— На юбилей пригласили всех, кроме тебя, – сообщил мне брат в семейном чате.
Я смотрела на экран телефона, и буквы расплывались. Не от слёз – слёзы давно высохли. Просто не могла сфокусироваться.
— Серёжа, ты серьёзно? – написала я.
— Совершенно. Мама сказала, что так будет лучше для всех.
«Лучше для всех». Как будто я – источник токсинов, от которого нужно изолировать семью.
Я позвонила матери. Гудки тянулись долго, и я почти решила, что она не возьмёт трубку.
— Да, Лена, – голос сухой, как осенний лист.
— Мам, что происходит? Серёжа пишет про юбилей бабушки.
— Ну и что? Мы решили отметить в узком кругу.
— Узкий круг – это тридцать человек? Я видела, как ты обсуждала с тётей Светой список гостей.
Молчание. Потом:
— Лена, не устраивай сцен. Ты же знаешь, как бабушка к тебе относится после того развода.
— После какого развода, мама? Прошло четыре года!
— Вот именно. Четыре года, а ты так и не устроила жизнь. Одна, с ребёнком. Бабушка расстраивается, когда видит тебя.
Я прикусила губу.
— То есть я напоминаю ей о том, что не соответствую семейным стандартам?
— Не передёргивай. Просто мы не хотим портить праздник. У бабушки будут друзья, знакомые. Зачем им видеть… ну, ты понимаешь.
— Нет, мама, не понимаю. Объясни.
— Лена, ну зачем этот тон? Ты же умная девочка. Неудобные вопросы, сочувствующие взгляды – зачем это бабушке?
Я повесила трубку. Руки дрожали.
Вечером того же дня позвонила сестра Оля.
— Ленка, ты чего маму расстроила?
— Я её расстроила?
— Она плакала после вашего разговора. Говорит, ты на неё наехала.
— Оль, меня не пригласили на юбилей бабушки. На её восьмидесятилетие. Я – её внучка.
— Ну да, неловко получилось. Но ты же знаешь, как мама переживает за репутацию. Бабушкины подруги – те ещё сплетницы.
— И что они будут сплетничать? Что у меня нет мужа?
— Ленка, ну не прикидывайся. Ты же сама понимаешь – разведёнка с ребёнком, съёмная квартира, работа непонятная. Мама просто хочет, чтобы всё выглядело… прилично.
— Прилично, – повторила я.
— Ну да. Серёжа же приедет с Викой, я – с Димой. Семейные пары, дети, достаток. А ты…
— А я – чёрная овца.
— Да брось ты! Просто не вовремя ты со своей жизнью. Вот устроишься, выйдешь замуж снова – тогда и приглашения будут.
Я положила трубку, не прощаясь.
Юбилей был через две недели. Я пыталась не думать об этом, но мысли возвращались, как голодные собаки к помойке.
На работе коллега спросила:
— Лен, что с тобой? Ты какая-то не такая.
— Да так, семейные дела.
— Хочешь поговорить?
Я рассказала. Наташа слушала, качая головой.
— Жесть. Они вообще понимают, как это больно?
— Понимают. Просто их больше волнует, что подумают люди.
— А бабушка что?
— Бабушка… – я замолчала. – Бабушка считает, что я опозорила семью разводом. Хотя это мой муж избивал меня. Но бабушка говорит, что надо было терпеть.
— Твою мать.
— Вот именно.
За неделю до юбилея мне позвонила тётя Света – мамина сестра.
— Леночка, милая, как дела?
— Здравствуйте, тёть Свет. Нормально.
— Я слышала про эту историю с юбилеем. Знаешь, я с твоей мамой поговорила. Она перегнула палку.
Что-то внутри меня дрогнуло – надежда, что хоть кто-то на моей стороне.
— Я тебя, конечно же, приглашаю, – продолжила тётя. – Но, Ленка, сделай одолжение – приди попозже, когда уже все соберутся. И постарайся не выделяться. Ну, знаешь, скромненько оденься, с Вовкой своим в углу посиди. Чтобы не было лишних разговоров.
Надежда умерла, не успев родиться.
— Тёть Свет, вы серьёзно?
— Ну что ты, девочка? Я же добра тебе хочу. Придёшь, увидишь бабушку, поздравишь – и тихонечко посидишь. Никто и не заметит.
