Ключ со скрипом повернулся в замке, и дверь тяжело подалась внутрь. Екатерина буквально вплыла в прихожую, скидывая на тумбочку сумку, набитую папками. Весь день на ногах, бесконечные отчеты и уставшие глаза от монитора — все это оставалось за порогом. Здесь был ее дом. Ее крепость. Место, где она могла наконец выдохнуть.
Она потянулась носом, уловив странный, чужеродный запах — не ее духов и не готовившегося ужина, а резковатого, дорогого парфюма, который она терпеть не могла. Запах ее свекрови.
Сердце екнуло. Катя замерла, прислушиваясь. Из гостиной доносилось мерное тиканье настенных часов. И больше ничего.
— Алексей? — тихо позвала она, делая шаг вперед.
И тут увидела ее. Валентина Ивановна сидела в кресле, ее любимом кресле у окна, и смотрела на Катю холодным, оценивающим взглядом. Она была одета, словно для выхода в свет — строгий костюм, жемчужное ожерелье. На столике рядом стояла ее сумка, та самая, из дорогой кожи, и рядом с ней — сдвинутая на край Катина кружка с кофейными подтеками.
— Наконец-то дождалась, — голос свекрови был ровным, без единой нотки приветствия. — Уже восемь, я начала думать, ты сегодня ночевать не придешь.
Катя непроизвольно сглотнула комок в горле. Что она здесь делает? И где Лёша?
— Валентина Ивановна, я не знала, что вы… Алексей дома?
— Алексея нет, — отрезала свекровь. Она медленно поднялась с кресла, ее осанка была прямой и несущей приговор. — И это к лучшему. Нам нужно поговорить. С глазу на глаз.
Катя почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она инстинктивно скрестила руки на груди, будто защищаясь.
— Говорите, я слушаю.
Валентина Ивановна подошла ближе, остановившись в паре шагов, как бы подчеркивая дистанцию.
— Екатерина, ситуация неприятная, но что поделать. Жизнь есть жизнь. Ты должна съехать с этой квартиры.
Воздух застыл в легких. Кате показалось, что она ослышалась.
— Что?.. Что вы сказали?
— Ты прекрасно слышишь. Собери свои вещи и освободи жилплощадь. Мой сын нашел себе жену. Получше тебя.
Последние слова были произнесены с ледяным спокойствием, в котором читалось давнее, глубинное презрение. Катя отшатнулась, будто от удара.
— Какую… жену? Что вы несете? Мы с Алексем женаты! Мы в браке!
— Бумажка, — свекровь презрительно махнула рукой. — Формальность. Он встретил другую. Девочку из хорошей семьи. С будущим. А ты… — ее взгляд скользнул по поношенной домашней кофте Кати, — ты ему всегда была не по статусу. Тянешь его на дно. Пора заканчивать этот фарс.
Катя схватилась за косяк двери, чтобы не упасть. Комната поплыла перед глазами.
— Где Алексей? — выдохнула она, и голос ее предательски дрогнул. — Я хочу слышать это от него. Прямо сейчас.
— Он не будет с тобой разговаривать. Он всё тебе сказал своими последними поступками, надо было просто видеть. Не звони ему, — Валентина Ивановна повернулась, взяла свою сумку. — Я заеду послезавтра, чтобы проконтролировать процесс. К выходным здесь должно быть чисто. Новые хозяева не должны жить в чужом хламе.
Новые хозяева. Эти слова прозвучали как окончательный приговор.
Свекровь, не оглядываясь, вышла в подъезд. Дверь с мягким щелчком захлопнулась.
Катя осталась стоять одна в центре прихожей. Тишина в квартире стала давящей, звенящей. Она медленно сползла по стене на пол, не в силах удержать дрожь в ногах. Из кармана джинсов она автоматически вытащила телефон. Палец дрожал, когда она находила в списке контактов единственное имя — «Лёша».
Она нажала на вызов. Длинные гудки, разрезающие тишину. Раз, другой, третий… Потом — веселый женский голос: «Абонент временно недоступен…»
Она сбросила и набрала снова. Тот же результат.
Пальцы сами собой побежали по клавиатуре, набирая сообщение.
«Ты где?! Твоя мать только что…»
Она остановилась. Слезы застилали глаза. Что написать? «…приказала мне съехать»? «…сказала, что ты нашел другую»? Звучало как бред сумасшедшей.
Она стерла текст и, положив телефон на пол, прижала колени к груди.
Глухие, бессильные рыдания наконец вырвались наружу, разрывая тишину ее рухнувшего мира.
Сумрак в прихожей сгущался, превращаясь в ночь. Екатерина не знала, сколько часов просидела на холодном полу, прижавшись спиной к стене. Телефон, лежавший рядом, молчал. Эта тишина была оглушительнее любых слов. Она впитывала в себя все — и шок от услышанного, и леденящий ужас, и медленно поднимающуюся с дна души черную, липкую обиду.
