Телефон я держала у уха ещё секунд десять после того, как Олег сказал «ну всё, пока». Не знаю почему. Может, рука устала, может, просто не хотелось возвращаться к тетрадям — двадцать шесть работ по русскому, все с ошибками в безударных гласных.
Олег не положил трубку. Я услышала шорох, потом его голос — уже другой, не тот, каким он со мной разговаривал последние полгода.
Живой. И смех. Резкий, с хрипотцой. Вера.
Я замерла.
— Ну наконец-то отвязался. Слушай, Олег, ты понимаешь, что мы так до старости будем прятаться? Я устала. Три года, между прочим.
Три года. Тетрадь выскользнула из рук.
— Верунь, ну не начинай опять. Я же объяснял — нужно всё правильно оформить, чтобы квартиру поделить. Она на Светке, но я совладелец. Если сейчас подам, она начнёт копать.
— А сколько ещё ждать? Ты обещал, что к Новому году разберёшься. Уже апрель.
— Разберусь. Я с нотариусом договорился, неделя — и подаю документы. Светка даже не успеет сообразить. Трёшка в центре, Вер, это серьёзные деньги. Пополам поделим мою долю, продадим — и всё.
— Вот именно. Я уже устала от съёмной однушки, понимаешь? Хочу нормально жить. С тобой. А не ждать, пока твоя драгоценная учительница тетрадки проверяет.
Они засмеялись. Вместе.
Я положила трубку. Медленно. За окном кто-то хлопнул дверью машины, женщина крикнула ребёнку:
— Да подожди ты!
Тетради. Двадцать шесть штук. Безударные гласные. И Вера — моя бывшая коллега, с которой мы три года назад поссорились на педсовете.
Три года назад.
Утром я не пошла на работу. Позвонила завучу, сказала, что температура. Олег ушёл как обычно — быстро, не попрощавшись. Я кивнула, размешивая сахар в чае. Рука не дрожала.
Когда за ним закрылась дверь, я открыла его ноутбук. Пароль знала — он считал, что я «в этом не разбираюсь». Почта. Папка «Поездки». Бронь в рыболовном клубе на четыре дня — два гостя: Олег Громов и Вера Соколова. Дата — через три дня.
Дальше — банк. Рестораны, один и тот же, каждую пятницу. Ювелирный салон — чек на кулон с аметистом. Вера всегда любила фиолетовый.
В его портфеле — оценка нашей квартиры, свежая. В старом пиджаке — визитка нотариуса, на обороте дата, через неделю.
Я села на кровать. Посмотрела на стены. Эту квартиру мне оставила мама. Олег просто вселился сюда восемь лет назад.
Взяла телефон. Набрала рыболовный клуб.
— Добрый день, я по поводу брони на имя Громова. Хочу отменить.
— Но предоплата…
— Не возвращайте. Просто отмените.
Положила трубку. Зашла в банк, перевела все общие деньги на свой счёт. Потом позвонила подруге, попросила телефон юриста. Через час сидела напротив пожилого мужчины с усталым лицом.
— Подавайте первой, — сказал он коротко. — Тогда вы истец. Квартира ваша, растрату семейных денег докажете — суд встанет на вашу сторону.
— Хорошо, — сказала я.
Олег позвонил на третий день. Я как раз сидела на кухне, перебирала его вещи — рубашки, носки, ремни. Складывала в коробки.
— Света, ты что творишь?!
Голос сорванный, почти срывающийся на крик.
— Что именно, Олег?
— Ты сняла все деньги! Отменила бронь! Подала на развод! Ты с ума сошла?!
— Нет, — я говорила медленно, отчётливо. — Я просто положила трубку не сразу. В тот вечер, помнишь? Ты обсуждал с Верой, как поделите мою квартиру.
Тишина. Долгая. Я слышала его дыхание — частое, рваное.
— Откуда… Света, это не то…
— Три года, Олег. Каждую пятницу. «Панорама», кулон с аметистом, рыболовный клуб. Я всё знаю.
— Мы можем договориться, — он заговорил быстро, сбивчиво. — Я не буду претендовать на квартиру, честно. Только давай без суда, а? Зачем нам это?
— Мне — затем, что ты хотел обобрать меня, пока я тетрадки проверяла. Так Вера сказала. Помнишь?
