Я согласилась убрать этот элитный пентхаус только ради денег на операцию дочери, но судьба — дама с черным юмором. Вместо грязных полов меня ждала встреча с мужчиной, который десять лет назад выставил меня за дверь, и женщиной, занявшей моё место. Теперь у меня в руках швабра, а у них — вся власть. Или мне только так кажется?
***
— Ты либо берешь этот заказ, Надя, либо кладешь зубы на полку. И заметь, полка эта даже не твоя, а съёмная!
— Жанна, имей совесть. Я не поеду в «Серебряный бор». Там живут одни снобы, у которых грязь дороже моего гардероба.
— Там платят, Надя! Платят столько, что ты закроешь месяц аренды и еще Машке на лекарства останется.
Диспетчер Жанна знала, куда бить. Удар под дых, запрещенный прием. Она выразительно потрясла передо мной листком с адресом, словно это был лотерейный билет, а не приговор к каторге.
— Клиент сложный, — понизила голос Жанна, наваливаясь грудью на стол. — Говорят, там невеста — стерва редкостная. Уволила уже трех горничных за неделю. Нужно подготовить дом к приему гостей. Срочно. Двойной тариф за вредность и срочность.
Я вздохнула. В кармане куртки сиротливо звякнули ключи, а в телефоне висело напоминание: «Оплата клиники — завтра».
Денег не было. Была гордость, но её, как известно, на хлеб не намажешь и врачу в конверте не сунешь.
— Двойной тариф? — переспросила я, чувствуя, как сгибается моя несгибаемая воля.
— И такси за счет фирмы. Туда и обратно.
— Черт с тобой. Давай адрес. Но если меня там заставят зубной щеткой драить унитаз, я тебе этой щеткой потом…
— Ой, всё, иди уже! — Жанна сунула мне бланк заказа. — Фамилия заказчика — Вольский. Говорит тебе о чем-то?
Вольский.
Сердце пропустило удар, споткнулось и покатилось куда-то в пятки.
Нет. Не может быть. В Москве миллионы людей, сотни Вольских. Это просто совпадение. Мой Андрей Вольский исчез из моей жизни девять лет назад, оставив на тумбочке конверт с деньгами и записку: «Мы слишком разные».
— Нет, — хрипло ответила я. — Ни о чем не говорит. Обычная фамилия.
— Ну и отлично. Езжай. Швабру в зубы — и вперед, к светлому будущему!
Я вышла на улицу, где моросил противный ноябрьский дождь.
«Мы слишком разные». Эту фразу я ненавидела больше всего на свете.
Конечно, разные. Он — сын дипломата, я — студентка консерватории из провинции. Он любил устрицы, я — жареную картошку. Он строил планы на Куршевель, я — на то, как дожить до стипендии.
А потом появилась Машка. И он исчез.
Я села в такси, прижала к груди сумку с инвентарем.
«Просто уборка, Надя. Ты профессионал. Ты зайдешь, вымоешь этот чертов дворец и уйдешь. Никаких эмоций. Только химия и тряпки».
***
— Вы опоздали на три минуты! Вы что, пешком шли от метро?
Дверь мне открыла блондинка в шелковом халате. На вид ей было лет двадцать пять, но глаза смотрели с такой усталостью и злостью, будто она прожила три жизни и во всех её обманули.
— Здравствуйте. Такси задержалось на въезде, охрана проверяла документы, — спокойно ответила я, надевая бахилы. — Я Надежда, клининг.
— Надежда… — она скривила губы, словно попробовала лимон. — Надежда умирает последней, да? Я Регина. Хозяйка. Ну, будущая хозяйка.
Она демонстративно поправила кольцо с бриллиантом размером с хороший лесной орех.
— Проходите. И не наследите тут. Пол — итальянский мрамор, впитывает всё, даже плохую ауру.
Я прошла в холл и едва сдержала присвист.
Это была не квартира. Это был музей тщеславия. Белые стены, золото, хрусталь. Всё кричало: «Смотрите, сколько у нас денег!».
Но при этом в доме царил хаос. Разбросанные вещи, коробки из бутиков, пятна от вина на ковре, шерсть какого-то животного на бархатном диване.
