— А где, по-твоему, я должен взять эти три миллиона? Почку продать? Или, может, в переход с шапкой встать? — Олег швырнул ключи от машины на тумбочку. Звук удара металла о дерево вышел гулким, неприятным, словно треснула какая-то невидимая перегородка в прихожей.
Настя даже не обернулась. Она стояла у окна и смотрела, как во дворе дворник в оранжевом жилете лениво сгребает мокрый октябрьский снег. Ей нужно было сохранять ледяное спокойствие. Если она сейчас повысит голос, всё скатится в базарную перебранку, а этого допустить было нельзя. Ситуация требовала холодной головы, как при сведении годового баланса.
— Почку продавать не надо, она у тебя одна здоровая, вторая с камнями, никому не нужна, — ровно ответила она, наконец повернувшись к мужу. — И в переходе стоять не советую, простудишься. А вот думать головой, прежде чем обещать сестре золотые горы, стоило бы раньше.
Олег тяжело опустился на пуфик, расстегивая куртку. Вид у него был помятый, лицо серое, под глазами залегли тени. Он работал начальником смены на складе запчастей, работа нервная, пыльная, и последние недели вымотали его окончательно. Но жалости Настя не чувствовала. Только глухое раздражение, которое нарастало где-то в районе солнечного сплетения.
— Насть, ну ты же понимаешь… Лариску прижали. Реально прижали. Там проценты капают такие, что счетчик в такси медленнее крутится. Ей звонят уже не из банка, а какие-то мутные типы. Ты хочешь, чтобы к нам домой пришли с битами?
— К нам домой никто не придет, потому что в кредитном договоре Ларисы твоего имени нет, и адреса нашего нет. Она живет по прописке у родителей, — отрезала Настя. — А вот то, что ты уже мысленно распорядился моим имуществом — это, Олег, интересно.
— Да не твоим имуществом! — взвыл муж, вскакивая. — Мы же семья! Десять лет живем! Что твое, что мое… У нас общая беда!
— Нет, Олег. У нас общая квартира, общая машина и общий кот. А дача — это наследство моего деда. Того самого, который этот дом по бревнышку собирал, пока твоя Лариса по Турциям каталась и айфоны в кредит брала. И продавать свою дачу, чтобы закрыть долги твоей сестры, я не собираюсь, не надейся.
Настя произнесла это тихо, но с такой интонацией, что Олег замер с открытым ртом. Фраза повисла в воздухе, тяжелая, как чугунная сковородка.
В этот момент в дверь позвонили. Настойчиво, три коротких, один длинный. Так звонила только одна персона в мире.
— Помяни лихо, — прошептала Настя и пошла открывать.
На пороге стояла Лариса. В свои тридцать пять она выглядела как женщина, которая очень старается казаться моложе, но усталость и вечное недовольство жизнью проступали сквозь слои тонального крема. На ней была шуба из «эко-меха» неестественно розового оттенка и сапоги на шпильке, которые явно не подходили для гололеда. В руках она сжимала огромную сумку, набитую, судя по форме, какими-то папками.
— Ой, Настенька, привет, — голос золовки сочился медом, но глаза бегали. — Я к вам. Мама сказала, Олег дома уже. Нам надо семейный совет собрать. Вопрос жизни и смерти.
Она просочилась в квартиру, не дожидаясь приглашения, обдав Настю запахом тяжелых, сладких духов, смешанных с запахом сигарет.
На кухне Лариса сразу заняла место во главе стола — там, где обычно сидел Олег. Сам муж пристроился на табуретке у холодильника, сгорбившись, как провинившийся школьник. Настя осталась стоять, прислонившись бедром к столешнице. Скрестила руки на груди. Поза закрытая, оборонительная.
— В общем, так, — начала Лариса, выкладывая на стол ворох бумаг. — Ситуация критическая. Я вложилась в дело. Поставки товаров из Китая. Верняк был стопроцентный. Но партнеры подвели, товар встал на таможне, а деньги я брала… ну, скажем так, у частных инвесторов.
