Виктор и Света переехали в новую, просторную квартиру год назад. Этого события родственники из провинциального городка ждали, как манны небесной.
– Приедем – поглядим на ваши хоромы! – говорили они.
И вот, на майские праздники, «на три денечка», прибыл десант: тётя Люда, дядя Борис и баба Нюра для «смены обстановки».
Первые сутки прошли в относительно мирном ключе: восхищение ремонтом, рассказы о жизни, совместный ужин.
Но уже к вечеру второго дня стало ясно: гости обосновались. Тётя Люда провела полную ревизию кухонных шкафов («А у вас, Светочка, соль в банке не того сорта, я вам свою, правильную, привезла»), дядя Борис занял самое удобное кресло в гостиной, превратив его в место для вещания, а баба Нюра тихо, но методично перекладывала все мелкие предметы интерьера на свои, более правильные места.
К исходу третьего дня Виктор, обычно невозмутимый, ловил себя на мысли, что начинает ненавидеть тихий гул холодильника, потому что он не заглушал монолог дяди Бориса.
Света, доведённая до белого каления тётиными лекциями о «правильной» жизни, чуть разбила тарелку, просто ставя её в шкаф.
– Они не злые, – сказал Виктор поздно ночью, куря на балконе. – Они просто… инопланетяне. С абсолютно другим жизненным укладом. И нет, они не уедут, потому что уже обсуждают, где купить дешевле окорочка к следующему выходному.
– Прямо сказать им, что пора домой, нельзя. Они обидятся на всю жизнь, мама Вити будет плакать, отец обидится… – перечислила Света, будто заклинание. Она вдруг подняла глаза на мужа. – Ты же звукорежиссер. Ты же знаешь, как на людей звуки действуют и на кошек тоже?
Виктор посмотрел на неё, и в его глазах медленно вспыхнул тот самый огонёк холодной, расчётливой креативности.
– Кошки… – задумчиво протянул он. – У Жени как раз та сиамская кошка есть, которая ко всем пристаёт. А звуки… Да. У меня есть идея. Мы не будем их выгонять. Мы создадим им персональный ад. Каждому – свой.
Утром Света позвонила подруге Жене. К обеду та приехала с огромной переноской.
– Вот,спасибо вам огромное! – искренне сказала Женя, передавая переноску Свете. – Котенок у меня приболел, ему покой нужен. Спасибо!
Из переноски вышла роскошная сиамская кошка по имени Симка. Она была гиперактивна, разговорчива и невероятно навязчива.
Ее миссия в этой жизни – быть в центре внимания. Тётя Люда,увидев кошку, остолбенела на пороге кухни.
– Э-это…чей?
– Наш, на время, – бодро ответила Света. – Подруге помогаем. Симка, это тётя Люда!
Кошка,следуя инструкции хозяйки, которая незаметно толкнула его в бок ногой, радостно мяукнул и стал тереться о ноги тёти Люды. Раздался душераздирающий визг.
– Уберите ее! Я не переношу этих тварей! У меня аллергия! Астма!
– Ой, тётя Люда, да он же хорошая и гипоаллергенная! – воскликнула Света, преследуя кошку, которая, почуяв истерику, с ещё большим энтузиазмом потянулась к гостье. – Симка, не надо тётю пугать! Она просто любит людей, понимаешь? Она будет ходить за вами, просить кушать, пытаться залезть на колени… Это же так мило!
Тётя Люда провела остаток дня, сидя на стуле, поджав ноги, как будто пол был усыпан раскалёнными углями.
Симка, следуя своему природному дару и щедрым подкормкам от хозяев, выбрала её своим фаворитом.
Она сидела под стулом и смотрела на неё огромными жёлтыми глазами. Кошка терлась о ножки стула и пыталась запрыгнуть ей на колени, когда она пыталась пить чай.
Её лицо приобрело выражение постоянной боевой готовности. Пока тётя Люда сражалась с кошачьим наваждением, Виктор приступил к реализации своей части плана.
Он долго копался в своих архивах, а вечером, когда семья собралась за столом, с невинным видом спросил:
– Дядя Борис, а вы в молодости, случайно, не увлекались тяжёлой музыкой?