Он не взял трубку. Он не перезвонил. Эта простая, жестокая реальность болью отдавалась в висках. Разве так ведет себя мужчина, которого оклеветали? Разве он не бросился бы сразу на защиту, не опроверг бы чудовищные обвинения своей матери?
В памяти всплывали обрывки картин, на которые она раньше не обращала внимания, списывая на усталость и работу. Последние месяцы… Да, последние месяцы Алексей стал другим. Его телефон, всегда лежавший на столе экраном вверх, теперь неизменно был повернут вниз. Он задерживался на «корпоративах» и «внезапных совещаниях», чего раньше почти не случалось. Их совместные ужины сошли на нет, сменившись быстрыми перекусами в разное время. А его взгляд… Он часто смотрел куда-то поверх нее, в какую-то свою точку, и когда Катя ловила его, он тут же отводил глаза, делая вид, что просто задумался.
— Устал, — говорил он. — Проект новый, сложный.
И она верила. Верила, потому что любила. Потому что они были командой.
Они познакомились на вечеринке у общих друзей. Он был не таким, как все — не громким, не пытавшимся произвести впечатление. Он просто подошел, улыбнулся и заговорил о чем-то простом. А через полгода, во время прогулки по заснеженному парку, он вдруг остановился, взял ее за руки и сказал, глядя прямо в глаза:
— Кать, я без тебя не могу. Давай никогда не расставаться. Станем семьей.
Они тогда снимали эту маленькую однушку на окраине, мечтая о своем уголке. Ипотека казалась несбыточной мечтой, пока они не нашли этот вариант — трешку в спальном районе, старую, но с потенциалом. Они сидели ночами, считали свои скромные накопления. Ее мама, узнав, отдала свои сбережения, отложенные на ремонт в ее хрущевке.
— Главное, чтобы вы были счастливы, — сказала она тогда, обнимая обоих.
Они въехали с голыми стенами. Первое время спали на матрасе, ели на картонной коробке вместо стола. Но они были вместе. Он сам красил стены на кухне, вымазавшись в белой краске, а она стояла на стремянке и клеила обои в гостиной. Они смеялись, мечтали о детской, о большой кровати, о жизни, которая только начинается.
«Мы с тобой навсегда, Катюш», — сказал он тогда, обнимая ее за плечи, когда они любовались на только что поклеенными обоями. — «Мы всё преодолеем».
Где тот человек сейчас? Куда он подевался?
Резкая вибрация в руке заставила ее вздрогнуть. Телефон загорелся, освещая ее заплаканное лицо в темноте. На экране — «Лёша».
Сердце екнуло, в нем смешались надежда и страх. Она сглотнула и провела пальцем по экрану.
— Алло? — ее голос прозвучал хрипло и несмело.
В трубке послышался его голос. Но не тот, теплый и родной, а какой-то чужой, усталый и раздраженный.
— Кать, ну что ты мне мать затроллила? Я на важных переговорах был!
Ее сердце упало.
— Я… она… она пришла и сказала, что ты нашел другую. Что я должна съехать. Это правда?
Последовала пауза. Слишком долгая.
— Кать, давай без истерик, — наконец произнес он, и в его тоне сквозило откровенное раздражение. — Да, ситуация сложилась. Так получилось.
— «Так получилось»? — прошептала она, не веря своим ушам. — Алексей, мы женаты! Что значит «так получилось»? Кто эта Ира?
— Слушай, я не хотел тебя ранить, честно. Но… мы с Ирой… у нас серьезно. И она ждет ребенка.
Эти слова прозвучали как приговор. Мир рухнул окончательно. Ребенок. У них не получалось завести своих, они проходили обследования, и вот теперь…
— Ты должен был мне сказать! Лично! А не через свою мамашу! — в ее голосе впервые прорвалась ярость, рожденная отчаянием.
— Мама просто хотела помочь, ускорить процесс. Тебе нужно съехать, Катя. Пойми, здесь будет жить моя новая семья.
— Твоя новая семья? — она задохнулась.
— А наша с тобой квартира? Наши общие годы? Наша ипотека, в которую я вложила все свои деньги? Это все просто стереть?
— Я тебе верну твои вложения, не переживай! — поспешно сказал он, и она услышала в его голосе облегчение, будто нашел выход. — Собери свои вещи, и я переведу тебе деньги. Только, ради бога, без скандалов.
— Без скандалов… — она повторила с горькой усмешкой. — Хорошо, Алексей. Без скандалов.
— Вот и умница. Я скоро позвоню.
Он бросил трубку. Тишина снова поглотила ее, но теперь она была другой. В ней не было места слезам и отчаянию. Теперь в ней была ледяная, кристальная ярость. Он думал, что она просто соберет свои «вещи» и уйдет? Как послушная собачка? Он предлагал ей «вернуть вложения», как будто они просто делили шкаф?