— У бандитов, скажи прямо, — буркнул Олег.
— Не у бандитов, а у серьезных людей под расписку! — огрызнулась сестра. — Короче. Нужно три миллиона двести. Срочно. До пятницы. Иначе… — она сделала театральную паузу и шмыгнула носом. — Иначе меня посадят. Или покалечат.
Она подняла на Настю глаза, полные, как ей казалось, трагизма. На деле взгляд был цепким и оценивающим.
— И какое отношение это имеет к нам? — спросила Настя.
— Ну как… Олег сказал, у вас дача есть в Кратово. Место элитное, земля дорогая. Если выставить быстро, перекупы за три с половиной заберут. Я узнавала.
Настя почувствовала, как внутри закипает холодная ярость.
— Ты узнавала? Ты уже и оценку провела?
— Я просто на Циане посмотрела, — быстро поправилась Лариса. — Насть, пойми, это временно! Я как только товар растаможу, я все верну! С процентами! Я тебе расписку напишу!
— Лариса, — Настя говорила медленно, чеканя слова. — Твои расписки стоят меньше, чем бумага, на которой они написаны. Ты три года назад занимала у нас двести тысяч на «раскрутку аккаунта». Где они?
— Ну не пошло дело, алгоритмы поменялись! — всплеснула руками золовка. — Ты что, будешь мне сейчас старое вспоминать, когда родного человека убить могут? Олег! Скажи ей!
Олег поднял голову. Лицо его было несчастным.
— Насть… Ну правда. Это же дача. Просто дом. Деревяшки. А тут — жизнь человека. Мы же не можем её бросить. Ну продадим, потом… потом новую купим. Еще лучше.
— Лучше дедовского сруба из лиственницы, который стоит пятьдесят лет и еще сто простоит? — усмехнулась Настя. — Олег, ты сам веришь в то, что говоришь? Ты хоть раз видел, чтобы Лариса отдавала долги?
— Ах так?! — Лариса вскочила, стул с грохотом отъехал назад. — Значит, тебе деревяшки дороже сестры мужа? Я так и знала! Мама говорила, что ты куркулиха! Что у тебя снега зимой не выпросишь! Ты же специально вцепилась в эту дачу, чтобы нас унижать!
— Я вцепилась в то, что принадлежит мне по закону и по праву памяти, — Настя подошла к столу и взяла одну из бумаг, которые принесла Лариса. Это был договор займа. Настя пробежала глазами текст. — Интересно. Заемщик — Воронова Лариса Петровна. Заимодавец — ИП «БыстроДеньгиЛюкс». Сумма… Погоди, тут сумма — пятьсот тысяч. Где остальные два с половиной миллиона?
Лариса побледнела под слоем тональника.
— Там… там еще другие договоры! Это только часть!
— Покажи остальные.
— Я… я их дома забыла!
Настя усмехнулась. Интуиция, отточенная годами работы с документами, вопила сиреной. Здесь было что-то нечисто. Не просто «долг за товар».
— Олег, — обратилась Настя к мужу, игнорируя сестру. — Если ты хочешь спасать сестру, бери кредит на себя. Но учти: платить будешь ты. Из своей зарплаты. Никаких поездок на море, никакого ремонта в ванной, и машину менять не будем еще лет пять. Готов?
Олег замялся. Он любил комфорт. Любил вкусно поесть, любил свою старенькую, но бодрую иномарку.
— Ну Насть, мне столько не дадут… У меня официалка маленькая…
— Вот именно. Значит, ты хочешь решить проблему сестры за мой счет. Продать то, к чему ты не имеешь отношения.
— Ты бессердечная! — взвизгнула Лариса. — Я сейчас маме позвоню!
— Звони, — кивнула Настя. — А пока ты звонишь, я пробью вот эту контору, «БыстроДеньгиЛюкс». Что-то мне название знакомое.
