– Ника, ты что… с ума сошла? – выдавил Максим. Голос дрожал, хотя он пытался говорить спокойно. – О чём ты вообще?
– О том, что я всё знаю, – Ника отступила на шаг, чтобы между ними оставалось расстояние. – Всё. И про переписку, и про разговоры, и про то, как вы с Людмилой Сергеевной считали, сколько стоит моя квартира после развода. Только развода не будет. Будет другой сценарий.
Она говорила ровно, без крика, но каждое слово падало тяжёлым камнем. Максим перевёл взгляд на тёщу, которая до этого момента сидела в кресле с прямой спиной и высоко поднятой головой. Сейчас Людмила Сергеевна выглядела растерянной: её губы подрагивали, пальцы нервно теребили край шёлкового платка.
– Ника, милая, – начала свекровь мягко, почти ласково, – ты всё неправильно поняла. Мы просто…
– Нет, Людмила Сергеевна, – перебила Ника, не повышая голоса. – Я всё поняла правильно. И даже больше, чем вы думали.
Она сделала шаг к журнальному столику, взяла телефон и разблокировала экран. На нём была открыта переписка в мессенджере – скриншоты, которые она сделала ещё вчера вечером, когда Максим уснул, а она, не в силах сомкнуть глаз, решила проверить его второй телефон, который он всегда прятал в ящике рабочего стола.
– Хочешь, я зачитаю вслух? – спросила Ника, глядя прямо на мужа. – Или ты сам вспомнишь, как писал маме: «Через полгода после свадьбы можно будет подать на развод, квартира останется ей, но я получу половину стоимости». Или вот это: «Главное – не торопить события, пусть привыкнет, что я рядом». Очень трогательно, правда?
Максим побледнел ещё сильнее. Он сделал шаг вперёд, протянул руку, словно хотел взять телефон, но Ника убрала его за спину.
– Не надо, – сказала она. – Я уже всё сохранила. И у нотариуса заверила. На всякий случай.
Людмила Сергеевна встала. Её лицо теперь было не просто растерянным – в нём читалась паника.
– Вероника, девочка моя, – она попыталась улыбнуться, но улыбка вышла жалкой. – Это всё недоразумение. Максим просто… он иногда пишет не подумав. Ты же знаешь, какой он импульсивный.
– Я знаю, какой он расчётливый, – ответила Ника. – И какой вы, Людмила Сергеевна, практичный человек. Вы ведь ещё до свадьбы интересовались, в каком районе я живу и сколько стоит квадратный метр. Я тогда подумала – просто любопытство. А это был расчёт.
Максим опустился на диван, закрыл лицо руками. Его плечи вздрагивали – то ли от злости, то ли от стыда.
– Ника… – голос его был глухим. – Я правда любил тебя. Просто… мама сказала, что так будет лучше для всех. Что ты не обидишься, если…
– Если что? – Ника посмотрела на него сверху вниз. – Если я останусь без квартиры, а вы с мамой купите себе домик в Подмосковье? Или квартиру побольше? Я всё читала, Максим. Всё.
В комнате повисла тяжёлая тишина. Только тикали настенные часы – те самые, которые они с Максимом выбирали вместе в прошлом году, когда ещё были счастливы. Или когда она думала, что счастлива.
Всё началось три года назад.
Ника тогда только что получила наследство – трёхкомнатную квартиру в центре Москвы от тёти, которая всю жизнь прожила одна и завещала всё любимой племяннице. Квартира была старой, с высокими потолками, скрипучим паркетом и видом на тихий дворик с липами. Но она была её. Единственное, что осталось от семьи, которую Ника потеряла ещё в детстве.
Она работала дизайнером интерьеров, неплохо зарабатывала, но всё равно не могла позволить себе такое жильё. И вдруг – подарок судьбы. Ключи, документы, нотариус. И пустая квартира, в которой пахло старыми книгами и тётиным одеколоном «Красная Москва».
Именно тогда она познакомилась с Максимом.
Он пришёл к ней по рекомендации общей знакомой – нужен был ремонт в его небольшой однушке на окраине. Высокий, улыбчивый, с тёплыми руками и лёгкой сединой на висках. Говорил спокойно, шутил ненавязчиво, смотрел так, будто видел в ней не просто клиентку, а женщину, которую давно ждал.
Они встречались на объекте, потом начали пить кофе после работы, потом он пригласил её в кино. Всё было легко, естественно, как в хорошем фильме. Через полгода он сделал предложение – на смотровой площадке на Воробьёвых горах, с кольцом и шампанским. Ника сказала «да» без малейших сомнений.
