— Клавдия Семёновна, вы, кажется, перепутали. Это моя собственность, вашему сыну она не принадлежит, — голос Елены звенел от ледяного спокойствия, хотя внутри всё клокотало, как в перегретом котле.
— Что значит «твоя»? — свекровь замерла с рулоном обоев в руках, словно её ударили пыльным мешком. — Вы в законном браке! Всё общее! И вообще, Игорюша тут спину гнул, грядки копал! А ты, деловая колбаса, только на машине приезжала командовать.
В комнате пахло затхлостью, дешёвым растворимым кофе и чужими духами — приторно-сладкими, от которых першило в горле. Елена обвела взглядом свою любимую гостиную. На её диване, купленном с премии, развалилась золовка Светка, лениво листая журнал. Сам «Игорюша» стоял у окна, делая вид, что пейзаж за стеклом интересует его больше, чем назревающая буря.
— Грядки, говорите? — Елена усмехнулась, сбрасывая сумку на кресло. — Игорь за три года здесь только мангал разжигал, и то два раза обжёгся. А дом этот, Клавдия Семёновна, куплен на деньги, вырученные от продажи квартиры моей бабушки. И оформлен он был по дарственной. На меня. Лично.
Светка фыркнула, не отрываясь от журнала:
— Ой, Ленка, не начинай. Мама решила, что мы тут летом поживём с племянниками. У тебя работа, тебе всё равно некогда, а детям воздух нужен. И вообще, мы уже занавески старые сняли, в мусорку выкинули. Страшные были.
У Елены потемнело в глазах. Те занавески вышивала её мама, которой не стало полгода назад. Это была не просто ткань, это была память. А эти… эти люди выбросили их, как ветошь.
— Вон, — тихо сказала Елена.
— Что? — переспросил Игорь, наконец повернувшись. Его лицо выражало ту смесь испуга и наглости, которая свойственна людям, привыкшим прятаться за чужими спинами.
— Вон пошли отсюда. Все трое. У вас десять минут, чтобы собрать свои манатки. Если через десять минут вы будете здесь, я вызываю наряд полиции.
Клавдия Семёновна побагровела, её шея надулась, как у индюка.
— Ты мужа выгоняешь? Мать его выгоняешь? Да как тебя земля носит! Игорь, скажи ей! Ты мужик или кто? Это и твой дом!
Игорь набрал воздуха в грудь, собираясь выдать привычную тираду о том, что Елена черствая эгоистка, но тут входная дверь распахнулась с грохотом, от которого задребезжали стёкла.
На пороге стоял дядя Миша. Двухметровый, седой, с лицом, будто вырубленным из гранита, и глазами, в которых плясали весёлые бесенята. В руках он держал увесистую папку и монтировку. Дядя Миша тридцать лет проработал адвокатом по гражданским делам, а на пенсии развлекался тем, что кошмарил управляющую компанию своего дома за каждый не вкрученный фонарик.
— Добрый вечор, бояре! — прогрохотал он басом. — А я смотрю, у ворот машина незнакомая стоит, бампер на проволоке держится. Думаю, не иначе как родственнички пожаловали. Леночка, они тебя не обижают? А то я тут мимо шёл, дай, думаю, зайду.
Светка тут же подобрала ноги под себя. Игоря она не боялась, Елену презирала, но дядю Мишу в семье побаивались даже тараканы.
— Михаил Петрович, — елейно начала Клавдия Семёновна, — вы как юрист должны понимать. Семья рушится! Лена нас на улицу выставляет, а мы, между прочим, в ремонт вложиться хотели. Обои вот купили…
— Обои? — Миша подошёл к столу, подцепил пальцем рулон. — Бумажные, самые дешёвые? Поверх венецианской штукатурки клеить собрались? Ну, это вандализм, матушка. Порча чужого имущества.
Он бросил рулон обратно на стол и повернулся к Игорю.
— Значит так, зятёк. Я тут выписку из ЕГРН свежую распечатал, пока шёл. Собственник — Елена Викторовна Смирнова. Основание права — договор дарения денежных средств от отца, заверенный нотариусом, плюс договор купли-продажи на её имя. Семейный кодекс РФ, статья 36: имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар, в порядке наследования или по иным безвозмездным сделкам, является его собственностью.
Игорь начал пятиться к выходу.