Настя достала телефон. Лариса дернулась, пытаясь выхватить бумагу, но Настя ловко увернулась.
— Не надо нервничать, Лара. Сейчас посмотрим выписку из реестра… Ага. Ликвидировано полгода назад. Интересно, как ты у них месяц назад деньги взяла?
В кухне повисла тишина. Слышно было только, как гудит старый холодильник. Лариса тяжело дышала, пятна румянца на щеках стали пунцовыми.
— Это… это просто старый бланк! Они переименовались!
— В кого? В ООО «Рога и копыта»? — Настя жестко посмотрела на золовку. — Говори правду. Куда деньги дела? Или не было никаких денег?
Олег переводил растерянный взгляд с жены на сестру.
— Лар? Что происходит?
Лариса вдруг рухнула обратно на стул и закрыла лицо руками. Плечи её затряслись. Но Настя видела: слез нет. Чистая истерика, защитная реакция.
— Да пошли вы! — глухо выкрикнула Лариса через ладони. — Вадику деньги нужны были! Вадику! У него проблемы, он машину чужую разбил, «Гелик»! Ему срочно надо отдать, иначе его уроют! А он… он меня замуж позвал! Мы заявление подали! Я хотела ему помочь, чтобы мы жизнь начали без проблем!
— Вадик? — Олег вытаращил глаза. — Это тот хмырь, который у тебя полгода жил и нигде не работал? Который мой перфоратор украл и пропил?
— Он не пропил! Он потерял! — взвилась Лариса. — И он не хмырь, он предприниматель! У него временные трудности!
— То есть, — подытожила Настя, чувствуя, как уходит напряжение и приходит ледяная ясность. — Никакого товара из Китая нет. Никаких страшных процентов нет. Есть просто твой очередной хахаль, который развел тебя на бабки, потому что разбил чужую тачку. И ради спасения шкуры этого альфонса я должна продать дом, который мой дед строил двадцать лет?
— Ты не понимаешь! Это любовь! — Лариса стукнула кулаком по столу. Ногти с гелевым покрытием цокнули. — Тебе легко говорить, у тебя муж под боком, квартира, все упаковано. А я? Мне тридцать пять, я одна! Я семью хочу! Вадик сказал, если я помогу, он сразу все уладит и мы уедем на Бали, он там бизнес откроет, серфинг-школу!
Настя рассмеялась. Это был не веселый смех, а сухой, как треск ломающейся ветки.
— Серфинг-школу… Лара, тебе самой не смешно? Он тебя разводит как девочку-подростка. А ты хочешь меня под это подписать.
— Олег! — Лариса снова переключилась на брата. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает? Она же издевается! Ну, разбил он машину, с кем не бывает? Но он мне родной человек! Почти муж! Мы должны помочь!
Олег сидел, опустив голову в руки. Его пальцы зарылись в редеющие волосы. Он молчал долго. Наконец, он поднял взгляд. В глазах было что-то новое. Не привычная усталость, а какое-то злое прозрение.
— Вадик, значит, — тихо сказал он. — А помнишь, Ларка, когда мне на операцию надо было сто тысяч, три года назад? Я у тебя просил. Ты тогда машину продала свою, «Матиз». Деньги у тебя были. И что ты сказала?
Лариса замерла.
— Что я сказала? Не было у меня тогда денег, я долги раздавала…
— Нет. Ты сказала: «Олежек, каждый сам за себя, извини, мне на отпуск надо». И улетела в Египет. С очередным Вадиком.
— Ты попрекаешь меня? — ахнула сестра.
— Нет. Просто вспоминаю. Настя тогда кредит взяла. Молча. И выплачивала его два года. Сама, со своих подработок. А ты мне даже апельсинов в больницу не принесла.
Настя удивленно посмотрела на мужа. Она никогда не напоминала ему об этом случае, считая это низким. Но он, оказывается, помнил.