Она медленно поднялась с пола, выпрямила спину и прошла в гостиную. Ее взгляд упал на их совместную фотографию на полке — они смеющиеся, счастливые. Она взяла ее в руки, посмотрела на свое наивное, сияющее лицо, а затем аккуратно, без единой эмоции, положила снимок стеклом вниз.
Нет. Так просто это не закончится.
Ночь прошла в лихорадочном, тревожном забытьи. Екатерина не спала. Она металась по квартире, которая еще вчера была ее крепостью, а сегодня превратилась в клетку с призраками былого счастья. Каждый угол, каждая вещь напоминала об обмане. Совместная фотография на полке по-прежнему лежала лицом вниз, и Катя не находила в себе сил перевернуть ее.
С первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь жалюзи, пришло странное, почти неестественное спокойствие. Отчаяние выгорело, оставив после себя холодный, твердый пепел решимости. Она не могла позволить им просто вышвырнуть себя, как надоевшую игрушку. Мысль о том, что в этих стенах будет жить та самая Ира, дышать ее воздухом, касаться ее вещей, вызывала не боль, а яростный протест.
Она не была юристом. Она была бухгалтером, и ее мир состоял из цифр, отчетов и строгих правил. Но сейчас эти правила из профессиональной сферы стали ее единственным спасательным кругом. Нужно было действовать. Но как?
Единственным человеком, который мог помочь ей не эмоциями, а фактами, была Ольга. Подруга с юридического факультета, всегда говорившая прямо и без прикрас. Они не виделись несколько месяцев, жизнь развела по разным графикам, но сейчас Катя не могла думать ни о ком другом.
Она дождалась девяти утра и набрала номер. Рука почти не дрожала.
— Алло, Кать? — бодрый голос Ольги прозвучал как глоток свежего воздуха. — Редкий гость! Что случилось?
— Оль, мне срочно нужно тебя видеть. Можно я приеду?
В голосе Кати должно было прозвучать что-то такое, что заставило Ольгу мгновенно стать серьезной.
— Конечно, приезжай. У меня до одиннадцати окно. Адрес тот же.
Час спустя Катя сидела на просторном диване в гостиной Ольгиной квартиры и, сжимая в руках кружку с недопитым чаем, сбивчиво, путаясь в деталях, выкладывала подруге всю историю. Про визит свекрови. Про звонок Алексея. Про другую женщину и ребенка. Про приказ освободить квартиру к выходным.
Ольга слушала, не перебивая. Ее лицо становилось все мрачнее, а брови сдвинулись в одну суровую линию. Когда Катя замолчала, иссякнув, Ольга резко встала и с силой поставила свою кружку на стол.
— Да они что, совсем охренели?! — вырвалось у нее. Ее профессиональное спокойствие дало трещину, обнажив искреннюю ярость. — То есть, этот мямля бросил тебя, поставив перед фактом через свою мамашу, и теперь они вдвоем решили, что могут тебя просто выставить на улицу? Идиоты. Юридически безграмотные идиоты.
Она села рядом с Катей, и ее взгляд стал цепким, сосредоточенным.
— Так, давай по порядку, без эмоций, только факты. Квартира в ипотеке?
— Да, — кивнула Катя.
— Кто созаемщики? Только ты и Алексей?
— Да. Больше никто.
— Платежи по ипотеке. Из какого счета они идут? Кто платит?
Катя на мгновение задумалась, мысленно прокручивая последние месяцы.
— Раньше мы платили пополам. Я переводила ему свою половину, а он уже общим платежом в банк. А последний год… — она замолчала, вспоминая. — Последний год он постоянно говорил о трудностях на работе, что задерживают зарплату, что кризис. И я…
я вносила платежи полностью. Со своей карты. Чтобы не было просрочек.
Глаза Ольги загорелись.
— И все эти платежи можно подтвердить? Выписками из банка?
— Конечно. У меня онлайн-банк, все там есть.
— Идеально, — Ольга удовлетворенно хмыкнула. — Так, документы на квартиру. Они у тебя? Там указаны доли?
— Да, у меня есть копии. Мы с Алексем собственники в равных долях. По половине каждому.
— Прекрасно. Теперь слушай меня внимательно, Катя. Запомни раз и навсегда. Они не имеют права тебя просто выгнать. Ни морального, ни юридического. Эта квартира — твое совместно нажитое имущество в браке. Ты — созаемщик по ипотечному договору. И что еще важнее — ты вот уже год ее фактически полностью содержала, гася долг перед банком. Они не могут с тобой так поступить.
— Но как… как они могли на это решиться? — тихо спросила Катя. — Они же не глупые люди.
— А они и не думали, что ты станешь сопротивляться, — холодно ответила Ольга. — Они рассчитывали, что ты, добрая и бесконфликтная, расплачешься, обидишься и уйдешь, поджав хвост. Они думали, что права и законы — это что-то абстрактное, а их слово — закон. Они сильно ошиблись.