Людмила Сергеевна появилась в их жизни почти сразу после помолвки. Сначала – вежливые звонки, потом – визиты «просто посмотреть на невесту сына». Она была элегантной женщиной лет шестидесяти пяти, с идеальной укладкой и дорогими духами. Говорила медленно, с расстановкой, всегда с лёгкой улыбкой, от которой у Ники поначалу теплело на душе.
– Ты такая красивая девочка, – говорила свекровь, разглядывая её, как дорогую вазу. – И квартира у тебя замечательная. В центре – это же золотое дно.
Тогда Ника только смеялась. Думала – комплимент.
Они поженились скромно, в узком кругу. Ника предложила переехать к ней – квартира большая, три комнаты, зачем снимать или ютиться в его однушке? Максим согласился сразу, с радостью. Сказал, что мечтал жить в центре. Что теперь у них будет настоящий дом.
Сначала всё было хорошо. Он помогал с ремонтом, выбирал обои, ездил с ней по магазинам. По вечерам они сидели на кухне, пили вино, планировали будущее. Он говорил о детях, о путешествиях, о том, как будет баловать её всю жизнь.
А потом начались странности.
Сначала – мелкие. Людмила Сергеевна стала чаще приезжать. Потом осталась на ночь. Потом на неделю. Потом привезла вещи – «чтобы не возить туда-сюда». Максим только разводил руками: «Мама одинокая, ей тяжело одной. Потерпи, ладно?»
Потом он начал говорить о деньгах. Что ипотека давит, что надо бы подкопить, что квартира Ники – это их общий капитал. Что можно взять кредит под залог, открыть бизнес. Что она же не против помочь семье?
Ника отшучивалась. Говорила, что квартира – это её безопасность, её последний оплот. Что продавать или закладывать она не будет. Максим кивал, целовал в висок и говорил: «Конечно, родная. Как скажешь».
А потом она нашла второй телефон.
Это случилось случайно. Она искала зарядку в его ящике, а он лежал там – старый смартфон, который Максим якобы давно выбросил. Она включила его из любопытства. Пароль был простым – дата их свадьбы.
И там было всё.
Переписка с матерью длиной в два года. Планы. Расчёты. Даже таблица в Excel – сколько стоит квартира, сколько можно получить после развода, сколько нужно «продержаться» в браке, чтобы не выглядело подозрительно.
«Главное – не торопиться. Пусть привыкнет, что я её люблю. А потом можно будет аккуратно подвести к мысли о разводе по согласию. Квартира останется ей, но половину стоимости я получу. Это законно».
«Мам, а если она не согласится на развод?»
«Тогда будем давить. Скажем, что ты уйдёшь к другой, что она тебя не удержит. Женщины в её возрасте паникуют, когда боятся остаться одни. Согласится на любые условия».
Ника читала это ночью, сидя на полу в кабинете, и не могла поверить своим глазам. Слёзы текли сами собой, но она даже не вытирала их. Просто читала. И сохраняла. И думала – как же она могла быть такой слепой?
А утром, когда Максим и Людмила Сергеевна пили кофе на кухне и обсуждали, куда поехать в выходные, она вышла к ним с телефоном в руке.
И сказала то, что сказала.
– Ника, – Максим встал, сделал шаг к ней. – Я могу всё объяснить…
– Не надо, – она подняла руку. – Я уже всё поняла. И даже больше.
Людмила Сергеевна попыталась что-то сказать, но Ника посмотрела на неё так, что та замолчала на полуслове.
– Вы уезжаете сегодня, – тихо, но твёрдо сказала Ника. – Оба. Я вызвала такси. Ваши вещи уже собраны. Они в коридоре.
Максим открыл рот, закрыл, снова открыл.
– А если я не поеду? – вдруг спросил он, и в голосе его прозвучала угроза.
Ника улыбнулась – впервые за всё утро.
– Тогда я вызову полицию. И покажу им всё это, – она показала телефон. – И ещё заявление в прокуратуру. На мошенничество. Брак по корыстным мотивам – это статья. Ты же знаешь.
Максим побледнел. Людмила Сергеевна схватилась за сердце.
– Ты не посмеешь, – прошептала она.
– Посмотрим, – ответила Ника.
Она повернулась и пошла в спальню. Закрыла дверь. Прислонилась к ней спиной. И впервые за последние сутки позволила себе заплакать.
Но это были уже не слёзы отчаяния.
Это были слёзы облегчения.