Мужчина, прервав свой очередной монолог о деградации молодёжи, презрительно фыркнул:
– Какая там музыка! У нас работа была, учёба!
– Жаль, – вздохнул Виктор. – А я вот на днях нашёл старые записи своей юности. Группа «Чёрный обелиск». Помните, наверное?
– Слышал, – буркнул дядя Борис, явно не расслышав. – Дребедень всякая.
– Вот и я хочу понять, дребедень или нет, – сказал Виктор и направился к своей стойке с аппаратурой. – Включу фоном, для ностальгии. Вы только не обращайте внимания.
Он нажал кнопку, и тихую, уютную кухню, где уже царило напряжение от кошачьего присутствия, заполнила волна мрачного дум-метала.
Гитары гудели, как разъярённые шмели, барабаны отбивали похоронный марш, вокалист стонал о безысходности бытия.
Звук был не оглушающим, а именно назойливым – на средней громкости, достаточной, чтобы перекрыть любой разговор.
Дядя Борис смолк, его брови поползли к волосам. Баба Нюра приложила руку к уху:
– Что? Что там гудит? У меня в голове гудит?!
– Это музыка,бабушка! – крикнула ей Света через рёв гитар. – Виктор ностальгирует!
– Выключи! – сказала тётя Люда, пытаясь отогнать кошку салфеткой. – Невозможно!
– Ой, правда? Извините, – с притворной виноватостью сказал Виктор, убавив громкость на полдецибела. – Просто так в память врезалось… Ладно, сейчас песня кончится.
Песня закончилась. Наступила минута тишины, во время которой было слышно только нервное постукивание ложки тёти Люды о блюдце.
А потом началась следующая. Ещё более медленная, ещё более тоскливая песня.
– Виктор! – уже почти взмолилась Света, играя свою роль.
– Да, да, сейчас! Просто это лучшая вещь с альбома 94-го года!
Обед проходил под аккомпанемент тоскливого дум-метала и пристального кошачьего взгляда.
Дядя Борис, лишённый дара речи, просто мрачно жевал. Баба Нюра косилась на колонки, как на личных врагов.
Тётя Люда вздрагивала при каждом новом завывании гитары и поджимала беззвучно шевелившиеся губы.
На третий день стратегия вошла в полную силу. Симка, получив на завтрак порцию кошачьей мяты, носилась по квартире, как угорелая, запрыгивая на все поверхности и сметая на своём пути всё, что плохо лежало.
Особенно ее привлекала тётя Люда, которая теперь передвигалась по квартире мелкими, нервными шажками, постоянно оглядываясь.
– Света, уберите ее, я вас умоляю! Он сейчас на стол прыгнет!
– Ой, тётя Люда, она просто играет! Она же котёнок! Симка, не трогай тётю!
Виктор же объявил о начале «марафона ностальгии». С утра в гостиной, где дядя Борис пытался читать газету, играл уже не только дум-метал, а целый микс: сменяя друг друга, звучали панк-рок, трэш, грайндкор с его нечленораздельным вокалом.
Виктор сидел рядом с ноутбуком, делая вид, что работает со звуком, и периодически комментировал:
– О, а вот это – культовая вещь! Слышите, какой ударник? Борис Борисович, вы как инженер, должны оценить сложность ритма!
Дядя Борис молчал. Он не мог сосредоточиться, чтобы даже начать свой монолог.
Но главный удар ждал вечером. Баба Нюра терпела весь день, но её предел наступил во время мелодрамы, которая шла с восьми до девяти.
В 19:55 она уже восседала в своём кресле перед телевизором, готовая к долгожданному отдыху. И в 19:58 Виктор, с самым искренним энтузиазмом, воскликнул:
– О! Самое время! Я же обещал коллеге свести для него демо-трек! Сейчас самое подходящее акустическое время – вечером звук по-другому ложится. Все, тишина в студии! Буду записывать гитарную партию!
Он взял свою электрогитару, подключил её и, не дожидаясь ответа, выдал мощную, раздражающую какофонию из гамм и пауэр-аккордов.
Звук был в десять раз громче, чем днём. Телевизор Бабы Нюры просто потонул в этом море шума.
