— Людочка, ты куда на Новый год собираешься? — Валентина Петровна вытирала руки о вафельное полотенце и смотрела на невестку так, будто та уже украла фамильное серебро.
— Мы с Димой думали дома посидеть, — Люда осторожно ставила на стол пакеты с продуктами. — Салатики сделаю, оливье, шубу…
— Не надо никаких салатиков, — отрезала свекровь. — Мы с подругами решили встречать праздник на твоей даче. Вывези оттуда весь свой хлам к субботе. Нам нужно место для компании, человек двадцать будет.
Люда замерла с банкой консервов в руке. Дача была её единственным убежищем, куда она сбегала от городской суеты и, чего уж скрывать, от свекрови. Маленький домик достался ей от бабушки, и Люда вложила туда все свободные деньги — провела воду, починила крышу, разбила цветник.
— Валентина Петровна, но дача моя…
— А сын мой, — свекровь прищурилась. — И внуки мои будущие, которых ты мне никак не родишь. Так что давай без капризов. Дима уже согласился.
Вечером Люда попыталась поговорить с мужем. Дима лежал на диване, уткнувшись в телефон, и на её слова отмахнулся:
— Ну что тебе жалко? Одна ночь всего. Мать редко что просит.
— Редко? Она каждую неделю что-то требует!
— Людка, не заводись. Устал я. На работе завал, начальство давит. Мне бы тишины, а ты тут скандалишь.
Люда сглотнула обиду и ушла на кухню. Замесила тесто для хлеба — руки сами знали, что делать, когда голова кипела. Вот уже пять лет она терпела свекровь. Та появлялась в их квартире без предупреждения, открывая дверь своим ключом. Проверяла холодильник, качала головой над содержимым кастрюль, намекала, что Дима похудел и явно недоедает.
Через два дня Валентина Петровна снова нагрянула, на этот раз с двумя подругами — Зинаидой Марковной и Тамарой Ивановной. Обе были в таких же синтетических кофточках и с такими же стальными взглядами.
— Вот смотрите, девочки, какая у нас тут хозяюшка, — свекровь обвела рукой кухню. — Стол не накрыт, чай не заварен. Я вам говорила.
Люда стояла в прихожей, всё ещё в пуховике и с сумкой в руке — только вернулась из магазина.
— Я через минуту…
— Не надо через минуту, — Зинаида Марковна устроилась на стуле. — Мы быстро. Валя, показывай список того, что нам нужно на дачу.
Свекровь развернула листок, исписанный мелким почерком.
— Постельное бельё на двадцать человек. Посуда, естественно. Скатерти праздничные. Два телевизора — один в гостиную, один в спальню. Микроволновку. И чтобы в доме было прибрано, само собой.
— У меня там нет двадцати комплектов белья, — Люда чувствовала, как внутри что-то туго сжимается. — И телевизоров нет. Дача маленькая, там диван на двоих и…
— Ну так купишь, — Валентина Петровна сложила список. — На праздник же деньги находятся. Вот и вложи в нормальное дело, а не в свои цветочки.
— Моя дача, мои цветочки, — тихо выдавила Люда.
— Ой, слышите, девочки? Моя дача, — Тамара Ивановна хихикнула. — А Димочка, значит, чужой? Муж не муж?
— Муж, — Люда сжала ручки сумки до боли. — Только дачу мне бабушка оставила. В завещании написано.
— Завещания переписываются, — Валентина Петровна встала. — Ладно, мы пошли. К субботе жду всё готово. И да, Людочка, твоё присутствие там не требуется. Будешь мешаться под ногами.
Когда дверь за ними закрылась, Люда опустилась на пол прямо в прихожей. Сумка выпала из рук, по полу покатились яблоки. Она просидела так минут десять, глядя в одну точку. Потом достала телефон и набрала номер.
— Тётя Галя? Это Люда. Можно к тебе приехать?
Галина Семёновна жила на окраине города в старом кирпичном доме. Она была троюродной сестрой Людиной бабушки и единственным человеком, с которым Люда могла говорить откровенно. Седые волосы, заплетённые в косу, острый взгляд из-под очков и руки, всегда пахнущие мятой.
— Рассказывай, — тётя Галя налила чай в толстые стаканы с подстаканниками. — Вид у тебя как после налёта саранчи.
Люда выложила всё — и про дачу, и про постоянные визиты свекрови, и про Диму, который не видел проблемы.
— А ты что делаешь? — спросила Галина Семёновна.
— Терплю.
— Это я вижу. А дальше что? До пенсии терпеть будешь?
