Варвара вздохнула, украдкой покосившись на родственников, которые теперь делали вид, что их с Арсением не знают.
Все началось четыре года назад, когда в дождливый вечер брат мужа, Ипполит, всегда немного сутулый, с глазами, в которых читалась беспомощность, и Эмилия — хрупкая, с острым подбородком и цепкими пальцами, сжимавшими ручку старенькой сумки, пришли к ним со своей бедой.
Их выгнали со съемного жилья, с внезапным требованием хозяина освободить помещение за три дня.
У них не было ни денег на новый залог, ни времени на поиски. Арсений не мог оставить брата в беде.
— Варюш, они же родня. Встанут на ноги, подкопят и съедут. Мы же не можем их бросить?
Его глаза умоляли не столько о согласии, сколько об одобрении. Варвара с жалостью посмотрела на Ипполита, этого вечного неудачника, и на его жену, которая всегда смотрела на нее свысока, будто их с Арсением достаток — не результат усиленного труда, а слепая удача. Однако ее сердце дрогнуло.
— Пусть поживут, — выдохнула она, чувствуя, как в груди что-то сжимается в холодный комок.
— Платите только коммуналку, — сказал Арсений, — копите на свою квартиру.
Родственники кивали, благодарили, глаза Ипполита блестели от нахлынувших чувств. Эмилия же улыбалась тонкими, напряженными губами.
Первый год пролетел относительно спокойно. Супруги исправно перечисляли деньги за свет, газ и воду, которые обходились им всего в пару тысяч рублей, появлялись на семейных праздниках.
Ипполит устроился менеджером в какую-то контору, Эмилия подрабатывала переводами, а Варвара с Арсением ждали, что вот-вот они заговорят о съезде.
Но разговоры как-то сами собой обходили эту тему. Вместо этого супруги слышали о том, как трудно, как все дорожает и как им тяжело копить.
Потом случилась история с пяти тысячами. Как-то раз, за праздничным столом по поводу дня рождения Арсения, Ипполит, уже изрядно выпивший, потрепал брата по плечу и сказал:
— Арсений, мы тут с Эмилией решили. Так, конечно, мы вам невероятно благодарны, но жить совсем даром — неловко. Будем платить вам по пять тысяч, чтобы не чувствовать себя нахлебниками.
Варвара поперхнулась вином. Пять тысяч? В их районе за эти деньги можно было снять разве что балкон. Арсений покраснел и начал что-то бормотать:
— Да что ты, Ипполит, не надо, мы же договорились…
Но брат был непреклонен в своем великодушии.
— Нет, мы настаиваем! — он торжественно вложил в руку ошеломленному Арсению пятитысячную купюру.
С тех пор эти пять тысяч стали регулярными. Каждый месяц, как коммунальные платежи.
И с каждым месяцем в Варваре росло жгучее, несправедливое возмущение. Это был уже не жест благодарности, это была насмешка.
Плата за крышу над головой, за нашу с Арсением финансовую подушку безопасности, которую мы сдали в беспроцентный, вечный арендный плен.
Не выдержав, женщина попыталась поговорить с мужем.
— Арсений, посмотри вокруг! Цены растут как на дрожжах. Наши пять тысяч за бензин улетают! А они платят символические гроши платят, будто мы в 2020 году живем! Давай хотя бы поднимем им аренду до десяти?!
Однако мужчина, когда дело касалось его семьи, превращался в мягкотелого моллюска.
— Варя, как я могу? — он умоляюще взглянул на Варвару. — Они же небогато живут. Ипполит — брат. Стыдно вымогать у родного брата деньги.
— Вымогать? — взрывалась в такие моменты жена. — Арсений, это они живут в нашей квартире, а не мы!
Споры с мужем заканчивались ничем. Он уходил в себя, в свое чувство вины, а Варвара начала ненавидеть эти ежемесячные пять тысяч.
Супруги перестали ездить к ним в гости. Варе было физически больно заходить в свою же квартиру, видеть чужой текстиль на своих стульях, чувствовать чужой запах.
Это было похоже на то, как будто у нее украли любимую вещь, а она вынуждена регулярно приходить и смотреть, как новый хозяин неправильно ею пользуется.
Время шло. Год плавно перетек в два, затем в три, а потом и в четвертый пошел. Ипполит и Эмилия продолжали молчать по поводу своего жилья.
Зато они обустраивались: купили новый диван, сделали ремонт на кухне, о котором как бы между прочим сообщили Арсению и Варваре: «Ой, вы не переживайте, мы все за свой счет!»
Последней каплей стал разговор о машине. Варвара с Арсением копили на новую, так как их старенькая иномарка уже с трудом проходила техосмотр.