А за дверью начиналось что-то новое. Что-то, о чём она пока даже не догадывалась…
– Ника, открой, пожалуйста… Нам надо поговорить, – голос Максима звучал уже не угрожающе, а почти жалобно. Он стучал в дверь спальни костяшками пальцев, осторожно, будто боялся, что она разобьётся от одного прикосновения.
Ника сидела на кровати, обняв колени. Телефон лежал рядом, экран всё ещё светился перепиской. Она не отвечала. Просто слушала, как за дверью переговариваются двое – сын и мать. Тихо, быстро, с шипением.
– Мам, что делать? Она же серьёзно… – Успокойся. Сейчас поедем ко мне, подумаем. У меня есть знакомый юрист, бывший однокурсник, он подскажет… – Какой юрист? Она всё сохранила! И у нотариуса! Это же доказательства! – Тише ты… Не всё так страшно. Главное – не подписывать ничего, пока не посоветуемся.
Щелкнул замок входной двери. Шаги. Шелест пакетов. Потом – тишина.
Ника подождала ещё минут десять. Вышла. Квартира была пуста. На кухонном столе лежала записка, написанная аккуратным почерком Людмилы Сергеевны:
«Вероника, мы уехали. Прости, если чем-то обидели. Позвони, когда успокоишься. Всё можно объяснить. Мама».
Ника скомкала листок и выбросила в мусорное ведро. Потом открыла окно настежь – пусть выветрится запах их духов, их присутствия, их лжи.
Вечер того же дня она провела у подруги Лены – единственного человека, которому могла рассказать всё без утайки.
– Ты уверена, что не хочешь подать заявление? – Лена наливала чай, не глядя на Нику. – Это же чистой воды мошенничество. – Уверена, – Ника крутила в руках чашку. – Пока не хочу. Мне нужно просто… выдохнуть. Понять, как я могла так ошибиться в человеке. – Ты не ошиблась. Ты поверила. Это разные вещи.
Они просидели до полуночи. Лена предлагала остаться ночевать, но Ника отказалась. Ей нужно было вернуться домой. В свою квартиру. Чтобы почувствовать, что она снова её.
Ночью она спала впервые за много месяцев без снотворного. Проснулась от солнечного света, пробивающегося сквозь шторы, и долго лежала, глядя в потолок. В голове крутилась одна мысль: а ведь они могут не остановиться.
И она оказалась права.
На третий день пришло письмо. Обычное, бумажное, в почтовом ящике. Без обратного адреса. Внутри – распечатка статьи из интернета: «Как делится имущество, нажитое до брака, если супруг вложил в ремонт значительные средства». Подчеркнуты красным несколько абзацев. И приписка от руки: «Подумай ещё раз. Мы ведь тоже старались».
Ника усмехнулась. Отнесла письмо в мусорный контейнер во дворе и выбросила, не оглядываясь.
На пятый день позвонила Людмила Сергеевна.
– Вера, здравствуй, – голос был мягкий, почти материнский. – Как ты там, деточка? – Нормально, – коротко ответила Ника. – Мы с Максимом очень переживаем. Он места себе не находит. Может, встретимся? Поговорим по-человечески? – О чём, Людмила Сергеевна? – Ну… обо всём. Мы же семья всё-таки. – Уже нет.
Повисла пауза.
– Ты упрямая девочка, – в голосе свекрови проскользнула знакомая стальная нотка. – Но жизнь длинная. И одинокая. Подумай, стоит ли оставаться одной из-за принципа.
Ника сбросила вызов. Занесла номер в чёрный список.
А потом началось самое интересное.
Через неделю ей позвонила риелтор, с которой она когда-то давно общалась по поводу оценки квартиры.
– Вероника Александровна, добрый день! У меня к вам очень выгодное предложение. Покупатель готов дать на двадцать процентов выше рынка, наличными, в течение месяца. Говорит, что уже видел квартиру, ему всё понравилось. Вы не передумали продавать? – Я не выставляла квартиру на продажу, – медленно ответила Ника. – Как не выставляли? У меня же есть заявка… Подождите, сейчас посмотрю… Ой, странно. Заявка от вашего супруга, Максима Сергеевича. Он указал, что действует с вашего согласия.
У Ники похолодели пальцы.
– Удалите заявку, пожалуйста. И больше никогда не звоните по этому вопросу.
Она положила трубку и долго сидела, глядя в одну точку.
Они не просто не остановились. Они пошли ва-банк.
