Алина сидела за своим рабочим столом, устремив уставший взгляд в светящийся монитор, где рябили строчки отчетов по последней рекламной кампании. Профессия маркетолога требовала неусыпного внимания, особенно когда речь шла о тонкой материи анализа эффективности. За окном уже сгустились ранние ноябрьские сумерки, проглотившие остатки дневного света. Алина потянулась, чувствуя, как хрустнули позвонки затекшей шеи, и бросила взгляд на часы. Игорь обещал быть к семи. Значит, у нее был еще целый час, чтобы поставить финальную точку в этом бесконечном марафоне цифр.
Ее однокомнатная квартира, скромные тридцать пять квадратных метров в самом сердце города, на пятом этаже старенькой панельки, была ее крепостью. Три года назад она, набравшись смелости, подписала кабальный договор ипотеки на пятнадцать лет. Каждый месяц банк откусывал от ее бюджета двадцать восемь тысяч рублей — треть ее кровно заработанных. Но Алина не жаловалась. Эта квартира была ее личным Эверестом, ее суверенной территорией, где она сама устанавливала правила игры.
Работа в крупной компании обеспечивала ей стабильный тыл, позволяя не только кормить ненасытную ипотеку, но и откладывать крохи на призрачное будущее. Алина была человеком системы, привыкшим кроить свою жизнь по лекалам четкого плана.
Игорь трудился менеджером по продажам в фирме поскромнее. Его доходы не дотягивали до Алиных, но он не делал из этого трагедии. Они были вместе уже два года, и Алина успела сродниться с его покладистым характером, с его умением сглаживать острые углы. Свадьба маячила в феврале, когда уляжется новогодняя мишура.
Игорь часто ночевал у нее, хотя прописка его якорила в двушке матери на окраине. Надежда Петровна жила там с младшей дочерью, Светой. Мать Игоря была женщиной из той породы, что не терпят возражений. Ее телефонные звонки сыну были частыми и назойливыми, как осенние мухи. Она интересовалась каждым его вздохом, раздавая непрошеные советы с щедростью монарха. Игорь терпеливо сносил этот материнский диктат, кивая в трубку с покорностью, которая порой раздражала Алину.
Поначалу она смотрела на это сквозь пальцы. Ну, гиперопека, с кем не бывает. Главное, ей казалось, Игорь способен отстоять свое «я», когда дело доходит до принципиальных вещей.
Света, двадцатидвухлетняя сестра Игоря, была существом эфемерным. Она не работала и, похоже, не планировала марать руки трудом. Дни ее текли в ленивой неге: сериалы, соцсети, пустые разговоры. Надежда Петровна несла бремя ее содержания с гордостью мученицы.
— Зачем девочке работать, если мать жива? — заявила она как-то Алине за чашкой чая. — Пусть цветет, мужа ищет, деток рожает. Вот оно, бабье счастье, а не ваша эта карьерная гонка.
Алина тогда промолчала, но зарубку в памяти оставила. Света за свои годы так и не научилась стоять на ногах, предпочитая уютную материнскую шею.
Игорь лишь разводил руками, когда Алина деликатно касалась этой темы.
— Что поделать, такой выросла. Мама ее залюбила.
В тот вечер Игорь пришел чернее тучи. Молча разулся, прошел на кухню, долго пил воду, глядя в темноту окна. Алина не торопила, грела ужин. Когда сели за стол, он выдохнул новость, как выдыхают дым:
— Света беременна.
Ложка замерла в руке Алины.
— Серьезно?
— Пятый месяц, — Игорь потер лицо, словно стирая усталость. — Партизанила до последнего. Мама сегодня живот увидела, устроила допрос с пристрастием. Света и раскололась.
— Кто отец?
— Какой-то залетный парень с вечеринки, — голос Игоря был сух и бесцветен. — Покрутили любовь пару месяцев. Как узнал про ребенка — испарился, в черный список кинул.
Алина отложила ложку. Кусок в горло не лез.
— Игорь, мне жаль. Но что теперь?