Ольга обняла Катю за плечи.
— Ты имеешь полное право на эту квартиру. Представь, вы купили вскладчину холодильник. Муж не может прийти и сказать: «Отойди, он теперь мой, потому что я нашел другую женщину». С квартирой та же история, только масштаб больше и последствия серьезнее. Ты не снимала угол, Катя. Ты строила свой дом.
Эти простые, четкие слова подействовали на Катю лучше любого успокоительного. Хаос в душе начал упорядочиваться. Страх отступал, а на его месте зарождалось новое, незнакомое ей прежде чувство — твердая уверенность в своей правоте.
— Значит, я могу бороться? — спросила она, глядя Ольге прямо в глаза.
— Не просто можешь. Ты должна. Ради себя. И я тебе в этом помогу. Первое, что мы делаем — собираем все документы. Всё, до последней бумажки. А потом посмотрим, что за «новая жена» у твоего хама и как долго она продержится, когда узнает, что ее любовник не единоличный владелец жилья.
Впервые за последние сутки на лице Екатерины появилось что-то, отдаленно напоминающее улыбку. Она еще не знала, как именно будет выглядеть эта борьба, но она больше не чувствовала себя одинокой и беззащитной. У нее была правда. И теперь у нее был план.
Следующие два дня пролетели в лихорадочной активности. Советы Ольги стали для Кати руководством к действию. Она собрала все документы: договор ипотеки, выписку из ЕГРН, подтверждающую ее долю в праве собственности, банковские выписки за последний год, где были видны все ее платежи. Она сложила их в аккуратную папку, и сам факт ее существования придавал уверенности. Это была не просто стопка бумаг, это были ее доспехи и щит. Она мысленно готовилась к худшему — к звонку от Алексея с угрозами или к новому визиту свекрови. Но квартира молчала. Эта тишина была обманчивой, зловещей. Она напоминала затишье перед бурей. Буря пришла в среду вечером. Катя как раз разогревала ужин, когда в дверь резко позвонили. Не один раз, а несколько раз подряд, настойчиво и нетерпеливо. Сердце екнуло. Она подошла к двери и посмотрела в глазок. За дверью стояла Валентина Ивановна. А рядом с ней — молодая, стройная девушка с каре-каштановых волос и высокомерно поднятым подбородком. Ира. Катя глубоко вдохнула, вспомнив слова Ольги: «Главное — не показывать страх. Ты у себя дома. Это они — непрошеные гости». Она медленно, давая себе время собраться, открыла дверь.
— Наконец-то, — фыркнула Валентина Ивановна, без приглашения проходя внутрь и снимая пальто, которое бросила на вешалку, будто так и надо.
Ира последовала за ней, ее оценивающий взгляд скользнул по Кате, по прихожей, словно составляя опись имущества.
— Мы пришли проконтролировать процесс, — заявила свекровь. — Собираешь вещи? Машину заказать? Можно и мусоровоз вызвать, для старого хлама.
Катя не ответила. Она закрыла дверь и прислонилась к косяку, скрестив руки на груди, стараясь выглядеть спокойнее, чем была на самом деле. Ира тем временем прошла в гостиную, окинула ее критическим взглядом.
— А вот эту стену точно нужно сносить, — громко, так, чтобы все слышали, сказала она, показывая на несущую стену. — Сделаем арку. Светлее будет.
— Согласна, — подхватила Валентина Ивановна. — И этот диван… — она презрительно ткнула пальцем в уголок, где они с Алексем когда-то смотрели фильмы, — его, конечно, на помойку. Я присмотрела в салоне отличный угловой, кожзам.
Они говорили о ее доме, о ее вещах, как о чем-то само собой разумеющемся, как будто Катя уже стала призраком в этих стенах. В горле встал ком, но она сглотнула его. В кармане ее домашних брюк лежал телефон. Она незаметно нащупала кнопку и включила диктофон, как учила Ольга.
— Ира, — тихо, но четко произнесла Катя.
Девушка обернулась, удивленно подняв бровь.
— Что?
— А вы в курсе, что у этой квартиры два собственника и крупный банк-кредитор? И что вы собираетесь делать ремонт в ипотечной квартире, по которой плачу именно я?
Наступила секунда ошеломленной тишины. Ира смущенно перевела взгляд на Валентину Ивановну.
— Что она несет? — фыркнула та, но в ее голосе прозвучала неуверенность.
— Несу я, Екатерина, ваша нелюбимая невестка и один из созаемщиков по ипотечному кредиту, — продолжила Катя, ее голос креп с каждым словом. — И прежде чем сносить стены, вам, милая, не мешало бы поинтересоваться, не висит ли на них обременение. А то ведь банк может не понять вашего дизайнерского порыва.
— Ты что себе позволяешь! — вспыхнула Валентина Ивановна, делая шаг к Кате. — Ты угрожаешь? Алексей все переоформит! Он все уладит!