И вот, на очередном семейном ужине, Ипполит, сияя, сообщил, что они с Эмилией… купили автомобиль. Не новый, конечно, но хороший и надежный.
Варвара онемела. В горле пересохло. Она посмотрела на Арсения. Он улыбался, поздравлял, но в его глазах женщина наконец-то увидела растерянность.
Даже его непробиваемая братская лояльность дала трещину. В тот вечер, когда супруги остались одни, Варвара проговорила:
— Они купили машину, Арсений. Машину, на которую, я уверена, они копили четыре года, живя в нашей квартире практически бесплатно. Ты понимаешь? Они платят нам пять тысяч в месяц, а себе купили автомобиль. Эти пять тысяч — плата за их спокойную жизнь и за нашу глупость!
Арсений молчал, уставившись в стол.
— Я больше не могу,— сказала дрожащим голосом Варвара. — Я не могу быть благодетельницей для людей, которые считают меня дурой. Либо ты решаешь этот вопрос, либо я решу его сама. Но это закончится в самое же ближайшее время!
Он попытался что-то сказать, снова завел шарманку про «стыдно» и «про брата», но женщина встала и вышла из комнаты.
На следующее утро, не сказав ни слова Арсению, она поехала в ту самую квартиру.
Ей было страшно. Руки дрожали. Но она чувствовала, что если не сделает этого сейчас, то они будут жить там вечно.
Эмилия с удивленным видом открыла Варваре дверь. Увидев ее, она приподняла бровь.
— Варя? А мы тебя не ждали…
— Я знаю,— ответила женщина, проходя внутрь.
Ипполит сидел на кухне за ноутбуком. Он выглядел довольным своей жизнью.
— Ребята,— начала Варвара, садясь напротив них без приглашения. Голос, к ее удивлению, звучал ровно и холодно. — У нас с Арсением созрело решение. Мы продаем эту квартиру.
В комнате повисла тишина. Ипполит и Эмилия ошарашенно переглянулись.
— Продаете?— переспросил Ипполит, и его голос дрогнул. — Но… почему? У вас ведь все хорошо?.
— Планы изменились, — солгала Варвара, глядя ему прямо в глаза. — Нам срочно понадобились средства на развитие бизнеса.
Она не стала вдаваться в детали, придумывать сложные схемы. Чем проще ложь, тем она правдоподобнее.
— Но… мы же здесь живем, — тихо сказала Эмилия, и в ее голосе впервые за четыре года прозвучала неуверенность.
— Я понимаю. Поэтому мы даем вам две недели на то, чтобы найти новое жилье и съехать. Мы уже договорились с агентом, через две недели он начинает показы.
Родственники молчали. Ипполит был бледным, а Эмилия смотрела на женщину с таким смесью обиды и ненависти, что ей стало почти физически жарко.
— Арсений знает? — нашел в себе силы спросить Ипполит.
— Конечно,— соврала Варвара им во второй раз. — Это было наше общее решение.
Больше разговаривать было не о чем. Она встала, кивнула и вышла, оставив их в ошеломленном молчании.
Вечером раздался звонок от Ипполита. Арсений, бледный как полотно, взял трубку и ушел в спальню.
Варвара слышала обрывки фраз: «Как ты мог… Брат… Не предупредить… Мы же родня… Обидели вы нас сильно, Арсений…»
Через полчаса Арсений вышел из комнаты с потухшим взглядом.
— Ты пошла и сказала им, что мы продаем квартиру? — спросил муж без эмоций.
— Да, потому что ты этого никогда бы не сделал. Они съедут через две недели, — сухо ответила Варвара.
Муж долго смотрел на нее, а потом просто развернулся и ушел. В его молчании был упрек и разочарование.
Ипполит и Эмилия съехали ровно через две недели. Уезжали молча, не попрощавшись.
Сдали ключи, бросив их на стол в прихожей. Квартира была чистой, почти стерильной.
После этого отношения родных братьев разладились. Иногда Ипполит звонил Арсению.
Они говорили о нейтральном, но прежней теплоты в их отношениях уже не было.
Арсений и Варвара свою квартиру не продали. Они снова сдали ее внаем по рыночной цене.
Женщина, несмотря на то, что муж дулся на нее какое-то время, ни разу не пожалела о содеянном.
Да, родственники обиделись, но это было их право. Никто и не обещал, что они могут жить в чужой квартире, сколько пожелают.
Свекры, которые тоже были в курсе всего произошедшего, стали сторониться Варвару, считая, что это она «своей жадностью» разрушила братскую любовь.