— У нас сегодня вечером прием по случаю помолвки, — тараторила Регина, идя впереди меня и не оглядываясь. — Должно всё блестеть. Особенно ванная и спальня. Андрей терпеть не может беспорядок.
Андрей.
Имя резануло по ушам.
— Андрей — ваш жених? — осторожно спросила я, доставая перчатки.
— Естественно. Андрей Вольский. Владелец сети автосалонов. Не слышали? А, ну откуда вам… Вы же, наверное, только сплетни про звезд читаете в метро.
— Я не езжу в метро, — соврала я. — И телевизор не смотрю.
— Оно и видно.
Мы зашли в гостиную. На каминной полке стояла фотография в серебряной рамке.
Я замерла.
С фото на меня смотрел он. Андрей.
Постаревший, с легкой сединой на висках, в дорогом костюме, но с тем же прищуром глаз, от которого у меня когда-то подкашивались ноги.
Это был он. Отец моей дочери.
— Что вы встали как вкопанная? — рявкнула Регина. — Время — деньги. Мои деньги, между прочим. Начинайте с кухни. Там кот разбил банку с вареньем.
— Конечно, — я отвернулась, чтобы она не увидела, как у меня дрожат руки. — Уже бегу.
Я заперлась на кухне и включила воду на полную мощь.
Надо уходить. Прямо сейчас. Бросить всё и бежать.
Если он меня увидит… Что будет?
«Мама, мне больно», — вспомнила я голос Машки вчера вечером. Ей нужна операция на связках, иначе она никогда не сможет нормально ходить. Врожденная патология, которую мы лечим годами.
Деньги. Мне нужны эти проклятые деньги.
Я выключила воду.
— Соберись, тряпка, — сказала я своему отражению в хромированном кране. — Ты здесь никто. Прислуга. Он тебя даже не узнает. Ты изменилась, похудела, постарела. Ты — просто уборщица по вызову.
Я надела перчатки и принялась оттирать липкое варенье с дорогой плитки.
***
Я драила плитку с таким остервенением, будто пыталась стереть не варенье, а свои воспоминания.
Два часа пролетели как в тумане. Кухня сияла. Регина пару раз заходила проверить, тыкала пальчиком в углы, но придраться было не к чему.
— Ну, сойдет, — буркнула она. — Теперь гостиная. И осторожнее с роялем, он антикварный.
Рояль.
Черный, лакированный «Стейнвей». Моя мечта. Моя несбывшаяся жизнь.
Я подошла к инструменту, провела рукой по крышке. Пальцы сами собой легли на клавиши. Я не играла девять лет. С тех пор, как ушла из консерватории в декрет, а потом в уборщицы.
— Не трогать! — визгливый голос Регины заставил меня отдернуть руки. — Вы что себе позволяете? Это для красоты, а не для ваших грязных рук!
— Я просто вытирала пыль, — соврала я.
— Пыль она вытирала… Занимайтесь делом! Скоро Андрей приедет, а у нас конь не валялся.
Звонок в дверь прозвучал как гонг.
— Это он! — Регина метнулась в прихожую, на ходу поправляя прическу. — Сидите здесь и не высовывайтесь, пока я не позову!
Я замерла посреди гостиной, сжимая в руках швабру, как оружие.
Слышался звук открываемой двери, шорох одежды, поцелуи.
— Привет, котенок. Ты готова? Гости будут через час.
Этот голос.
Низкий, бархатный баритон. Голос, который шептал мне «люблю» и который я пыталась забыть столько лет.
— Андрюша, я так устала! Эта клининговая компания прислала какую-то копушу. Я вся на нервах!
— Ну тише, тише. Главное, чтобы было чисто. Где она?
— В гостиной.
Шаги приближались. Тяжелые, уверенные шаги хозяина жизни.
Я стояла спиной к входу, уставившись в окно. Бежать было некуда.
— Добрый вечер, — произнес он у меня за спиной. — У нас мало времени, прошу ускориться.
Я медленно, очень медленно повернулась.
Встретилась с ним взглядом.
Секунда тишины. Вторая. Третья.
