешь, – обиженно поджала губы свекровь. – Я как лучше хочу. Кстати, про ночь. Это был кошмар. Просто пытка. Этот ваш диван – орудие инквизиции. Жесткий, скрипит. Витя всю ночь стонал, ворочался. У меня давление подскочило до ста шестидесяти. Я не спала ни минуты.
Марина включила кофемашину.
– Диван новый, он не скрипит. И жесткость у него средняя, самая полезная для спины.
– Тебе, молодой, виднее, конечно, – язвительно заметила Галина Петровна. – Только вот что я скажу. Мы сегодня днем перенесем вещи в спальню. Я не могу позволить, чтобы отец мучился еще одну ночь. А вы с Сережей на диване поспите. Вы молодые, у вас спины гибкие.
Марина медленно поставила чашку на стол.
– Нет.
– Что значит «нет»? – свекровь уперла руки в бока. – Ты хочешь сказать, что тебе плевать на здоровье свекра?
– Я хочу сказать, что в моей спальне сплю я и мой муж. Это не обсуждается. Если диван вас не устраивает, я сейчас же забронирую номер в отеле. Там отличные кровати.
– Да как ты смеешь?! – голос Галины Петровны сорвался на визг. – Выгонять мать из дома?! Сережа! Иди сюда немедленно! Посмотри, что твоя жена творит!
Сергей, заспанный, в трусах и майке, вбежал на кухню.
– Что случилось? Мам, чего ты кричишь?
– Твоя жена нас выгоняет! Говорит, идите в отель, если вам диван не нравится! Сережа, ты мужчина или тряпка? Твой отец инвалидом станет на этом лежбище, а она…
Сергей растерянно посмотрел на Марину.
– Мариш, ну может правда… Ну на пару дней? Ну что нам стоит?
Марина посмотрела на мужа. В её глазах было столько усталости и разочарования, что Сергей осекся.
– Сергей, если ты сейчас не объяснишь своей маме, что в этом доме есть правила, и эти правила устанавливаем мы, то я соберу вещи и уеду в отель сама. Одна. И вернусь только тогда, когда твои родители уедут. Ты этого хочешь?
Повисла звенящая тишина. Сергей знал, что Марина не бросает слов на ветер.
– Мам, – тихо сказал он. – Марина права. Это наша спальня. Диван хороший. Если вам неудобно, я куплю дополнительный матрас-топпер сегодня же. Он сделает помягче. Но меняться комнатами мы не будем.
Галина Петровна схватилась за сердце, театрально закатила глаза и осела на стул.
– Воды… Валидол… Довели… Родной сын… Предатель…
Марина спокойно достала аптечку, накапала валерьянки.
– Пейте, Галина Петровна. И успокаивайтесь. Я ухожу на работу. Надеюсь, к вечеру страсти улягутся. И пожалуйста, не трогайте мои вещи в шкафах.
Она ушла, оставив мужа расхлебывать этот спектакль. Весь день на работе Марина не находила себе места. Телефон разрывался от сообщений Сергея: «Мама плачет», «Отец молчит, но злой», «Может, всё-таки уступим? Атмосфера ужасная». Марина отвечала коротко: «Нет».
Вечером она возвращалась домой как на эшафот. Ей не хотелось видеть эти обиженные лица, слушать вздохи. Но это была её крепость, и сдавать её она не собиралась.
Открыв дверь, она услышала тишину. Странную, настораживающую. В прихожей не было обуви родителей. Чемоданов тоже не было.
Марина прошла в гостиную. Пусто. Диван аккуратно сложен. На столе записка.
Сергей сидел на кухне, глядя в одну точку. Перед ним стояла початая бутылка коньяка.
– Где они? – спросила Марина.
– Уехали, – глухо ответил Сергей. – К тетке Наде в Орехово. Сказали, там их примут как людей, а не как бедных родственников. Мама сказала, что ноги её больше здесь не будет, пока… пока ты здесь хозяйка.
– И слава богу, – вырвалось у Марины.
Сергей поднял на неё глаза. В них была боль и обида.
– Тебе весело? Ты довольна? Ты выгнала моих родителей.