На следующий день она пошла к нотариусу и написала дарственную – на себя саму, с запретом на отчуждение в течение десяти лет. Потом – в Росреестр, поставила обременение. Чтобы ни продать, ни подарить, ни заложить было невозможно без её личного присутствия и подписи.
А потом позвонила адвокату.
Не для того, чтобы судиться. Пока нет. А чтобы подготовиться. На всякий случай.
И вот тогда пришло сообщение от незнакомого номера.
«Ника, это я. Пожалуйста, выслушай. Я хочу встретиться. Один на один. Без мамы. Я всё объясню. Я правда люблю тебя».
Она не ответила.
Но через два дня он стоял под её подъездом. С цветами. С уставшим лицом. С синяками под глазами.
– Ника, – сказал он, когда она вышла из подъезда. – Пять минут. Только пять.
Она остановилась.
– Говори.
– Я… я был идиотом. Мама… она давила. Всё время. С самого начала. Говорила, что ты богата, что это наш шанс выбраться. Я сначала не хотел. Правда. А потом… потом втянулся. Думал, что смогу и тебя не потерять, и… – он запнулся. – Я не оправдываюсь. Я просто хочу, чтобы ты знала – то, что было, между нами, было настоящим. Не всё было ложью.
Ника смотрела на него молча.
– Я ушёл от неё, – тихо продолжил Максим. – Снял комнату. Сказал, что больше не буду играть в эти игры. Она в истерике. Говорит, что я предал семью. Но я устал. Устал притворяться.
Он протянул цветы. Белые розы. Её любимые.
– Я не прошу прощения. Я знаю, что не заслуживаю. Просто… если когда-нибудь ты захочешь поговорить – я буду ждать.
Ника взяла цветы. Посмотрела на него долго. И сказала:
– Прощай, Максим.
Развернулась и ушла.
Он не пошёл за ней.
А через три дня ей позвонила Людмила Сергеевна. Голос был уже не мягкий. И не ласковый.
– Ты думаешь, что выиграла? – почти прошипела она. – Думаешь, если ты поставила обременение, то всё? У меня есть связи. Есть люди. Мы найдём способ. Квартира будет нашей. Хочешь по-хорошему или по-плохому – решай сама.
Ника спокойно выслушала.
– Людмила Сергеевна, – сказала она, – я записала наш разговор. И все предыдущие тоже. И у меня есть адвокат, который очень любит такие дела. Хотите продолжать?
Повисла тишина.
– Вы пожалеете, – наконец выдавила свекровь. – Уже нет, – ответила Ника и положила трубку.
В тот же вечер она сидела на балконе, пила чай и смотрела на огни города. Телефон лежал рядом – тихий, наконец-то.
Она не знала, что будет дальше. Может, они ещё попробуют. Может, найдут новый способ. Но теперь она была готова.
Квартира осталась её. И жизнь – тоже.
А внизу, под балконом, цвели липы. Как тогда, когда она только въехала сюда. Одинокая, но свободная.
И впервые за долгое время она улыбнулась по-настоящему.
– Ты всё-таки подала в суд? – голос Лены дрожал от волнения, хотя она старалась говорить спокойно.
Ника кивнула, не отрывая взгляда от окна кафе. За стеклом шёл мелкий осенний дождь, и капли медленно сползали по стеклу, оставляя за собой чистые дорожки.
– Подала. На признание брака недействительным и на возврат всего, что он успел переписать на себя за эти три года. Плюс моральный вред. Адвокат говорит – шансы отличные.
Лена выдохнула, откинулась на спинку стула.
– Я до сих пор не могу поверить. Ты сидела напротив меня, такая спокойная, а внутри… Господи, Ника, как ты вообще пережила это?
– Не пережила ещё, – тихо ответила Ника. – Просто научилась жить дальше. По-другому.
Прошло четыре месяца с того дня, когда она закрыла за ними дверь.
Сначала было тяжело. Очень. Ночами она просыпалась от собственного крика, потом долго лежала, глядя в темноту, и думала: а вдруг он всё-таки любил? Вдруг это была просто слабость? Вдруг она разрушила всё из-за гордости?
Но потом приходило утро. И вместе с ним – новые сообщения от адвоката, новые подробности, новые доказательства. Оказалось, что план был ещё циничнее, чем она думала.
Максим и Людмила Сергеевна не просто хотели половину стоимости квартиры после развода. Они планировали довести её до продажи. Сначала – «случайные» звонки от коллекторов по несуществующим долгам. Потом – странные визиты «проверяющих» из ЖЭКа, которые находили всё новые и новые нарушения. Потом – тихие разговоры соседей: мол, слышали, что у Вероники Александровны проблемы с документами на квартиру, может, и не её это жильё вовсе…
Она узнала это всё позже. Когда адвокат запросил выписки, переписки, записи звонков. Когда вскрылось, что Людмила Сергеевна через старых знакомых пыталась найти компромат – хоть что-то, чтобы надавить.