— Это другое! — Лариса начала отступать к выходу. — Вы… вы просто сговорились! Два сапога пара! Жмоты! Ну и живите со своей дачей! Пусть она сгниет! А когда Вадик поднимется, когда мы богатыми станем, вы ко мне на коленях приползете!
Она схватила свою сумку, чуть не опрокинув вазу с сухоцветами в прихожей, и вылетела из квартиры. Дверь хлопнула так, что посыпалась штукатурка.
В квартире стало оглушительно тихо.
Настя подошла к чайнику, нажала кнопку. Руки слегка дрожали — адреналин выходил.
— Ты правда не будешь продавать дачу? — спросил Олег, не поднимая головы.
— Нет, — твердо сказала Настя. — И дело не в даче, Олег. Дело в принципе. Если мы сейчас поддадимся, она нас до конца жизни доить будет. То Вадик, то Владик, то бизнес, то космос.
— Она дура, конечно, — вздохнул Олег. — Но сестра же. Жалко её. Пропадет ведь.
— Не пропадет, — Настя налила две кружки чая. — Такие, как Лариса, не тонут. Сейчас найдет другого Вадика, или вернется к родителям, будет им нервы мотать. А вот если бы мы дачу продали… Мы бы остались и без денег, и без места, где дышать можно. И, скорее всего, без семьи. Потому что я бы тебе этого не простила. Никогда.
Олег посмотрел на жену. Взгляд был виноватым, но благодарным.
— Спасибо, что остановила. Я ведь почти повелся. Про «посадят», про «убьют»… Умеет она жути нагнать.
— Умеет, — согласилась Настя. — Талант. В актрисы надо было идти, а не в «бизнес».
Она села рядом с мужем и положила свою ладонь на его руку. Рука была грубой, рабочей, с царапинами от коробок.
— Олег, запомни одну вещь. Помогать надо тем, кто везет, а не тем, кто погоняет. Лариса взрослая баба. Пусть учится отвечать за свои «хотелки». А мы с тобой на дачу в выходные поедем. Там крыльцо подгнило, ты говорил. Надо чинить.
— Поедем, — кивнул Олег, и впервые за вечер его лицо разгладилось. — И крыльцо починим. И деревья побелим.
— Побелим, — эхом отозвалась Настя.
Она знала: разговор с его родителями еще предстоит. Будут звонки, будут обвинения в черствости, свекровь будет пить корвалол в трубку. Но главное уже произошло. Граница проведена. Рубикон перейден.
И дача, старый дедовский дом с резными наличниками, где пахнет сушеной мятой и старым деревом, останется стоять. Как крепость, которую они сегодня отстояли. Не от бандитов, не от коллекторов, а от собственной глупости и слабости.
Настя сделала глоток чая. Чай был крепкий, без сахара, с легкой горчинкой. Как и сама жизнь…
Через два дня Настя узнала через общих знакомых, что «Вадик» действительно существовал, но никакой «Гелендваген» он не разбивал. Он просто проигрался на ставках. Лариса, поняв, что денег от брата не будет, устроила «жениху» скандал, выгнала его и теперь жила у родителей, демонстративно выкладывая в соцсети статусы о предательстве близких и «волках-одиночках».
Олег выдержал прессинг матери стоически. Просто клал трубку, когда начинались причитания.
В субботу они поехали на дачу. Был тот редкий, прозрачный осенний день, когда воздух звенит от чистоты. Олег возился с досками на крыльце, стук молотка разносился по пустому садовому товариществу гулким, живым звуком. Настя сгребала листья. Она посмотрела на мужа, на потемневшие от времени бревна дома, на старую яблоню, которая, несмотря на возраст, все еще держалась корнями за землю.
— Чай будешь? — крикнула она.
— Буду! — отозвался Олег, вытирая лоб рукавом. — Крепкий!
И в этом простом «буду» было больше надежности, чем во всех клятвах мира. Жизнь продолжалась. Своя, настоящая, без чужих долгов и чужого безумия.