Его глаза расширились. В них промелькнуло недоумение, потом узнавание, потом шок.
— Надя? — выдохнул он.
Швабра с грохотом упала на паркет.
— Здравствуй, Андрей, — сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Не волнуйся, я уже ухожу. Только домою пол.
— Надя… — он сделал шаг ко мне. — Что ты здесь делаешь? Ты… уборщица?
— Клининг-менеджер, если официально, — усмехнулась я. — А ты, я погляжу, преуспел. Красивый дом. Красивая невеста.
Регина переводила взгляд с меня на него.
— Андрей, вы знакомы? Откуда ты знаешь эту… женщину?
— Знакомы, — Андрей не сводил с меня глаз. — Давно. Очень давно.
— Мы учились в одном институте, — быстро сказала я. — На разных факультетах. Случайно пересекались.
Я не хотела скандала. Я хотела денег и уйти.
— Учились? — Регина подозрительно прищурилась. — Странно. Ты никогда не говорил, что у тебя есть знакомые поломойки.
— Регина, выйди, — тихо сказал Андрей.
— Что?!
— Выйди. Нам нужно поговорить.
— Ты выгоняешь меня ради прислуги?! — взвизгнула она.
— Выйди! — рявкнул он так, что зазвенел хрусталь в серванте.
Регина, надув губы, вылетела из комнаты, хлопнув дверью.
***
Мы остались одни. Стало так тихо, что я слышала, как тикают часы в холле — или это кровь стучала у меня в висках?
— Уборщица, — повторил он, качая головой. — Надя, ты же была лучшей пианисткой курса. Пророчили лауреатство. Что случилось?
— Жизнь случилась, Андрей. Банальная жизнь.
Я подняла швабру.
— Не надо меня жалеть. У меня всё нормально. Работа есть, крыша над головой тоже.
— Почему ты исчезла? — он подошел ближе. — Я искал тебя. Месяц искал. Пришел в общежитие, а мне сказали, что ты забрала документы и уехала. Номер сменила.
— Ты искал? — я горько усмехнулась. — А как же записка? «Мы слишком разные, прощай». И деньги в конверте. Пять тысяч долларов. Отступные за любовь.
Андрей нахмурился. Лицо его потемнело.
— Какая записка? Какие деньги? Я улетел в Лондон на стажировку, срочно, отца разбил инсульт. Я писал тебе, звонил, но ты была недоступна. Я вернулся через две недели, а тебя нет.
— Не ври мне! — крикнула я, не выдержав. — Твоя мать передала мне конверт! Сказала, что ты просил передать, чтобы я не мешала твоей карьере!
— Мама? — он побледнел. — Мама сказала…
Он опустился в кресло, закрыв лицо руками.
— Господи… Она всегда была против нас. Но чтобы так…
— Ладно, это уже неважно, — я отмахнулась. — Было и было. Девять лет прошло. У тебя невеста, у меня работа. Дай мне доделать заказ и я уйду.
— Нет, — он резко встал. — Неважно? Ты сломала мне жизнь своим побегом! Я думал, ты меня бросила! Я чуть с ума не сошел!
— Я сломала?! — возмущение захлестнуло меня. — Я была беременна, Андрей! Беременна твоим ребенком! А твоя мать сунула мне деньги на аборт и сказала, что я тебе не нужна!
Слово вылетело. Как пуля. Обратно не загонишь.
В комнате повисла гробовая тишина.
— Беременна? — прошептал он. — У нас… есть ребенок?
— Есть. Дочь. Маша. Ей восемь лет.
— И ты молчала… — он смотрел на меня с ужасом. — Девять лет ты молчала?!
— А что я должна была делать? Бегать за тобой? Ты сын дипломата, я никто. Твоя мать ясно дала понять: если я приближусь, она меня уничтожит.
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла Регина. Лицо её было покрыто красными пятнами.
— Ах вот оно что! — закричала она. — Я так и знала! Старая любовь не ржавеет? Решила вернуть его через «ребенка»? Классика жанра! Ты думаешь, я поверю в эту сказку про беременность? Андрей, она аферистка! Она узнала, кто ты, и устроила этот спектакль!
— Заткнись, Регина, — устало сказал Андрей.