— Пусть улаживает, — холодно парировала Катя. — Но пока он не «уладил», это моя квартира в той же степени, что и его. И мое право здесь находиться защищено законом. А ваше присутствие, если на то пошло, является нарушением моего права на частную жизнь. Или вы хотите, чтобы я позвонила в полицию и объяснила, что две гражданки, одна из которых — ваша будущая сноха, незаконно проникли в мое жилище и пытаются меня выжить?
Лицо Иры вытянулось. Высокомерие сменилось растерянностью и испугом.
— Валентина Ивановна, вы мне говорили, что тут все решено! Что она просто доделывает какие-то формальности!
— Все и решено! Не слушай ее! — свекровь была багровой от ярости.
— Решено или нет, но вы сейчас обе нарушаете закон, — Катя вынула телефон из кармана и показала им диктофон. — И все ваши планы на мой счет и на мое имущество теперь зафиксированы. Приятно было познакомиться, Ира. Надеюсь, твоему ребенку не придется краснеть за поступки его бабушки.
Это был последний камень, перевесивший чашу весов. Ира, бросив на свекровь взгляд, полный обиды и гнева, резко развернулась и, схватив свою сумку, почти выбежала из квартиры.
Валентина Ивановна осталась одна. Она с ненавистью посмотрела на Катю.
— Жадина! Хозяйкой тут захотела стать! Мой сын тебя сюда пустил из жалости, а ты нос задрала!
— Валентина Ивановна, а вы в курсе, что за незаконное выселение и давление грозит уголовная ответственность? Хотите познакомиться с Уголовным кодексом поближе?
Свекровь, не сказав больше ни слова, с грохотом захлопнула за собой дверь.
Катя осталась одна. Колени вдруг предательски подкосились, и она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Адреналин, подпитывавший ее все это время, отступал, оставляя после себя дрожь и пустоту. Но сквозь усталость и опустошение пробивалось новое, незнакомое чувство. Чувство гордости. Она не расплакалась. Не убежала. Она дала отпор.
Она посмотрела на диктофон на экране своего телефона. У нее было оружие. И она была готова им пользоваться.
Тишина, наступившая после ухода свекрови и Иры, была иной. Она не давила, а, наоборот, была наполнена ощущением маленькой, но значимой победы. Однако Катя понимала — это лишь затишье. Враги отступили на перегруппировку, и следующая атака будет более изощренной.
Она не ошиблась. Уже на следующее утро, когда она пила кофе, пытаясь привести в порядок нервы, пришло сообщение. Не от Алексея, а от его матери.
«Екатерина, давай без лишних скандалов. Алексей готов выплатить тебе твою долю. 500 тысяч. Сумма более чем достойная, учитывая твои вложения. Напиши отказ от доли в квартире, и деньги твои.
Не усложняй».
Катя смотрела на цифры на экране. Пятьсот тысяч. За ее половину в квартире, рыночная стоимость которой была под двадцать миллионов? За все ее вложения, за ее долю в первоначальном взносе, за все те платежи, что она вносила одна? Это было не просто оскорбление. Это было плевком в душу. Они действительно считали ее полной дурой.
Она не ответила. Ответ пришел сам, через несколько часов, в виде нового сообщения, на этот раз от самого Алексея. Тон был другим — уставшим, почти жалостливым.
«Катя, давай закончим это цивилизованно. Я не хочу тебя обижать. 500 тысяч — это хорошие деньги, ты сможешь снять приличное жилье. Не заставляй меня действовать жестко. Деньги же тебе нужны?»
Она снова не ответила. Она просто сохранила все переписки в отдельную папку, как советовала Ольга. Каждое сообщение, каждое предложение «договориться» было еще одним гвоздем в крышку грена их общих иллюзий.
Настоящий удар пришел пятого числа следующего месяца. Катя, как обычно, зашла в онлайн-банк, чтобы проверить, пришла ли зарплата и перевести платеж по ипотеке. Она открыла историю операций по кредитному счету — и похолодела.
Платеж от Алексея не поступил.
Он всегда платил первым. Это было их негласное правило. Она тут же позвонила ему. Трубку сбросили после первого гудка. Она набрала снова — то же самое.
Пальцы побежали по клавиатуре.
«Алексей, где твой платеж по ипотеке? Сегодня пятое, завтра начнут капать пени».
Ответ пришел почти мгновенно.
«Извини, сложности. Внеси пока сама. Я тебе потом отдам.»
Она поняла. Это была их тактика. Создать ей финансовое давление. Довести до того, что она не сможет платить, начнутся просрочки, долг перед банком вырастет, и она в паске согласится на любые их условия, лишь бы избавиться от этого груза. Они надеялись, что она сломается.
Катя откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Чувство паники подкатило комом к горлу. Ее зарплаты одной едва хватало, чтобы покрыть весь платеж. Это означало бы жизнь впроголодь, отказ от всего, накопления, которые она откладывала на черный день, исчезнут за один месяц.
