Входная дверь даже не успела захлопнуться, как в квартире разверзся филиал ада. Вера Михайловна, грузная женщина с высокой начесанной прической и взглядом, способным заморозить кипяток, ворвалась в прихожую без звонка. В одной руке она держала клетчатую сумку, в другой — запасные ключи, которые Никита опрометчиво дал ей «на всякий пожарный».
— Ты чем кормишь моего сына? Это что, суп? Больше похоже на помои для свиней! И почему у Никиты рубашка не глажена? Ты вообще, чем целыми днями занимаешься?
Лида, застывшая с полотенцем в руках, почувствовала, как внутри всё обрывается.
— Здравствуйте, Вера Михайловна, — выдавила она, стараясь не смотреть на грязные следы от сапог на светлом ламинате. — Никита на работе. А рубашки он теперь носит «нон-айрон», их гладить не надо.
— Нон-айрон… — передразнила свекровь, скидывая тяжелое пальто прямо на банкетку, где лежала Лидина сумка. — Лень-матушка это, а не нон-айрон. Я приехала проверить, как вы тут живёте. Сердце материнское не на месте. Чует, что сыночка голодает.
Из комнаты, цокая когтями, вышел Цезарь — огромный, добродушный лабрадор. Он приветливо вильнул хвостом, но, уловив исходящую от гостьи волну негатива, глухо зарычал.
— Убери пса! — взвизгнула Вера Михайловна, отпрыгивая с грацией испуганного бегемота. — Вонь от него на весь подъезд! Развели псарню в квартире, дышать нечем!
Лида прижала уши Цезаря к своей ноге, успокаивая пса.
— Цезарь пахнет шампунем, я его вчера мыла. А вот кричать в моем доме не надо, — голос Лиды дрогнул, но прозвучал твердо.
— В твоем доме? — свекровь ядовито усмехнулась, проходя на кухню и открывая холодильник. — Это квартира моего сына. А ты здесь, милочка, пока кольцо на пальце носишь.
Вечер превратился в театр абсурда. Вера Михайловна ходила по квартире, проводя пальцем по шкафам в поисках пыли. Она демонстративно перемыла две тарелки, громко вздыхая, и выбросила в мусорное ведро «химический» майонез.
Когда в замке повернулся ключ, Лида выдохнула. Пришел Никита.
— Мама? — Никита замер в дверях, глядя на мать, которая сидела во главе стола с видом мученицы. — Ты какими судьбами? Почему не позвонила?
— А к родному сыну теперь по записи нужно? — Вера Михайловна поджала губы, изображая смертельную обиду. — Я приехала помочь. Жена твоя совсем хозяйство запустила. Собака эта вонючая везде шерсть разбрасывает…
— Мама, стоп, — Никита прошел в кухню, поцеловал жену в висок и сел напротив матери. Его голос был спокойным, но в нем звенела сталь. — Лида — прекрасная хозяйка. Цезарь — член семьи. Если ты приехала критиковать, то электричка обратно идет через час.
Вера Михайловна поперхнулась чаем.
— Ты выгоняешь мать? Из-за собаки? Из-за этой… — она кивнула на Лиду. — Я, между прочим, с давлением приехала! Мне, может, пожить у вас надо пару недель, здоровье поправить! В тишине!
— Пожить? — брови Никиты поползли вверх. — У тебя трехкомнатная квартира в центре. Какая там тишина тебе нужна?
И тут в дверь позвонили. На пороге стоял дядя Валера — двоюродный брат Веры Михайловны, человек-гора с громоподобным голосом и неизменной улыбкой. Он заехал передать гостинцы от родни из деревни, но, увидев «теплую» атмосферу, мгновенно всё понял.
— О, Верка! И ты тут! — загудел дядя Валера, ставя на пол банку с солеными огурцами. — А я думаю, чего у тебя окна темные, а шторы сняты. Ремонт затеяла?
В кухне повисла звенящая тишина. Вера Михайловна побледнела, её глаза забегали.
— Какой ремонт? — прищурился Никита.
— Да обычный, — Валера не заметил напряжения и хлопнул себя по коленям. — Я ж мимо ехал, дай, думаю, загляну. А там узбеки какие-то мешки таскают. Говорят: «Хозяйка сдала квартиру, мы теперь тут общежитие для бригады делаем».
Лида ахнула. Пазл сложился мгновенно.
— Мама, — Никита положил руки на стол. — Ты сдала свою квартиру бригаде рабочих? А жить собралась у нас? «Пару недель»?
Вера Михайловна покраснела пятнами, но тут же перешла в наступление:
— А что такого?! Мне деньги нужны! Я, может, шубу хочу! А вы, неблагодарные, жируете тут вдвоем на сто метрах! Могли бы и потесниться ради матери! Подумаешь, поживу полгодика!