Но не нашла.
А потом был суд.
Максим на заседании выглядел постаревшим лет на десять. В мятом костюме, с поредевшими волосами, без привычной уверенной улыбки. Он почти не поднимал глаз.
Людмила Сергеевна рядом с ним сидела прямая, как струна, но пальцы её дрожали, когда она перебирала бумаги.
– Подсудимый, вы признаёте, что вступили в брак с целью получения материальной выгоды? – голос судьи был ровным, без эмоций.
Максим молчал.
– Отвечайте, – мягко, но твёрдо повторила судья.
– Я… – он сглотнул. – Я любил её. Просто… обстоятельства…
– То есть вы не отрицаете факт корыстного мотива?
Он опустил голову.
– Не отрицаю.
В зале повисла тишина.
Людмила Сергеевна вскочила.
– Ваша честь! Это всё клевета! Мой сын – честный человек! Это она его спровоцировала, она…
– Прошу сесть, – судья посмотрела на неё спокойно, но так, что свекровь осела обратно на стул.
Решение вынесли через две недели.
Брак признан фиктивным. Всё, что было переписано на Максима за время совместной жизни – мебель, техника, даже машина, купленная в кредит на её имя – возвращено ей. Плюс компенсация морального вреда. Небольшая, но символическая.
И главное – квартира осталась неприкосновенной. С обременением. С дарственной. С её именем в графе «собственник» – навсегда.
После суда Максим подошёл к ней в коридоре.
– Ника… – начал он.
Она остановилась. Посмотрела на него спокойно, без злости. Уже без злости.
– Мне жаль, – сказал он. – Правда. Я не знаю, как всё так получилось. Я… я просто хотел, чтобы у мамы всё было хорошо. А потом… потом уже не мог остановиться.
– Ты мог, – тихо ответила она. – Просто не захотел.
Он кивнул. Медленно. Как будто наконец понял.
– Прости меня, – прошептал он.
– Я уже простила, – сказала Ника. – Не ради тебя. Ради себя.
И ушла.
Людмила Сергеевна после суда исчезла. Говорят, продала свою квартиру на окраине и уехала к сестре в другой город. Больше не звонила. Не писала. Не появлялась.
А Ника… Ника начала жить заново.
Сначала – ремонт. Полный. Снесла всё, что напоминало о нём. Перекрасила стены в светло-голубой – цвет неба в тот день, когда она впервые вошла в эту квартиру одна. Поставила новые шторы. Купила большой круглый стол – чтобы собирать друзей, а не терпеть чужих.
Потом – работа. Она взялась за крупный проект – ресторан в центре. Впервые за долгое время горела идеями. Спала по четыре часа, но была счастлива.
А потом – он.
Не сразу. Не вдруг.
Сначала – случайная встреча на выставке дизайна. Он подошёл, представился – Артём. Сказал, что давно следит за её работами. Попросил совета по квартире.
Потом – кофе. Потом – прогулки. Потом – ужин у неё дома.
Он не спрашивал про прошлое. Не лез с расспросами. Просто был рядом. Спокойный. Надёжный. С тёплыми руками и взглядом, в котором не было расчёта.
И однажды, когда они сидели на её балконе, пили вино и смотрели на огни города, он сказал:
– Знаешь, я ведь тоже когда-то чуть не женился по расчёту. На женщине, которая хотела через меня получить вид на жительство. Я вовремя понял. Ушёл. И долго потом никому не верил.
Ника посмотрела на него.
– А теперь?
– Теперь верю, – улыбнулся он. – Тебе.
Она не ответила. Просто взяла его за руку.
Прошёл год.
Квартира больше не была просто жильём. Она стала домом. С запахом свежей выпечки по выходным. С музыкой, которая играла допоздна. С его зубной щёткой в ванной и его книгами на полке.
С его кольцом на её пальце – через два года после той страшной осени.
И когда однажды, уже будучи замужем во второй раз, она встретила на улице Максима – он шёл под руку с какой-то женщиной, постаревший, уставший, с сединой в висках – она просто кивнула. Спокойно. Без боли.
Он кивнул в ответ. И пошёл дальше.
А она вернулась домой. К своему мужу. К своей жизни. К своей квартире. Которая осталась с ней. Навсегда.