— Не знаю, — Люда обхватила горячий стакан ладонями. — Боюсь, что Дима встанет на сторону матери. Он всегда её защищает.
— Значит, надо сделать так, чтобы Валентина сама от тебя отстала, — тётя Галя задумчиво помешала ложечкой чай. — Знаешь, у меня есть одна мысль. Помнишь Веру Николаевну, мою соседку сверху?
— Ту, что на рынке торгует?
— Она самая. Так вот, у неё племянник — Гоша. Актёришка провинциальный, в массовке снимается. Парень бойкий, говорят, может любую роль сыграть. За пару тысяч изобразит кого угодно.
Люда подняла глаза.
— И что вы предлагаете?
— А то, что твоя свекровь получит на даче такой новогодний сюрприз, что сама больше туда соваться не захочет. Только играть надо будет тонко. Чтобы Дима ничего не заподозрил.
План был прост до гениальности. Гоша, племянник соседки, должен был изобразить владельца соседнего участка, который вернулся из долгой командировки и крайне недоволен шумными соседями. Тётя Галя выяснила, что настоящие хозяева уехали к детям в Сочи и вернутся только в конце января.
В пятницу вечером Люда загрузила машину постельным бельём, посудой и прочей утварью, которую требовала свекровь. Дима помог донести вещи до машины и тут же вернулся к телевизору — шёл футбол.
На даче Люда провела уборку, расставила тарелки, застелила диваны. В доме пахло свежестью и еловыми ветками — она нарезала их в лесу и расставила по углам. Работа отвлекала от тревожных мыслей. А вдруг не получится? А вдруг Валентина Петровна раскусит обман?
В субботу в полдень приехала свекровь с подругами. Четыре машины, из которых высыпала шумная компания в блестящих платьях и с пакетами еды. Валентина Петровна окинула взглядом дом, кивнула:
— Молодец. Вижу, постаралась. Теперь уезжай.
— Хорошо, — Люда взяла сумку. — Только предупреждаю, соседи тут строгие. Не любят шум.
— Да какие соседи зимой на даче? — Зинаида Марковна махнула рукой. — Мёртвая зона кругом.
Люда уехала, но далеко не уезжала. Припарковалась в двух километрах, в маленьком придорожном кафе, и стала ждать. Гоша должен был появиться около девяти вечера, когда празднование войдёт в полную силу.
Телефон зазвонил в половине десятого. Незнакомый номер.
— Ну что, началось, — голос тёти Гали звучал довольно. — Гошка звонил. Говорит, такой спектакль устроил, что вся компания обмерла.
Люда вцепилась в телефон.
— Что он сделал?
— Явился в камуфляже, с фонарём. Орал, что вызовет полицию за нарушение тишины и незаконное проникновение на частную территорию. Твоя свекровь пыталась объяснить, что дача не его, а внучки, но Гоша не дал ей рта раскрыть. Размахивал какими-то бумагами, кричал про участок, который якобы купил у прежних хозяев. Короче, нагнал страху.
Люда прикрыла глаза. Значит, сработало.
— И что теперь?
— А теперь жди. Ещё не конец представления.
Домой Люда вернулась около полуночи. Дима спал, раскинувшись на диване. На столе стояли недопитые бокалы с шампанским и тарелка с остывшими пельменями. Люда тихо разделась и легла на свою половину кровати.
Звонок раздался в третьем часу ночи. Дима вскочил, схватил трубку.
— Мам? Что случилось?
Люда притворилась спящей, но слушала напряжённо.
— Какой сосед? Успокойся, я ничего не понимаю… Ты где сейчас? В машине? Почему?.. Хорошо, выезжаю.
Через пять минут Дима уже натягивал куртку.
— Людка, просыпайся. Там какая-то проблема на даче. Мать звонила, говорит, сосед их выгнал. Я поеду разберусь.
— Какой сосед? — Люда села на кровати. — Там никого нет.
— Вот и я так думал. Наверное, мать переборщила с шампанским. Но съездить надо, мало ли что.
Он уехал, а Люда осталась сидеть на кровати, обхватив колени руками. Что будет дальше? Гоша должен был уже уехать, как они договаривались. Но вдруг Дима его встретит?
Телефон молчал. Люда ходила по квартире, заваривала чай, который не могла пить, смотрела в окно на пустую улицу. Под утро Дима вернулся, злой и уставший.
— Никакого соседа нет, — бросил он, стаскивая куртку. — Мать с подругами сидят в машинах, трясутся от страха. Говорят, какой-то мужик орал на них, размахивал документами. Я весь дом обошёл, соседние участки проверил — пусто. Дурдом какой-то.