— Чтобы я не заметна была на юбилее родной бабушки?
— Ну зачем так? Просто давай без конфликтов. Твоя мама и так на нервах.
Я не ответила. Просто отключила звук и положила телефон на стол.
В день юбилея я проснулась в семь утра. Села на кухне с чаем и думала.
Вовка спал. Ему восемь лет, и он очень хотел поехать к прабабушке. Вчера спрашивал, какой подарок мы ей везём.
Я солгала, что мы поедем. Потому что не могла сказать ему правду: нас там не ждут.
В девять позвонила маме.
— Мама, я хочу приехать.
— Лена, мы же обсудили.
— Нет, мама. Ты объявила свое решение. Я хочу увидеть бабушку. Это её юбилей, и я – её внучка.
— Лена, ну пожалуйста, не надо. Ты всё испортишь.
— Испорчу чем? Своим присутствием?
— Я не хочу скандала.
— Не будет скандала. Я приеду, поздравлю бабушку и уеду.
— Лена…
— Мама, я приеду. В три часа. Предупреди бабушку.
Я повесила трубку раньше, чем она успела ответить.
Вовка был в восторге.
— Мам, а мы красиво оденемся?
— Конечно. Ты наденешь костюм, который тётя Оля подарила на день рождения.
— А ты?
— А я… – я посмотрела на себя в зеркало. – Я надену синее платье.
То самое платье, которое мама называла «слишком ярким». Которое, по её словам, «привлекает ненужное внимание».
Я надела его. Накрасилась. Уложила волосы.
Вовка смотрел на меня широко открытыми глазами:
— Мама, ты красивая.
— Спасибо, солнышко.
Мы купили огромный букет хризантем – бабушка их любила. И торт – «Наполеон», её любимый.
В машине Вовка болтал без умолку про школу, про друзей, про то, как он хочет показать прабабушке свои рисунки.
Я слушала и чувствовала, как внутри растёт странное спокойствие. Холодное и твёрдое, как лёд.
Мы приехали ровно в три. Дверь открыла мама.
Лицо у неё было каменным.
— Ты всё-таки приехала.
— Здравствуй, мама. Мы пришли поздравить бабушку.
— Лена, я же просила…
— Бабушка Тоня! – Вовка вырвался вперёд, и я услышала радостный крик из зала:
— Вовочка, внучек мой!
Бабушка обожала Вовку, к нему у неё претензий не было.
Я вошла в зал. Там действительно было человек тридцать. Разговоры смолкли. Все повернулись.
Тётя Света подошла первой:
— Лена, ну зачем ты так? Мы же договаривались…
— Ни о чём мы не договаривались, тёть Свет. Я пришла поздравить бабушку.
Я прошла через зал. Люди расступались, как Красное море перед Моисеем.
Бабушка сидела в кресле. Вовка уже обнимал её, что-то щебетал.
— Здравствуй, бабуля, – сказала я. – С юбилеем.
Протянула цветы.
Бабушка взяла букет. Посмотрела на меня долгим взглядом.
— Спасибо, Елена.
Голос холодный. Имя – полное. Не «Ленка», не «Леночка». Елена.
— Я купила торт. Твой любимый «Наполеон».
— Поставь на стол.
Я поставила коробку с тортом на праздничный стол, уставленный салатами, нарезками, выпечкой.
Серёжа подошёл ко мне:
— Зачем ты приехала? Мама же просила.
— Это юбилей моей бабушки, Серёж.
— Ты всё усложняешь.
— Я? Это я усложняю?
Оля возникла рядом:
— Ленка, ну давай без скандалов. Вовка поздравил, и езжай.
— Я никуда не еду. Я останусь на юбилее.
— Лена, не надо, – мама взяла меня за руку. – Пожалуйста. Уезжай. Мы потом отдельно отметим, хорошо?
Я высвободила руку:
— Нет, мама. Не хорошо. Я устала прятаться. Устала быть неудобной. Устала стыдиться того, что у меня не сложилась жизнь по вашему сценарию.
— Лена, гости…
— Пусть слышат. Пусть все услышат.
Я повернулась к залу. Тридцать пар глаз смотрели на меня.
— Я не была приглашена на этот юбилей, – сказала я громко и отчётливо. – Потому что я разведена. Потому что воспитываю сына одна. Потому что живу в съёмной квартире и работаю редактором в онлайн-издании, а не замужем за предпринимателем.