Пожилая женщина впервые за три дня проявила недюжинную силу. Она встала, подошла к Виктору и ткнула его в спину костлявым пальцем.
– Выключи! – сказала она так громко и чётко, что было слышно даже сквозь грохот. – Я не могу!
– Что, бабушка? – крикнул Виктор, делая вид, что не слышит. – Не слышу!
– Я сказала – выключи, мне не слышно! – закричала она раздраженно.
В этот момент произошло синхронное, почти музыкальное событие. Симка, испуганная громким криком, запрыгнула на обеденный стол, пролив стоявший там графин с водой прямо на сложенные тётей Людой газеты и «правильную» соль.
Тётя Люда издала новый визг. Дядя Борис, оглушённый гитарой и криками, закрыл лицо ладонями.
Наступила внезапная, звенящая тишина. Виктор выключил гитару, и все замерли.
Тётя Люда, трясясь от негодования, с мокрыми газетами в руках, заговорила первой. Её голос был холоден и страшен:
– Всё! Мы уезжаем домой! Сегодня же!
– Но…куда? Так поздно… – начала было Света, изображая слабый протест.
– В гостиницу, в хостел, на вокзал, в конце концов! – крикнула тётя Люда. – Здесь жить невозможно! Здесь… здесь сумасшедший дом! Ты, – она ткнула пальцем в Виктора, – целыми днями устраиваешь концерты сатанистов! Ты, – палец переместился на Свету, – заполонила квартиру дикими зверями! У меня нервы расшатаны! У мамы сердце прихватит! Борис он… он онемел!
Дядя Борис, подтверждая слова правоту своей жены, лишь безнадёжно махнул рукой.
– Мы приехали отдохнуть, а нас пытаются свести с ума! Я так и скажу твоей маме, Виктор! – продолжала тётя Люда, уже собирая свои сухие вещи. – Она будет знать, как её сын родственников принимает!
– Тётя Люда, мы просто жили своей жизнью… – попытался оправдаться Виктор, пряча улыбку. – Работа, кошка…
– Своей жизнью? Да вы живёте, как в аду! Шум, грязь, животные! Нет, спасибо. Мы в свой тихий, чистый, нормальный дом поедем. Где кошек нет, и где после восьми тишина!
Сборы заняли рекордные сорок минут. Баба Нюра, получив обратно возможность смотреть телевизор в тишине, заметно оживилась и даже помогала складывать вещи.
Дядя Борис молча кивал. На пороге, прощаясь, тётя Люда бросила последний, исполненный праведного гнева взгляд на Симку, которая невинно умывалась на подоконнике.
– И это чудовище – верните! Немедленно!
– Обязательно, как только Женя приедет, – пообещала Света. – Вы уж извините нас…
– Ничего. Всё ясно, – многозначительно сказала тётя Люда. – Очень-очень всё ясно. Не провожайте.
Дверь закрылась за родственниками закрылась. Виктор и Света неподвижно простояли ещё минуту, прислушиваясь к затихающим шагам по ту сторону двери.
Потом Виктор медленно подошёл к стойке и нажал кнопку. Из колонок полилась тихая, струящаяся музыка – что-то акустическое, нежное.
– Как думаешь, они всё-таки в гостиницу поедут или на вокзале до утра просидят? – спросила Света, начиная собирать со стола мокрые газеты.
– На первую электричку. В шесть утра. В свой тихий, чистый рай, – сказал Виктор, подходя и обнимая её сзади. – Где нет ни тяжёлого рока, ни сиамских кошек. Где скучно, предсказуемо и очень, очень тихо.
– Идеальная среда для них, – вздохнула Света, оборачиваясь и целуя его. – Ты – гений. Мрачный, немного садистский, но гений.
– Это не садизм. Это… звукотерапия. Каждому – своё лекарство. Они вылечились от желания тут жить…
Симка, сорвавшись с подоконника, подошла и потерлась об их ноги, громко мурлыча.
– А этой негоднице – тройная порция печёночного паштета, – постановил Виктор. – Она сыграла свою партию безупречно.
Они заказали суши, включили какой-то глупый фильм и провели остаток вечера в своей идеальной гармонии.