— Не заткнусь! Выгони её! Сейчас же! Или я звоню папе!
— Звони хоть Папе Римскому. Надя никуда не уйдет.
***
— Я уйду, — твердо сказала я. — Мне не нужны ваши разборки. Я пришла убраться. Заплатите мне за вызов, и мы больше никогда не увидимся.
— Нет, ты не уйдешь, пока мы не поговорим, — Андрей схватил меня за руку. — Я хочу видеть дочь.
— Еще чего! — фыркнула я, вырывая руку. — Она тебя не знает. Для неё папа — это капитан дальнего плавания, который погиб в шторм.
— Капитан? — Андрей истерически хохотнул. — Отличная легенда.
— Лучше, чем правда о том, что папа променял её на карьеру и богатую жизнь.
— Я не менял! Меня обманули! Мама обманула!
Регина, поняв, что теряет контроль над ситуацией, решила пойти ва-банк. Она схватила со стола дорогую вазу и с размаху швырнула её на пол. Осколки брызнули во все стороны.
— Ой! — она картинно схватилась за сердце. — Она меня толкнула! Андрей, ты видел?! Эта сумасшедшая на меня напала!
Я стояла в трех метрах от неё.
— Ты совсем больная? — спросила я.
— Она разбила вазу династии Мин! — визжала Регина. — Вызывай полицию! Пусть её посадят!
Андрей посмотрел на осколки, потом на Регину. В его глазах было столько презрения, что мне стало даже жаль эту глупую курицу.
— Здесь камеры, Регина, — ледяным тоном произнес он. — В каждом углу. И звук они тоже пишут. Так что спектакль окончен. Собирай вещи.
— Что?!
— Ты слышала. Помолвка отменяется. Я терпел твои капризы ради бизнеса твоего отца, но это… Это уже перебор. Вон отсюда.
Регина застыла с открытым ртом. Потом её лицо исказилось яростью.
— Ты пожалеешь, Вольский! Мой отец тебя в порошок сотрет! Ты останешься ни с чем! А ты, — она ткнула в меня пальцем с безупречным маникюром, — ты еще поплачешь, нищебродка!
Она выбежала из комнаты, цокая каблуками.
Андрей тяжело опустился на диван.
— Прости, — сказал он. — Прости за этот цирк.
— Мне не привыкать, — я начала собирать осколки вазы. — Работа такая. Убирать грязь. И за людьми тоже.
— Оставь, — он перехватил мою руку. — Порежешься.
Он посмотрел на мои руки. Грубые, с обломанными ногтями, красные от химии.
— Руки пианистки… — прошептал он. — Что я наделал…
— Не ты. Мы оба. Гордость — плохой советчик, Андрей. Если бы я тогда попыталась пробиться к тебе, если бы не поверила твоей матери…
— Маша… Она здорова? Что с ней?
Я отвела взгляд.
— У неё проблемы с ногами. Дисплазия. Нужна операция. Дорогая. Поэтому я здесь.
Андрей закрыл глаза. Я видела, как ходят желваки на его скулах.
— Сколько?
— Много. Тебе не нужно…
— Сколько?! — рявкнул он.
— Пятьсот тысяч. На первую операцию.
Он достал телефон, быстро набрал что-то в приложении.
У меня в кармане пиликнул мобильный.
Я достала свой старенький смартфон. СМС от банка.
«Зачисление: 5 000 000 рублей».
— Ты… Ты что, с ума сошел? — я уставилась на экран. — Здесь лишний ноль!
— Здесь не лишний ноль. Здесь десять лет, которые я пропустил. Это не подарок, Надя. Это алименты. За всё время. И на лечение. И на жизнь.
***
Я смотрела на экран телефона и не могла поверить. Пять миллионов. Это не просто операция. Это реабилитация, это лучшая клиника, это новая квартира, это рояль…
— Я не могу это принять, — прошептала я. — Это похоже на… покупку. Как тогда, с твоей матерью.
— Не смей сравнивать! — Андрей вскочил. — Я отец! Я имею право помочь своему ребенку! Надя, прошу тебя. Не включай гордость. Подумай о Маше.