— Может, правда показалось? — осторожно спросила Люда.
— Да им всем показалось одинаково? — Дима упал на диван. — Зина вообще чуть не инфаркт схватила. Короче, праздник сорвался. Всех развёз по домам. Мать теперь клянётся, что больше ногой на эту дачу не ступит.
Люда отвернулась к окну, чтобы Дима не увидел её лица. План сработал. Гоша сыграл свою роль идеально.
— Может, это и к лучшему, — тихо сказала она. — Всё-таки дача маленькая, для такой компании не подходит.
— Ага, — Дима уже закрывал глаза. — Только мать теперь не успокоится. Будет требовать, чтобы я выяснил, кто это был.
Следующие дни прошли в напряжённом ожидании. Валентина Петровна действительно не успокаивалась — звонила Диме по три раза на дню, требовала ехать в полицию, писать заявления. Но когда выяснилось, что соседний участок пуст и никаких новых владельцев там не появлялось, её пыл начал угасать.
— Может, бандиты какие, — мрачно сказала она Люде при очередном визите. — Высматривают, где чего украсть. Ты, Людочка, туда больше не ездий. Опасно.
— Хорошо, — покорно кивнула Люда.
Внутри у неё всё ликовало. Свекровь сама запретила ей ездить на дачу — теперь можно спокойно отдыхать там, не опасаясь внезапных визитов.
Но в середине января случилось непредвиденное. Люда мыла посуду, когда в дверь позвонили. На пороге стояла незнакомая женщина лет пятидесяти, в дублёнке и с большой сумкой.
— Вы Людмила? — спросила она.
— Да, а что?
— Меня зовут Елена Викторовна. Я мать Георгия Краснова, того самого актёра, который изображал соседа на вашей даче.
Люда побледнела. Внутри всё оборвалось.
— Проходите, — выдавила она.
Женщина прошла на кухню, села на стул, поставила сумку на пол.
— Я не знала о вашей затее, — начала она без предисловий. — Гоша мне ничего не рассказывал. Но три дня назад его забрали в больницу с воспалением лёгких. Он лежит в реанимации.
— Что? — Люда схватилась за край стола.
— Та ночь на даче. Он, видимо, сильно замёрз, пока ждал в лесу, когда начнётся празднование. Ему ведь нужно было прийти вовремя, в разгар веселья. Вот и просидел на морозе битых три часа. Дурак, — Елена Викторовна шмыгнула носом. — Врачи говорят, состояние тяжёлое. Пневмония двусторонняя.
Люда опустилась на стул. Перед глазами поплыли круги.
— Я не знала… Он не говорил, что будет ждать в лесу. Я думала, он приедет и сразу…
— Приедет и сразу, — женщина вытащила из сумки платок. — Никто ничего не знал. Гоша взялся за эту работу, потому что нужны были деньги. Он снимает квартиру, актёрство не кормит. А теперь лежит в реанимации, и я не знаю, выкарабкается ли.
— Сколько ему должны? За лечение, за всё?
— Двести тысяч пока, — Елена Викторовна посмотрела в окно. — Страховки у него нет. Больница платная, государственная не берётся в таком состоянии.
Люда схватила телефон. На счету было пятьдесят тысяч — откладывала на ремонт крыши.
— Я переведу всё, что есть. А остальное… дайте мне неделю. Найду.
— Я не за деньгами пришла, — женщина встала. — Я пришла, чтобы вы знали. Что у каждого действия есть последствия. Что когда мы играем с людьми, втягиваем их в свои игры, они могут пострадать. Гоша виноват сам — согласился, не подумал. Но и вы виноваты. Все виноваты.
Когда дверь за ней закрылась, Люда не могла пошевелиться. Она сидела на кухне, глядя в одну точку, и внутри всё сжималось от ужаса. Парень в реанимации. Из-за неё. Из-за её желания проучить свекровь.
Вечером она сказала Диме, что едет к тёте Гале — заболела, нужна помощь. Дима кивнул, не отрываясь от телевизора. Люда взяла сумку и уехала.
В больнице пахло лекарствами и тревогой. Люда нашла нужное отделение, поговорила с врачом. Двести тысяч за лечение, плюс ещё сто на лекарства и процедуры. Она перевела свои пятьдесят, позвонила тёте Гале.
— Надо собрать деньги, — сказала она.
— Я знаю, — тётя Галя вздохнула. — Елена Викторовна мне звонила. У меня есть шестьдесят тысяч. Отложенные на операцию сестре, но сестра подождёт.