Но вместе с паникой пришла и ясность. Тактика была грязной, подлой, но предсказуемой. Ольга предупреждала, что они могут пойти по этому пути.
Она открыла браузер и стала искать варианты подработки. Удаленная работа, вечерние смены, фриланс — все, что могло принести хоть какие-то деньги. Затем она позвонила в банк, чтобы уточнить точную сумму платежа и до какого числа есть льготный период.
Вечером она поехала к матери. Стыдно было до слез, но другого выхода не было.
— Мам, можно я у тебя немного займу? — проговорила она, глядя в пол. — До зарплаты. С ипотекой проблемы.
Мама, не задавая лишних вопросов, из которых Катя на тот момент рассказала лишь малую часть, просто кивнула, достала свою скромную книжку и перевела ей необходимую сумму.
— Дочка, главное, чтобы ты была здорова, — сказала она, обнимая Катю на прощание. — Деньги — дело наживное.
В тот вечер Катя внесла полный платеж по ипотеке. Со своего счета. И сохранила квитанцию. Она положила ее в ту самую папку с документами, которая становилась все толще. Теперь там лежали не только доказательства ее прав, но и доказательства их подлости.
Она сидела за кухонным столом, перед ней горел экран ноутбука с открытыми вакансиями, а рядом лежал счет за оплаченную ипотеку. Она чувствовала себя измотанной до предела. Но вместе с усталостью пришло и странное, железное спокойствие. Они показали свое истинное лицо. Игра шла без правил.
Что ж. Значит, и она теперь могла не церемониться. Она открыла новый файл и начала печатать. «Заявление о разделе совместно нажитого имущества…». Следующий ход был за ней.
Заявление в суд было подано. Тяжелая папка с документами, собранная по крупицам, легла на стол судебного исполнителя. Ольга, как и обещала, взяла на себя все формальности, действуя быстро и профессионально. Катя лишь ставила подписи в нужных местах, чувствуя, как с каждым росчерком пера заканчивается одна жизнь и начинается другая — жизнь борьбы.
Параллельно Ольга отправила в банк-кредитор официальное уведомление о том, что один из созаемщиков, Алексей Петров, уклоняется от исполнения своих обязательств по ипотечному договору, и все платежи вносятся вторым созаемщиком, Екатериной Сидоровой. Это был стратегический ход. Банки не любят неплательщиков. Они любят стабильность.
Эффект не заставил себя ждать.
Первый звонок раздался спустя три дня. Катя как раз вернулась с подработки — она устроилась проверять товары в ночной супермаркет, — и ее телефон разрывался от звонков. На экране горело имя «Лёша». Она впервые за долгое время взяла трубку.
— Катя! Что ты наделала? — его голос был сдавленным, почти истеричным. — Из банка звонят! Ты что, нажаловалась на меня?
— Я проинформировала кредитора о сложившейся ситуации, — спокойно ответила Катя. Она стояла у окна в своей квартире и смотрела на темнеющий город. Ее голос звучал ровно, без тени прежних эмоций. — Как созаемщик, я имею на это право. Чтобы потом меня не сделали виноватой в просрочках.
— Да какие просрочки! Я же сказал, что отдам! Ты что, совсем совесть потеряла? Из-за тебя у меня сейчас на работе проблемы, мне менеджер звонил!
— Мне жаль, что у тебя проблемы на работе, — сказала Катя, и в ее голосе не было ни капли сожаления. — Но у меня тоже проблемы. Мне, например, приходится работать в ночную смену, чтобы платить по нашим с тобой общим долгам, пока твоя новая семья выбирает кожаные диваны.
Он что-то пробормотал невнятное и бросил трубку.
На следующий день звонки участились. Тон Алексея менялся от угрожающего до умоляющего.
— Кать, ну пожалуйста, отзови заявление из банка! Они мне тут кредитную историю угробят! Ира нервничает, ей вредно волноваться!
— Ей вредно волноваться, а мне полезно? — холодно поинтересовалась Катя. — Алексей, ты взрослый человек. Ты сам создал эту ситуацию. Сам с ней и разбирайся.
— Да что ты как формалистка какая-то! Речь о человеке идет!
— Речь идет о моем доме, — поправила его Катя. — И о моих правах. И да, теперь я буду действовать строго в соответствии с законом. Как формалистка.
Она положила трубку. Рука больше не дрожала.
Пиком всего стал вечерний звонок в пятницу. Алексей был на грани.
— Слушай, банк требует досрочного погашения части долга или увеличения платежей! У меня таких денег нет! Ира в ярости, она говорит, что я ее втянул в какую-то авантюру! Она уходит!
В его голосе слышались отчаяние и паника. Та самая «серьезная» любовь, ради которой он был готов вышвырнуть на улицу жену, не выдержала первого же столкновения с финансовыми трудностями.