— Лена, прекрати! – зашипела мама.
— Потому что я – позор семьи. Потому что мой бывший муж пил и бил меня, а я не вытерпела. Должна была вытерпеть, правда, бабушка?
Бабушка побледнела.
— Елена, ты не в себе.
— Я как раз в себе. Впервые за много лет. Я пришла поздравить тебя, бабушка. Потому что я люблю тебя. Но я не буду больше извиняться за то, что выжила. За то, что ушла от человека, который мог убить меня.
— Хватит! – мама схватила меня за плечо. – Немедленно прекрати!
Я повернулась к ней:
— Или что, мама? Ты меня выгонишь? Так ты уже это сделала. Ты вычеркнула меня из семьи, потому что я не вписываюсь в картинку.
Слёзы душили меня, но я не дала им выйти.
— Знаешь, что самое страшное? Не то, что меня не пригласили. А то, что вы считаете это нормальным. Что вам важнее мнение чужих людей, чем моё достоинство.
Я взяла Вовку за руку:
— Пойдём, сын.
— Мам, а торт?
— Торт останется здесь.
Мы вышли. Никто не остановил нас.
В машине Вовка спросил:
— Мам, а почему ты плачешь?
Я не заметила, как слёзы потекли.
— Потому что мне грустно, солнышко.
— Из-за бабушки Тони?
— Из-за многого.
— А мы ещё к ней придём?
Я посмотрела на него – на его доверчивое лицо, большие глаза, взъерошенные волосы.
— Не знаю, Вовка. Наверное, нет.
— А я хотел показать ей рисунки.
— Покажешь в другой раз.
Я солгала. Я знала, что другого раза не будет.
Вечером мне написала Оля:
«Зачем ты устроила этот цирк? Бабушке стало плохо с давлением. Мама рыдает. Ты довольна?»
Я не ответила.
Серёжа прислал голосовое:
«Лена, ты реально больная. Нужно было просто не приезжать. Зачем ты всё это сказала при людях? Теперь все обсуждают. Мама не знает, как выйти из дома. Спасибо тебе большое».
Я заблокировала семейный чат.
Тётя Света позвонила поздно вечером:
— Леночка, ну как тебе не стыдно? Старую женщину довела. Из-за чего весь сыр-бор? Ну не позвали, с кем не бывает. Надо было просто стерпеть.
— Стерпеть, – повторила я. – Всегда стерпеть, да, тёть Свет?
— Ну а что ещё? Семья – это святое. Надо уметь жертвовать.
— Тёть Свет, а почему жертвовать должна всегда я?
— Потому что ты младшая. Потому что твоя мама тебя вырастила. Потому что бабушка старая. Надо уважать старших.
— А старшие должны уважать меня?
— Лена, ну что за вопросы? Конечно, должны. Но ты же не дала повода для уважения.
Я повесила трубку.
Неделя прошла. Никто не позвонил. Никто не написал.
Я ждала – хоть слово, хоть попытку понять.
Но было тихо.
На восьмой день позвонил Серёжа:
— Мама просит тебя извиниться перед бабушкой.
— Извиниться? За что?
— За скандал. За то, что опозорила семью.
— Серёж, а ты понял хоть что-то из того, что я сказала?
— Понял. Понял, что ты эгоистка. Думаешь только о себе.
— Я эгоистка, потому что хочу быть частью семьи?
— Ты часть семьи. Просто нужно вести себя правильно.
— Правильно – это как? Быть удобной? Незаметной? Не существовать?
— Лена, прекрати истерить. Если хочешь наладить отношения – извинись. Если нет – твоё дело. Но мама больше не будет первой тянуться.
— Хорошо, – сказала я. – Передай маме, что я не буду извиняться. Потому что я ни в чём не виновата.
Серёжа вздохнул:
— Твоё право. Но тогда не обижайся, что тебя не зовут на праздники.
— Я не обижаюсь, Серёж. Я просто поняла, кто есть кто.
Прошёл месяц. Потом два.
Я не звонила. Мне не звонили.
Вовка спрашивал про бабушек и дедушек всё реже. Потом перестал спрашивать совсем.
Я объяснила ему, что иногда люди расходятся. Даже родственники.
Он кивнул – слишком мудро для своих восьми лет.