— Не знаю. Мама в истерике. Звонит, рыдает. Света тоже в прострации. Говорит, случайно вышло, не хотела.
— На пятом месяце уже ничего не изменишь, — осторожно заметила Алина. — Значит, будут рожать.
— Да. Мама против абортов, да и поздно уже. Будет ребенок.
Две недели телефон Игоря раскалялся от звонков. Надежда Петровна звонила по расписанию: утром, в обед, вечером. Она изливала в трубку потоки слез, жаловалась на злой рок. Игорь метался между двух огней, выглядел осунувшимся и потерянным.
Алина чувствовала, как сгущаются тучи. Она знала: Надежда Петровна умеет затягивать сына в воронку своих проблем.
Как-то Алина предложила обратиться в соцзащиту.
— Есть же программы, пособия, — сказала она. — Пусть узнают.
— Да, надо сказать маме, — кивнул Игорь.
Но воз был и ныне там. Разговоры, слезы, и никаких действий.
Развязка наступила через две недели. Они ужинали — Алина постаралась, запекла курицу, зажгла свечи, пытаясь создать островок уюта. Игорь был дерганым, все время косился на телефон.
Очередной звонок Надежды Петровны. Игорь вышел. Алина слышала его бубнеж за стеной. Вернулся он через двадцать минут с лицом человека, идущего на эшафот, но решившегося на подвиг.
— Алина, нам надо поговорить.
Сердце Алины екнуло.
— Слушаю.
— Понимаешь, у мамы тесно, — начал он, глядя куда-то в сторону. — Она сама на раскладушке, Света в спальне. А с ребенком…
Он замялся. Алина застыла, чувствуя холод в животе.
— Там не развернуться. Коляска, кроватка… В двушке на троих — ад. Мама очень переживает. Свете нужна помощь.
— К чему ты клонишь? — голос Алины стал ледяным.
Игорь сглотнул и выпалил:
— Свету из роддома везут к нам! Они будут жить здесь, мама так решила!
Он сказал это так, словно сообщил о перемене погоды. Алина онемела. Несколько секунд она просто смотрела на него, пытаясь осознать услышанное.
— Повтори. Я, кажется, ослышалась.
— Ну… это временно, — зачастил Игорь. — Пару месяцев, пока она в себя придет. Ей одной не справиться. Мама работает, места нет.
— А у меня, значит, хоромы царские? — уточнила Алина.
— Ну, у нас центр, поликлиника рядом. Ты дома работаешь, присмотришь…
— Стоп, — Алина подняла ладонь. — Игорь, скажи, что ты шутишь.
— Алина, я понимаю, это неожиданно, — он попытался взять ее за руку, но она отшатнулась. — Но она сестра. Я не могу ее бросить. И мама просит… она так плакала.
Алина откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди, словно закрываясь от абсурда.
— Давай расставим точки над «i». Твоя мать решила, что твоя сестра с младенцем оккупируют мою однокомнатную квартиру. Мою, купленную на мои деньги. За которую я плачу ипотеку. И ты мне это сообщаешь как факт?
— Не надо так, — поморщился Игорь. — Мы же семья, почти муж и жена.
— Через три месяца. А пока это моя квартира. И никакого «нас» в документах нет. Игорь, ты в своем уме? Где они будут спать? На коврике?
— Мы потеснимся. Света с ребенком на диване, мы на кровати. Она тихая, мешать не будет.
Алина с трудом сдержала крик.
— Младенец — это не котенок! Это крик круглые сутки, это пеленки, запахи, колики! У меня тридцать пять метров! Это одна комната!
Игорь начал злиться.
— Алина, это временно! Она встанет на ноги, найдет работу.
— Света за двадцать два года палец о палец не ударила. С чего бы ей вдруг стать стахановкой?
— Ребенок ее изменит! — с пафосом воскликнул Игорь.
— Игорь, включи логику, — Алина подалась вперед. — Если твоя мать вырастила инфантильную дочь, внук только усугубит проблему. Надежда Петровна будет кудахтать над ними, а Света так и останется на диване.

— Ты жестокая! — вспыхнул он. — Это моя родня!