— Я только о ней и думаю, — тихо сказала я. — Спасибо.
— Я хочу её увидеть.
— Не сегодня. Дай мне время подготовить её. Она очень ранимая.
— Хорошо. Когда скажешь.
В дверь позвонили.
— Это, наверное, гости, — испугалась я. — А у тебя тут… ваза разбита, невеста сбежала.
— Плевать на гостей. Я их не пущу.
Андрей пошел открывать. На пороге стояла не толпа веселых тусовщиков, а пожилая женщина с идеальной укладкой.
Мать Андрея.
— Андрюша, я встретила Регину на выезде, она в истерике! Что происходит? Кто эта женщина?
Она вошла в гостиную и увидела меня.
Её лицо вытянулось. Маска светской львицы треснула.
— Ты? — прошипела она. — Ты всё-таки вернулась? Я же предупреждала…
— Мама, — голос Андрея был страшен. — Ты знала, что Надя была беременна?
Женщина побледнела, но быстро взяла себя в руки.
— Беременна? Откуда мне знать? Она взяла деньги и исчезла. Обычная охотница за богатством.
— Ты солгала ей, что я её бросил. Ты солгала мне, что она ушла к другому. Ты украла у меня десять лет жизни и дочь!
— Дочь? — мать схватилась за сердце. — У вас… есть ребенок?
— Есть. И она больна. По твоей вине, потому что Надя пахала как проклятая, чтобы выжить, вместо того чтобы беречь себя!
— Я хотела как лучше для тебя! — закричала мать. — Тебе нужна была карьера, статус, а не нищая пианистка с прицепом!
— Вон, — тихо сказал Андрей.
— Что? Ты выгоняешь мать?
— Вон из моего дома. Я не хочу тебя видеть. Пока я не успокоюсь, лучше нам не общаться.
Мать посмотрела на меня с ненавистью.
— Ты всё разрушила, — прошипела она мне. — Змея.
— Нет, — ответила я, глядя ей прямо в глаза. — Я просто убрала мусор. Это моя работа.
***
Прошел месяц.
Машу прооперировали. Врачи дают отличные прогнозы. Через полгода она сможет бегать.
Мы сидим в палате. Маша спит, обняв плюшевого медведя, которого принес Андрей.
Он приходит каждый день. Сидит часами, читает ей сказки, рассказывает смешные истории. Маша сначала дичилась, но «дядя Андрей» быстро нашел к ней подход. Она пока не знает, что он папа. Мы решили сказать позже, когда она окрепнет.
Я уволилась из клининга. Купила небольшую уютную квартиру с местом для пианино. Вчера я впервые за долгие годы села играть. Пальцы помнят. Душа помнит.
Андрей расстался с прошлым окончательно. С матерью он общается сухо, по праздникам. Регина пыталась устроить скандал в прессе, но Андрей быстро заткнул её юристов компроматом, который у него был.
Мы вышли из больницы на улицу. Снег падал крупными хлопьями, укрывая грязный город белым одеялом.
— Надя, — Андрей взял меня за руку. — Я не прошу прощения, его заслужить надо годами. Но… дай мне шанс. Нам шанс.
Я посмотрела на него. На мужчину, которого любила больше жизни и которого ненавидела столько лет.
Есть ли у нас шанс? После всей боли, лжи, предательства?
Разбитую чашку можно склеить, но трещина останется. Но ведь вазу династии Мин тоже реставрируют, и она продолжает стоить миллионы.
— Я не знаю, Андрей, — честно сказала я. — Я разучилась верить словам. Только поступкам.
— Я буду поступать. Каждый день. Пока ты не поверишь.
Он поднес мою руку к губам и поцеловал огрубевшие пальцы.
— А швабру ты выкинула? — улыбнулся он.
— Нет. Поставила в угол. Напоминать, что чистота — залог не только здоровья, но и совести.
Я села в его машину. Мы поехали домой. Не в его дворец, не в мою новую квартиру, а просто — в будущее. Каким оно будет — покажет время. Главное, что в нём больше нет грязи.
А вы смогли бы простить мужчину, который предал вас, пусть и будучи обманутым собственной матерью, ради счастья своего ребенка?