На Новый год я ждала хоть открытки. Но не дождалась.
Зато пришла открытка от Наташи с работы – с тёплыми словами и приглашением на праздник.
Я пошла. Мы с Вовкой встретили Новый год в компании людей, которые не были мне родными по крови, но оказались роднее, чем семья.
Весной мне позвонила незнакомая женщина:
— Елена? Я подруга вашей бабушки. Антонина Петровна попросила передать вам, что очень скучает по Владимиру.
— По Вовке?
— Да. Она просила, если можно, чтобы вы привезли мальчика. Ей так хочется его увидеть.
Я молчала.
— Елена, вы здесь?
— Да. Скажите бабушке, что если она хочет увидеть Вовку, то увидит и меня. Мы с ним в комплекте.
— Но Антонина Петровна говорила…
— Я не приду без приглашения. Причём адресованного лично мне. И с извинениями. Если бабушка готова к этому – буду рада. Если нет – я не настаиваю.
Ответа не последовало.
Прошёл год. Потом ещё один.
Я научилась жить без семьи. Научилась строить жизнь на своих условиях.
Вовка вырос. Пошёл в четвёртый класс. Подружился с соседским мальчишкой – они вместе гоняли во дворе.
Я получила повышение на работе. Сняла квартиру побольше. Завела кота.
Жизнь складывалась. Не идеально, но честно.
Иногда я думала о бабушке. О маме. О Серёже и Оле.
Думала, скучаю ли я.
Скучала. По тому, что могло бы быть. По семье, которая любила бы меня такой, какая я есть.
Но той семьи не существовало. Может, никогда и не существовало.
А жизнь – она была. Настоящая, пусть и неидеальная.
И в ней было место для меня.
Два года спустя после того юбилея мне пришло сообщение от Серёжи:
«Лена, бабушка умерла. Похороны в субботу».
Я сидела на кухне, держа телефон. Вовка делал уроки в комнате.
Бабушка умерла.
Я не видела её два года.
Не успела попрощаться. Не успела сказать то, что хотела.
Или успела?
Я написала Серёже:
«Соболезную. Я приду».
Пришла на похороны. Стояла в стороне – не с семьёй, а отдельно.
Мама плакала, прижимая платок к лицу.
Оля обнимала её за плечи.
Серёжа принимал соболезнования.
Никто не подошёл ко мне.
Я подошла к гробу. Посмотрела на бабушку – маленькую, худую, очень старую.
— Прости, – прошептала я. – Прости, что не смогла быть удобной. Но я не жалею, что была собой.
После похорон я ушла, не дожидаясь поминок.
Мама окликнула меня у выхода с кладбища:
— Лена, постой.
Я обернулась.
Мы стояли молча. Две женщины – мать и дочь, – между которыми лежала пропасть.
— Спасибо, что пришла, – наконец сказала мама.
— Это моя бабушка.
— Она тебя любила. Просто не умела это показать.
Я кивнула. Не стала спорить.
— Как Вовка? – спросила мама.
— Хорошо. Учится, растёт.
— Передай ему… – мама осеклась. – Передай, что бабушка Тоня его любила.
— Передам.
Мы помолчали ещё немного.
— Мам, – сказала я. – Я не жалею о том, что сказала тогда. На юбилее. Это нужно было сказать.
Мама стиснула губы:
— Ты разрушила нашу семью.
— Нет, мам. Я просто показала, какая она есть.
Я развернулась и пошла к выходу.
Мама не окликнула меня снова.
Вечером Вовка спросил:
— Мам, а бабушка Тоня была хорошая?
— Не знаю, Вовка. Наверное, она была разная. Для кого-то хорошая, для кого-то – не очень.
— А для тебя?
Я подумала.
— Для меня она была бабушкой. Но не той, которую я хотела.
— А какую ты хотела?
— Такую, которая любила бы меня просто за то, что я есть. А не за то, что я соответствую каким-то правилам.
Вовка кивнул.
— Я тебя люблю просто так, мам.
Я обняла его:
— И я тебя, солнышко. И я тебя.
Мы сидели на диване, обнявшись. За окном темнело.
А где-то в другой части города хоронили бабушку. Семья собиралась за поминальным столом.
Без меня.
И это было нормально.
Потому что у меня была своя семья. Маленькая, всего из двух человек.
Но честная.
И этого было достаточно.