— Мне жаль, — повторила Катя все те же бесстрастные слова. — Но это твои проблемы. Ты хотел новую семью? Получай и распишись.
— Катя, я… я могу все вернуть! — залепетал он. — Мы можем все забыть! Я порву с этой Ирой, мы…
Она не дала ему договорить. Голос ее оставался тихим, но в нем появилась сталь, которую он раньше в ней не слышал.
— Забыть? Алексей, я уже все забыла. И тебя в том числе. Общайся с моим юристом. Мне с тобой больше не о чем говорить.
Она положила трубку, выключила телефон и подошла к окну. Где-то там, в большом городе, метался человек, чью жизнь она когда-то делила. Его мир, построенный на лжи и предательстве, рушился, как карточный домик, при первом же дуновении ветра реальности. А ее мир, хоть и был пока хрупким и неустроенным, но стоял на прочном фундаменте — на ее собственном достоинстве и на знании, что она больше не жертва.
Битва только начиналась, но первый раунд оставался за ней. И это придавало сил.
Запах старой пыли, воска и формальности витал в воздухе коридоров районного суда. Катя сидела на жесткой деревянной скамье, сжимая в руках папку с документами. Рядом с ней, собранная и невозмутимая, находилась Ольга. Они ждали вызова в зал заседаний.
Сердце Екатерины билось часто и громко, отдаваясь в ушах. Она боялась. Боялась публичности, боялась взглядов, боялась снова увидеть того человека, который когда-то был ей мужем. Но страх был заглушен другим, более сильным чувством — решимостью. Она прошла слишком долгий путь, чтобы отступить сейчас.
Дверь в зал открылась, и их пригласили войти. Алексей был уже там. Он сидел за отдельным столом, выглядел бледным и постаревшим. Рядом с ним, выпрямившись в статной позе, сидела Валентина Ивановна. Ее взгляд, полный ненависти, уставился на Катю, едва та переступила порог.
Судья, женщина средних лет с усталым, но внимательным лицом, открыла заседание. Были оглашены исковые требования о разделе совместно нажитого имущества и определении порядка пользования квартирой.
Первым слово взял Алексей. Его речь была сбивчивой и нервной.
— Ваша честь, я не понимаю, зачем все это. Мы предлагали Екатерине Васильевне справедливую компенсацию. Она отказалась. Квартира изначально приобреталась для нашей семьи, а теперь, когда мы расстались… я нахожусь в сложном финансовом положении, у меня новые обязательства…
— Какие именно обязательства? — уточнила судья, просматривая документы.
— Ну… личного характера, — смутился Алексей.
— Ребенок, — четко произнесла Ольга, обращаясь к судье. — Ответчик ссылается на беременность своей новой сожительницы. Однако, прошу суд отметить, что данное обстоятельство не отменяет имущественных прав моего доверителя, приобретенных в законном браке.
Валентина Ивановна не выдержала.
— Она сама виновата! — резко встала она, обращаясь к судье. — Не смогла сохранить семью! Не смогла дать мужчине нормальные условия! А теперь еще и квартиру у него отбирает! Хозяйкой захотела стать!
— Гражданка Петрова, прошу вас соблюдать порядок и не делать неуместных заявлений, — строго остановила ее судья. — Следующее подобное нарушение, и я удалю вас из зала.
Катя наблюдала за этой сценой, и ей было странно спокойно. Эти люди, которые еще недавно держали ее в страхе, теперь выглядели жалко. Их козыри — наглость, давление, манипуляции — здесь, в суде, не работали.
Слово предоставили Кате. Она встала, сделала глубокий вдох и начала говорить. Голос поначалу дрожал, но затем окреп.
— Ваша честь, я не хочу ничьей жалости. Я хочу справедливости. Мы с Алексеем покупали эту квартиру вместе, будучи мужем и женой. Я вложила в первоначальный взнос все свои сбережения и деньги, занятые у моей матери. Вот расписка и выписки со счетов. Последний год, когда Алексей говорил о проблемах на работе, я одна вносила платежи по ипотеке. Вот все квитанции. Я не отказывалась от своих обязательств, даже когда мой муж завел на стороне новую семью и потребовал, чтобы я освободила жилье.
Она открыла папку и стала передавать судье один документ за другим. Толстая стопка квитанций. Расписка от матери. Выписка из ЕГРН. Ее рука была твердой.
— А это, — Катя достала свой телефон, — аудиозапись, сделанная мной, когда г-жа Петрова и новая сожительница моего мужа пришли в мою квартиру, чтобы под угрозой вынудить меня съехать, обсуждая будущий ремонт и вынос моего «хлама».
В зале повисла гробовая тишина. Лицо Валентины Ивановны побелело, а Алексей смотрел на мать с ужасом.
— Включите, — коротко распорядилась судья.