Он молчал.
— Увидимся в суде. А кулон я забрала — на общие деньги куплен, пусть будет мне компенсацией.
Я положила трубку. Рука всё ещё не дрожала.
Вечером я открыла соцсети. Нашла страницу Веры — она не скрывалась, выкладывала фотографии с работы. Вот она на корпоративе, вот на совещании. В профиле указано место работы — заместитель директора по закупкам, крупный продуктовый ретейлер.
Я знала, что для неё эта должность — всё. Она столько лет к ней шла.
Я написала письмо. Коротко, по-деловому. О том, что Вера Соколова три года встречалась с женатым мужчиной, планировала совместно с ним завладеть чужим имуществом. Приложила скриншоты брони, чеки из ресторана, свидетельские показания официантки, которая их запомнила — Вера всегда заказывала игристое и смеялась громко.
Отправила в отдел кадров. Копию — директору.
Через неделю юрист позвонил.
— Олег согласился на все условия. Квартира ваша, деньги тоже. Хочет побыстрее закрыть дело.
— А Вера? — спросила я.
— Насколько я знаю, получила выговор. Потом лишилась премии. Говорят, скоро уволится — коллектив перестал с ней общаться.
Я повесила трубку. Подошла к окну. Май. Во дворе цвела сирень.
Олег съехал, когда меня не было дома. Оставил ключи на полке в прихожей — два ключа на связке с брелоком в виде якоря. Я когда-то подарила ему этот брелок, сказала, что он моя опора.
Якорь. Опора. Квартира.
Я взяла связку, подержала в руке. Потом бросила в мусорное ведро.
Летом сделала ремонт в ванной — сама выбрала плитку, сама наняла мастеров. Светлую, бежевую. Мама приезжала помогать, мы пили чай на балконе.
— Ты справилась, — сказала она.
— Да, — ответила я.
И это была правда.
Осенью вернулась к работе. Новый класс — двадцать восемь человек, шумные, весёлые. На первом уроке мальчик спросил:
— А вы замужем, Светлана Викторовна?
— Нет, — улыбнулась я. — Не замужем.
— А почему?
Я посмотрела на него — серьёзный, с торчащим вихром.
— Потому что не все якоря держат. Некоторые просто тянут на дно.
Вечером шла домой через парк. Листья шуршали под ногами — жёлтые, красные. Я остановилась у скамейки, где мы с Олегом когда-то сидели после загса. Он обнимал меня, говорил, что мы будем счастливы.
Скамейка была пустая. Краска облупилась.
Я постояла минуту. Потом пошла дальше.
Дома включила свет, сняла туфли, поставила чайник. Села у окна. За стеклом темнело быстро, по-осеннему. Где-то хлопнула дверь, заржал мотор.
Телефон завибрировал. Сообщение от юриста: «Дело закрыто. Олег отказался от претензий окончательно. Удачи вам».
Я посмотрела на экран. Положила телефон на стол.
Дело закрыто.
Чайник закипел. Я налила воду, достала травяной сбор — ромашка, мята. Олег терпеть не мог травяной, говорил, что это «бабушкины штучки». Я перестала заваривать при нём. Теперь пила каждый вечер.
Подошла к зеркалу в прихожей. Посмотрела на своё отражение — обычное лицо, усталое, с морщинками у глаз. Но живое. Своё.
Улыбнулась. Первый раз за много месяцев — не из вежливости, не по привычке. Просто так.
Потому что могла.
Где-то сейчас Олег устраивается на новом месте, звонит Вере или не звонит — может, она уже не берёт трубку. Слишком многое рухнуло разом.
Мне было всё равно.
Я больше не держалась за то, что тянуло меня вниз. Я больше не была якорем для чужих планов. И квартира, эти стены, этот вид из окна — всё это моё. Только моё.
Я сделала глоток чая. Горячо. Правильно.
За окном зажглись фонари — один за другим, жёлтые, тусклые. Двор наполнился светом. Ветер стих. Стало тихо.
И в этой тишине я наконец услышала себя.
Если понравилось, поставьте лайк, напишите коммент и подпишитесь!
***Мне 52, я подала на развод и впервые за много лет решилась сходить на свидание.
Даже не представляла, чем это закончится…