— Я реалистка. Твоя сестра — профессиональная бездельница. Ты веришь, что с грудничком она побежит на биржу труда?
Игорь вскочил, нервно заходил по комнате.
— И что делать? Бросить их?
— Пусть решают сами. У Надежды Петровны есть квартира. Пусть живут там. Тесно? Да. Но это их жизнь.
— Ты отказываешь в помощи? — в глазах Игоря читалось разочарование. — Я думал, ты другая.
— Игорь, послушай. Я работаю дома. Мне нужна тишина. Как я буду вести переговоры под детский плач?
— Света успокоит.
— Младенцы не выключаются кнопкой! — Алина сорвалась на крик. — Где я буду спать? Где жить?
— Мы могли бы пожить у мамы, — неуверенно предложил он. — Освободить квартиру.
Алина горько рассмеялась.
— Я должна выехать из своей квартиры, чтобы твоя сестра тут жила? Ты серьезно?
— Значит, квартира важнее людей? Важнее сестры?
— Максим, давай начистоту. Твоя сестра — взрослая женщина. Ее беременность — результат ее решений.
— Как ты можешь! Там ребенок!
— Ребенок не виноват. Но он не моя ответственность. У него есть мать и бабушка.
— Настоящая жена поддержала бы! — бросил он главный козырь.
— Мы еще не женаты. И поддержка — это не жертва своим домом. Твоя мать даже не спросила меня. Она просто решила. Тебя это не унижает?
— Мама в панике…
— Плевать мне на ее панику! — рявкнула Алина. — Я здесь хозяйка!
Игорь схватил куртку. Руки его тряслись.
— Знаешь, Алина, я ошибся. Ты эгоистка.
— Чужие проблемы не становятся моими автоматически. Если ты не понимаешь разницы, нам не по пути.
— Значит, не по пути! Может, и свадьбу к черту?
— Возможно, — медленно произнесла Алина. — Ты только что показал, кто для тебя главный. И это не я.
— Отлично! — Игорь рванул дверь. — Так и сделаем!
Он выскочил, хлопнув дверью так, что задрожали стены. Алина осталась стоять, чувствуя, как дрожь пробивает тело. Но вместе с дрожью пришло странное, звенящее чувство облегчения. Словно с плеч свалился мешок с камнями.
Ночь прошла без сна. Утром решение созрело окончательно. Алина написала Игорю сообщение. Спокойное, взвешенное. О том, что их дороги разошлись. О том, что она не готова жить с мужчиной, не перерезавшим пуповину.
К сообщению она прикрепила фото кольца.
Игорь позвонил через пару часов. Алина сбросила. На сообщение о разговоре ответила отказом.
Вечером он приехал за вещами. Выглядел помятым. Алина молча указала на сумку в прихожей. Кольцо лежало сверху.
— Алина, давай не будем рубить, — начал он. — Погорячились.
— Какой компромисс, Игорь? Твоя мать решила за меня. Ты согласился. Это не компромисс, это оккупация.
— Я хотел помочь…
— Помогать за чужой счет — подлость. Ты мог дать денег, но решил отдать мой дом.
— Я думал, ты поймешь…
— Я поняла. Ты всегда выберешь мать. А я не хочу быть второй.
Игорь забрал сумку. На пороге обернулся:
— Ты пожалеешь.
— Нет. Я только что избежала катастрофы.
Дверь закрылась. Алина прислонилась к ней спиной и глубоко вдохнула. Свобода пахла одиночеством, но это было честное одиночество.
Через неделю она узнала: Света родила мальчика. Живут у Надежды Петровны. Игорь взял отпуск, нянчится.
Алина мысленно пожелала им счастья. Она не жалела. Свадебное платье она продала, а на вырученные деньги отремонтировала ванную.
Жизнь продолжалась. Иногда накатывала грусть, но стоило вспомнить фразу: «Свету из роддома везут к нам! Мама решила!», как грусть испарялась. Алина улыбалась. Она отстояла себя. И это было важнее всего.


