— А остальное?
— Придумаем.
Люда вернулась домой затемно. В прихожей сидела Валентина Петровна с Димой. Оба смотрели на неё так, будто она вернулась не из больницы, а с допроса.
— Где ты была? — спросил Дима.
— Я же говорила, у тёти Гали…
— Не ври, — свекровь встала. — Я звонила Галине Семёновне. Она сказала, что ты поехала в больницу. К какому-то актёру. Который изображал соседа на даче.
Люда замерла. Значит, тётя Галя не выдержала и всё рассказала.
— Это правда? — Дима смотрел на неё так, будто видел впервые. — Ты наняла актёра, чтобы разыграть мою мать?
— Да, — Люда сбросила сумку. — Наняла. Потому что больше не могла терпеть. Потому что твоя мать считает, что имеет право распоряжаться моей дачей, моей жизнью, мной. А ты её только поддерживаешь.
— Ты с ума сошла, — свекровь задохнулась от возмущения. — Я пол-ночи в машине просидела, перепугалась до смерти, Зина чуть скорую не вызвала, а это всё было спектаклем?!
— Было, — Люда посмотрела ей в глаза. — И знаете что? Мне не жаль. Единственное, о чём жалею — что парень из-за этого в реанимации оказался. Вот это жаль. А вашего испуга не жаль нисколько.
— Людка, — Дима шагнул к ней. — Ты понимаешь, что сказала?
— Понимаю. Я устала быть удобной. Устала терпеть, когда в мой дом приходят без спроса, когда мне указывают, что делать с моим имуществом, когда меня игнорируют и не слышат. Я просто устала, Дима.
Валентина Петровна схватила сумку.
— Я больше сюда не приду, — выдавила она. — Никогда. И тебе запрещаю, — повернулась к сыну. — Эта женщина не для нашей семьи.
Дверь хлопнула. Дима стоял посреди прихожей, растерянный и злой одновременно.
— Ты довольна? — спросил он тихо.
— Нет, — Люда прислонилась к стене. — Совсем не довольна. Парень в больнице лежит из-за меня. Это ужасно. Но твоя мать больше не придёт — и это единственный плюс во всей этой истории.
Следующая неделя прошла в молчании. Дима почти не разговаривал с Людой, приходил поздно, уезжал рано. Она собирала деньги — продала золотую цепочку, заняла у коллег по работе, сняла последние накопления со вклада. К пятнице набралось двести восемьдесят тысяч. Не хватало двадцати.
Люда пришла в банк, чтобы попытаться взять кредит. Сидела в очереди, нервно теребя ремешок сумки, когда телефон завибрировал. СМС от незнакомого номера: «Это Гоша. Меня выписали. Спасибо за деньги, но не надо было. Я сам виноват».
Люда выскочила из банка, набрала номер. Трубку взяли не сразу.
— Алло?
— Гоша? Это Людмила. Как вы себя чувствуете?
— Нормально, — голос был слабый, но живой. — Врачи говорят, повезло. Ещё день-два промедлил бы, и всё.
— Мне очень жаль, — Люда зажмурилась. — Я не хотела, чтобы так вышло.
— Знаю. Мама рассказала. Слушайте, это моя работа. Я согласился, сам не подумал, что так замёрзну. Не корите себя.
— Я всё оплачу. До копейки. Клянусь.
— Уже оплачено, — Гоша кашлянул. — Ваш муж приезжал вчера. Внёс остаток, ещё и сверху оставил на восстановление.
Люда опустилась на скамейку у входа в банк. Дима? Он заплатил?
Вечером они разговаривали впервые за неделю. Дима сидел на кухне с чашкой остывшего кофе.
— Почему ты заплатил? — спросила Люда.
— Потому что ты была права, — он не поднимал глаз. — Мать действительно зашла слишком далеко. Я не хотел это видеть, мне было проще игнорировать проблему. А ты… ты поступила глупо, но хотя бы сделала что-то.
— Парень чуть не умер, — Люда села напротив.
— Знаю. Но он выжил. И мать теперь точно не сунется к нам с требованиями. Так что в каком-то смысле план сработал.
— Ужасно это слышать.
— Я знаю, — Дима наконец посмотрел на неё. — Я не оправдываю то, что ты сделала. Но понимаю, почему ты это сделала.
Они помолчали. За окном падал снег, редкие прохожие спешили по своим делам.
— Что теперь? — спросила Люда.