— Полгодика?! — хором воскликнули Лида и Никита.
— А собаку эту, — Вера Михайловна ткнула пальцем в сторону коридора, — в приют сдадите. Или в деревню. У меня аллергия может развиться!
Дядя Валера, до этого с интересом жевавший пирожок, вдруг перестал жевать. Он отряхнул крошки с бороды, посмотрел на сестру и неожиданно серьезно произнес:
— Знаешь, Вера, был у нас в полку прапорщик Сидорчук. Тоже всё хитрил. Пайку солдатскую крал, домой тащил, а солдатам говорил — кризис, мол. Домой придет — там жена его пилит, на работе — командир ругает. Решил он всех обмануть: списал топливо налево, купил «Волгу». А через неделю на этой «Волге» в навозную яму и въехал. По самую крышу. И знаешь, что самое смешное? Вытаскивать его пришлось тем самым солдатам, у которых он хлеб воровал.
— К чему ты это плетешь? — огрызнулась Вера Михайловна.
— К тому, сестра, — Валера прищурился, — что ты сейчас в ту самую яму въезжаешь. Ты квартиру сдала, деньги взяла вперед, а жить пришла туда, где нагадила. Не по-людски это.
Никита встал. Он был бледен, но спокоен той страшной спокойной яростью, которой боятся все скандалисты.
— Значит так, мама. Ты сейчас же звонишь своим квартирантам и расторгаешь договор. Возвращаешь им деньги.
— Я не могу! — взвизгнула Вера Михайловна. — Я уже предоплату потратила! Я кредит закрыла!
— Это твои проблемы, — отрезал Никита. — У тебя есть выбор. Вариант первый: ты едешь домой, выселяешь бригаду, разбираешься с деньгами сама. Вариант второй: я помогаю тебе с деньгами, но ты отдаешь мне ключи от своей квартиры, я меняю замки, и больше ты без звонка к нам не приходишь никогда. А сейчас — в гостиницу.
— В какую гостиницу? Ночь на дворе! Сынок! — Вера Михайловна попыталась выдавить слезу, но наткнулась на ледяной взгляд Лиды.
Лида, которая всегда молчала и терпела, вдруг шагнула вперед. Она положила руку на холку подошедшего Цезаря. Пес, чувствуя настроение хозяйки, встал в стойку.
— Вера Михайловна, — тихо сказала Лида. — Цезарь остается. А вы уходите. Сейчас. Потому что в моем доме никто не смеет обижать мою семью. А моя семья — это Никита и Цезарь.
— Валер, — обратился Никита к дяде. — Подбросишь маму до гостиницы «Центральная»? Я оплачу номер на двое суток. Дальше — сама.
Дядя Валера, кряхтя, подхватил клетчатую сумку свекрови. Вера Михайловна сидела в прихожей, надутая, как индюк, пытаясь застегнуть сапоги трясущимися руками. Её план рухнул. Она рассчитывала на мягкотелость сына и забитость невестки, а нарвалась на стену.
— Ну и оставайтесь! — выплюнула она на пороге. — Гнить с вашей псиной! Ноги моей здесь больше не будет!
— Ловлю на слове, мама, — Никита закрыл за ней дверь. Щелкнул замок. Два оборота.
В квартире наступила звенящая, благословенная тишина.
Лида прислонилась спиной к двери и сползла на пол. Никита опустился рядом и обнял её. Цезарь тут же полез целоваться, пытаясь облизать обоим лица своим шершавым языком.
— Прости меня, — шепнул Никита, уткнувшись носом в волосы жены. — Я должен был отобрать у неё ключи раньше.
— Всё хорошо, — улыбнулась Лида, чувствуя, как уходит напряжение. — Главное, что мы вместе. И Цезарь с нами.
Спустя месяц дядя Валера рассказал, что Вера Михайловна всё-таки выселила бригаду. Правда, рабочие успели ободрать обои в коридоре и сломать смеситель, так что «деньги на шубу» ушли на срочный ремонт. Теперь она звонит сыну раз в неделю, говорит сухо и только по делу. В гости не напрашивается — боится, что Никита сдержит слово и действительно сменит замки уже в её жизни.
А Лида купила новые шторы. Яркие, солнечные. Чтобы в доме не осталось даже тени от того серого вечера. Ведь справедливость — это не когда кому-то плохо. Это когда в твоем доме наконец-то становится хорошо.
Отношения с родственниками — это всегда тонкий лед, и, к сожалению, иногда приходится выстраивать жесткие границы, чтобы сохранить свою семью. Если вы тоже считаете, что «мой дом — моя крепость», и герои поступили правильно — поставьте лайк и подпишитесь на канал. Ваша поддержка вдохновляет писать новые жизненные истории!