– Я никого не выгоняла, Сергей. Я отстаивала наши границы. Если твоя мама считает, что любовь к сыну дает ей право распоряжаться его домом и его женой, то она ошибается. И если они уехали из-за того, что им не дали занять хозяйскую кровать – это их выбор. Капризный, детский выбор.
– Они старые люди! – крикнул Сергей, стукнув кулаком по столу. – Им нужно уважение!
– Уважение – это взаимный процесс. Прийти в чужой дом, критиковать еду, переставлять банки, требовать спальню и манипулировать здоровьем – это не уважение. Это оккупация. И если бы я сегодня уступила спальню, завтра она бы указывала мне, когда рожать детей, как их называть и как мне с тобой жить. Ты этого не понимаешь?
Сергей молчал. Он налил себе еще коньяка.
– Она сказала, что перепишет завещание. Что дачу на Дениса запишет, брата моего.
– Пусть переписывает. Нам нужна их дача? Мы сами себе всё купим. Сережа, пойми ты наконец. Ты не маленький мальчик, который должен угождать маме, чтобы получить конфетку. Ты взрослый мужчина, у тебя своя семья. И я – твоя семья. Я, а не они.
Марина подошла к мужу и обняла его за плечи. Он был напряжен, как струна.
– Мне просто обидно, – прошептал он. – Я так хотел, чтобы всё было хорошо. Чтобы все дружили.
– Дружба не строится на прогибании одного под другого. Они остынут. Пройдет месяц, два, Галина Петровна заскучает, ей захочется кого-то поучать, и она позвонит. Но в следующий раз она уже будет знать, что здесь её не боятся и её манипуляции не работают. И тогда, возможно, у нас получатся нормальные отношения.
Неделя прошла в молчании. Сергей дулся, спал отвернувшись к стене. Марина терпеливо ждала. Она знала, что права, но понимала, как трудно мужу разорвать эту пуповину зависимости.
Через десять дней раздался звонок. Это была Галина Петровна. Сергей включил громкую связь.
– Сережа, привет, – голос свекрови звучал бодро, как ни в чем не бывало. – Ну как вы там? Мы вот у Нади. Тут, конечно, тесновато, кошки эти её везде лезут, шерсть… У отца аллергия началась. И кровать у Нади старая, сетка провисает до пола. Отец совсем спину сорвал.
Марина, чистившая картошку, едва сдержала улыбку.
– Привет, мам, – настороженно ответил Сергей. – Лечимся?
– Лечимся, лечимся… Слушай, мы тут подумали. Может, мы заедем к вам на обратном пути? Через пару дней? Билеты у нас всё равно из вашего города.
Сергей посмотрел на Марину. Она спокойно кивнула.
– Приезжайте, мам. Конечно.
– Только, Сережа… – голос свекрови стал вкрадчивым. – Ты там Марине скажи… Мы на диване поспим. Ничего страшного. Отец говорит, у вас он хотя бы ровный был, не то что этот гамак у Надьки. И подушки у вас хорошие.
– Хорошо, мам. Ждем.
Сергей положил трубку и посмотрел на жену. В его взгляде было удивление и… облегчение.
– Видишь? – сказала Марина, улыбаясь. – Мир не рухнул. Земля не разверзлась. Она просто поняла, что лучше удобный диван с правилами, чем провисшая сетка, но с иллюзией власти.
– Ты была права, – выдохнул Сергей. – Прости меня. Я вел себя как идиот.
– Был немного, – согласилась Марина, целуя его в щеку. – Но ты исправляешься. Главное – топпер купи, раз обещал. Всё-таки родители.
Когда родители приехали во второй раз, они были на удивление тихими. Галина Петровна не критиковала ужин, не лезла в шкафы. Она даже похвалила Маринин пирог с капустой.
Вечером, расстилая диван в гостиной, Марина услышала, как свекровь шепчет мужу:
– Витя, ты только не кряхти громко, а то Марина услышит, подумает, нам не нравится. Диван-то и правда хороший, дорогой, наверное.
Марина улыбнулась и закрыла дверь в свою спальню. В свою территорию, которую она отстояла. Она легла на свой любимый матрас, вытянула ноги и почувствовала себя абсолютно счастливой. Не потому, что победила свекровь. А потому, что её семья наконец-то стала по-настоящему взрослой.