— Дядь Миш, ну чего вы сразу кодексами машете? Мы же по-человечески…
— По-человечески, Игорёк, это когда ты жене помогаешь ипотеку гасить, а не на танчики деньги спускаешь, — перебил его дядя. — А когда ты приводишь свою маму и сестру в дом жены, чтобы они там хозяйничали, пока жена в командировке пашет, — это называется «свинство обыкновенное».
Клавдия Семёновна, поняв, что юридическая атака захлебнулась, решила давить на жалость. Она схватилась за сердце, картинно закатив глаза:
— Ой, плохо мне… Сердце колет! Довели старую женщину! Воды!
Елена смотрела на этот спектакль с холодным любопытством. Раньше она бы уже бежала за корвалолом, суетилась, извинялась. Но сегодня внутри что-то перегорело. Щелкнуло и погасло. Осталась только звенящая ясность.
— Вода в колодце, — спокойно сказала Елена. — Ведро в сенях. А скорая сюда не поедет, дорога размыта. Так что, Клавдия Семёновна, лучше вам встать и пойти к машине. Свежий воздух полезен при сердечных приступах.
— Ты… ты чудовище! — взвизгнула Светка, вскакивая с дивана. — Мы на тебя в суд подадим! Игорь здесь прописан!
— Не-а, — весело отозвался дядя Миша, доставая из папки ещё одну бумажку. — Временная регистрация у Игоря закончилась вчера. А продлевать Лена, я так понимаю, не планирует. Так что, граждане, вы тут теперь никто и звать вас никак. Посторонние лица на частной территории.
Игорь посмотрел на жену. В его взгляде читалась надежда — вдруг прогнётся? Вдруг пожалеет? Ведь пять лет жили!
— Лен, ну ты чего? Мама просто хотела как лучше… Ну давай поговорим, зачем сразу так?
Елена подошла к окну, где раньше висели мамины занавески. Теперь там была пустота.
— Игорь, — она говорила тихо, но в тишине комнаты каждое слово падало, как камень. — Помнишь, год назад я просила тебя помочь мне крышу перекрыть? Ты сказал, что у тебя спина болит. А потом я узнала, что ты в эти выходные маме на даче баню строил. Помнишь, когда я заболела и просила купить лекарства, ты сказал, что денег нет, а сам купил себе новый спиннинг? Я всё помню. А занавески… это была последняя капля.
Она повернулась к ним. Её лицо было спокойным и страшным в этом спокойствии.
— Ключи на стол. И чтобы духу вашего здесь не было.
Сборы заняли пять минут. Светка швыряла свои вещи в пакеты, бормоча проклятия. Клавдия Семёновна, забыв про «сердечный приступ», энергично выкручивала лампочку в коридоре — «Мы её привезли, мы и заберём!». Игорь пытался что-то сказать, но, наткнувшись на ироничный взгляд дяди Миши, который поигрывал монтировкой, промолчал.
Когда старенький «Рено» свекрови, чихая и кашляя, выкатился за ворота, в доме воцарилась тишина.
Дядя Миша с кряхтением опустился в кресло.
— Ну что, племянница? Поздравляю с очищением кармы и жилплощади. Знаешь, был у меня один случай в практике… Делили два брата наследство — старую «Волгу». Один кричал, что он старший, другой — что он любимый. Переругались вдрызг, до драки дошло. А пока судились, машина в гараже сгнила. Мораль: жадность фраера губит, а вовремя оформленные документы берегут нервную систему.
Елена наконец-то выдохнула. Плечи, которые были напряжены последние два часа, опустились. Она подошла к мусорному ведру на кухне. Сверху лежал пакет. Она аккуратно развязала его. Там лежали мамины занавески. Немного пыльные, но целые.
Елена прижала ткань к лицу и, наконец, заплакала. Но это были слёзы не горя, а облегчения. Как будто нарыв, который мучил её годами, наконец-то вскрылся.
— Ничего, Ленка, — дядя Миша подошёл и неуклюже похлопал её по плечу. — Постираем, погладим, лучше новых будут. Зато теперь дышать легко. Ты заметила? Воздух-то в доме совсем другой стал. Свой.
Через неделю Игорь позвонил. Пьяный, жалкий. — Лен, пусти переночевать. Мать мозг выносит, Светка с детьми в моей комнате орёт… Я же муж твой… — Бывший, Игорь. Повестку в суд получишь завтра.
Елена нажала «отбой» и заблокировала номер. Она сидела на веранде своей дачи. На окнах висели чистые, пахнущие свежестью мамины занавески. В чашке чай с мятой, а дядя Миша, прищурившись, настраивал гитару.
Жизнь только начиналась. И это была её, собственная жизнь.