Из динамиков телефона прозвучали надменные голоса, обсуждавшие снос стен и старый диван. Затем — спокойный, но твердый голос Кати, задававший вопрос о собственности и банке. И наконец — истеричный крик свекрови: «Жадина! Хозяйкой тут захотела стать!»
Этой записи хватило. Судья, выслушав фрагмент, кивнула.
— Доказательство приобщается к материалам дела.
Дальнейшие прения были короткими. Аргументы Алексея и его матери, не подкрепленные ничем, кроме эмоций, рассыпались в прах перед выстроенным Катей и Ольгой юридическим фундаментом.
Судья удалилась в совещательную комнату. Ожидание заняло не больше получаса.
— Встать, суд идет! — объявил секретарь.
Решение было оглашено четко и неумолимо. Квартира остается в совместной собственности до полного погашения ипотеки. В силу того, что Екатерина Сидорова является добросовестным плательщиком и фактически содержит жилье, за ней сохраняется право пользования всей квартирой. Алексею Петрову предлагается определить порядок пользования через отдельное исковое заявление, однако, с учетом внесения платежей истицей, его шансы на успех были оценены как низкие. По сути, Катя выиграла.
Она вышла из зала суда, не глядя на бывшего мужа и его мать. Она вышла на улицу, где светило солнце, и сделала глубокий вдох. Она не чувствовала радости. Лишь огромную, всепоглощающую усталость и тихое, спокойное удовлетворение. Она отстояла свой дом. Не силой крика, а силой закона и собственного достоинства.
Прошло несколько месяцев. Осень медленно уступала место зиме, за окном кружились первые снежинки, оседая на голых ветках деревьев. В квартире было тихо и уютно. Папка с документами лежала на верхней полке шкафа, словно реликвия прошедшей войны. Катя больше не работала по ночам — необходимость в этом отпала, как только Алексей, под давлением банка и по решению суда, был вынужден начать исправно платить свою половину ипотеки.
Ее жизнь медленно, но верно обретала новые очертания. Она записалась на курсы испанского языка, о которых давно мечтала, и по субботам встречалась с подругами. Боль не ушла полностью, она стала тихой фоновой музыкой души, но больше не управляла каждым ее шагом.
Однажды вечером раздался звонок на городской телефон, который они с Алексем когда-то провели «для солидности» и который теперь пылился в углу. Катя с удивлением подняла трубку.
— Алло?
— Катюша, это Людмила Степановна, соседка ваша снизу, — послышался знакомый голос. — Прости, что беспокою. Мне тут твоя… свекровь, что ли, Валентина, на улице остановила. Просила передать, чтоб ты ей перезвонила. Говорит, очень надо.
Катя поблагодарила соседку и положила трубку. У нее не было ни малейшего желания звонить Валентине Ивановне. Та сама нашла ее номер мобильного.
— Екатерина, — голос свекрови звучал неестественно мягко, даже заискивающе. — Как дела? Как здоровье?
— У меня все хорошо, Валентина Ивановна. Что случилось?
— Да вот… думала, как ты там одна. Сложно, наверное. Может, помириться вам с Лешенькой пора? Он без тебя совсем захирел. А та… та ушла, — в голосе послышалось откровенное злорадство. — Как узнала, что с квартирой не все гладко, да что ему еще и платить придется, так сразу аборт сделала и след простыл. Ну, бывает, ошибся человек… Семья ведь дороже всего, ты не находишь?
Катя слушала этот монолог с каменным лицом. Ни капли жалости или торжества она не чувствовала. Лишь легкую брезгливость.
— Валентина Ивановна, у меня нет семьи. И нет желания это обсуждать. Удачи вам и Алексею.
Она положила трубку и заблокировала номер. Круг замкнулся. В одну из суббот она наконец-то осуществила то, что давно планировала. В квартиру привезли новый диван. Не тот угловой кожзам, что хотела свекровь, а тот, что когда-то присмотрела она сама — удобный, мягкий, с серым велюровым покрытием, в который так и хотелось утонуть с книгой. Когда грузчики ушли, Катя осталась одна в гостиной. Она села на новый диван, провела ладонью по мягкой ткани и огляделась. Комната была наполнена вечерним солнцем, отражавшимся от белого потолка. Ничто больше не напоминало о прошлом. Старый диван, на котором они когда-то сидели вдвоем, увезли. Фотографии были убраны. Воздух был чист и свеж. Она встала, подошла к окну и посмотрела на засыпающий город. Внизу зажигались огни, спешили люди, каждый со своей историей, своей болью и своей надеждой. Она повернулась и обвела взглядом свою квартиру. Ее квартиру. Тишина здесь больше не была зловещей. Она была мирной и принадлежащей только ей. Иногда твой дом — это не там, где тебя любят. Иногда это просто стены, которые ты защитила от тех, кто любить не умел. И в этом тоже есть свое, горькое, но честное счастье. Катя улыбнулась. Про себя. Про свое будущее. Оно было пустым, как чистый лист, и от этого таким же бесконечно прекрасным.