— Не знаю, — Дима потёр лицо руками. — Мать обиделась всерьёз. Говорит, что я выбрал не ту сторону. А я, честно, устал выбирать. Хочу просто жить нормально.
— Тогда давай попробуем, — Люда протянула руку через стол. — Жить нормально. Без игр, без уловок, без лжи. Просто мы и наша жизнь.
Дима посмотрел на её руку, потом на лицо. Медленно накрыл её ладонь своей.
— Попробуем.
Валентина Петровна действительно не появлялась. Прошёл месяц, второй. Дима звонил ей иногда, разговоры были короткими и натянутыми. Люда не вмешивалась. Гоша прислал фотографию — он на сцене, в костюме, улыбается. «Получил главную роль в спектакле, премьера в марте. Приглашаю обоих».
Они пошли на премьеру. Гоша играл мелкого жулика, который пытался обмануть всех вокруг и в итоге сам попал в собственную ловушку. Зал смеялся, аплодировал. Люда смотрела на сцену и думала о том, как тонка грань между игрой и реальностью, между замыслом и последствиями.
После спектакля они зашли за кулисы. Гоша обнял их обоих, благодарил за поддержку. Его мать, Елена Викторовна, стояла рядом, уже не такая мрачная, как в тот первый визит.
— Спасибо, что пришли, — сказала она Люде. — И за то, что помогли. Гоша теперь осторожнее стал, голову включает, прежде чем соглашаться на авантюры.
— Мне всё ещё жаль, — ответила Люда.
— Знаю. Но жизнь штука такая — пока не обожжёшься, не поймёшь, где огонь. Гоша обжёгся, вы обожглись. Теперь все умнее стали.
Дома Люда достала из шкафа коробку с фотографиями. Бабушка, молодая ещё, стоит у крыльца дачного домика. Рядом дедушка с лопатой. Они улыбаются, счастливые и простые. Люда провела пальцем по выцветшей фотографии.
— Прости, бабуль, что использовала твою дачу для таких дел, — прошептала она.
Дима обнял её со спины.
— Не думаю, что она бы осудила. Бабушка твоя была женщина боевая, сама говорила.
— Боевая, но честная.
— А ты честной стала, — Дима повернул её к себе. — Просто пришлось пройти через всё это, чтобы понять, как важна честность.
Весна пришла рано. Люда поехала на дачу одна — Дима был в командировке. Открыла дом, распахнула окна. Пахло оттаявшей землёй и свежестью. Цветник выжил, почки на яблоне набухли. Она ходила по участку, планировала, что посадить, где поставить новую скамейку.
Телефон зазвонил. Валентина Петровна.
— Людочка, это я, — голос был непривычно мягким. — Можно мне… можно к тебе приехать? Поговорить надо.
— Приезжайте, — Люда посмотрела на пустую дорогу. — Я на даче.
Свекровь приехала через час. Вышла из машины осторожно, будто боялась, что её прогонят. Люда налила чай из термоса, достала печенье. Они сидели на крыльце, молчали.
— Я была неправа, — первой заговорила Валентина Петровна. — Лезла не в своё дело. Давила на тебя и на Диму. Думала, что имею право. Мать же.
— Имеете, — Люда отпила чай. — Но не на всё. Не на мою жизнь, не на мою дачу.
— Понимаю теперь. Хотя долго понимать не хотела. Подруги мои до сих пор вспоминают тот Новый год — страшно им было, правда. Зина к кардиологу ходила потом, давление скакало.
— Мне правда жаль. Я не хотела так пугать вас.
— А чего ты хотела? — свекровь посмотрела на неё.
— Чтобы вы отстали. Перестали считать, что можете управлять нашей жизнью.
— Управлять… — Валентина Петровна покачала головой. — Я не управляла. Я заботилась. Так думала. Но вышло, что душила. Как те, которые цветы заливают от любви.
Люда улыбнулась.
— Хорошее сравнение.
Они ещё посидели, допили чай. Говорили о мелочах — о погоде, о планах на огород, о новом сериале по телевизору. Когда Валентина Петровна уезжала, обернулась:
— Приезжай как-нибудь на чай. С Димой. Нормально посидим, по-человечески.
— Приеду, — кивнула Люда.
И она действительно приехала. Через неделю, с пирогом, который испекла сама. Дима держал её за руку, когда они поднимались по лестнице к квартире свекрови. Валентина Петровна открыла дверь, впустила их, и на столе уже стоял самовар, и пахло чем-то домашним и правильным.
Разве они стали одной дружной семьёй? Нет. Но стали честнее друг с другом. А это, как выяснилось, гораздо важнее.
