Лена была уверена, что «квартирный вопрос» портит только москвичей из романов Булгакова, а в её интеллигентной семье царит любовь. Но однажды за ужином маски были сброшены, и оказалось, что для мужа и свекрови она — лишь досадное препятствие на пути к красивой жизни.
***
— Лена, ну сколько можно чахнуть над этим «бабушатником»? Сил моих больше нет смотреть, как вы ютитесь! — Галина Петровна брезгливо отодвинула тарелку с моим фирменным оливье, словно там лежал не горошек, а таракан.
— Галина Петровна, это не «бабушатник», а двухкомнатная квартира в центре. И мы не ютимся, нам с Игорем вполне хватает, — я старалась говорить спокойно, хотя вилка в моей руке уже мелко дрожала.
— Хватает? — Свекровь театрально всплеснула пухлыми ручками, унизанными дешевым золотом. — Деточка, тебе тридцать два года! О детях пора думать, о наследниках! Где ты собираешься ставить кроватку? Между шкафом и диваном?
Игорь, мой муж, сидел рядом и усердно жевал хлеб, делая вид, что он тут вообще ни при чем. Просто мебель.
— Мам, ну не начинай, — вяло пробурчал он, не поднимая глаз.
— А я начну! — взвизгнула свекровь. — Я нашла вам вариант! Коттедж в «Сосновом бору». Сказка! Два этажа, баня, гараж. Нужно всего-то продать твою квартиру, Леночка, добавить наши с папой накопления, взять небольшой кредит на Игоря…
— На Игоря? — переспросила я. — А оформлять на кого будем?
В кухне повисла звенящая тишина. Такая, знаете, когда слышно, как капает вода из крана и как жужжит муха, бьющаяся о стекло.
— Ну… — Галина Петровна поджала губы, и они превратились в тонкую ниточку. — Конечно, на меня. Чтобы налогов меньше платить, я же пенсионерка, у меня льготы. Да и вообще, Лена, ты же в семью вошла, мы теперь одно целое. Какая разница, на ком бумаги?
Я посмотрела на мужа. Игорь наконец-то перестал жевать и поднял на меня взгляд. В его глазах, обычно таких теплых, сейчас плескалась какая-то холодная, липкая решимость.
— Ленусь, мама дело говорит. Там воздух, природа. И потом… Это же будет наш дом. Родовой.
— Твоей мамы дом, Игорь. А я останусь без единственного жилья, которое мне оставили родители.
— Ты нам не доверяешь? — голос свекрови задрожал от наигранной обиды. — Я к ней всей душой, я ей пирожки ношу, а она… Игорек, ты слышишь? Она считает нас мошенниками!
Галина Петровна схватилась за сердце, закатила глаза и картинно откинулась на спинку стула.
— Лена! Извинись перед мамой! — рявкнул Игорь, вскакивая.
Я молча встала, убрала со стола нетронутый салат и тихо сказала:
— Я подумаю. Но квартиру продавать пока не буду.
Свекровь тут же «ожила», перестала держаться за сердце и прошипела мне в спину:
— Подумай, деточка. Хорошо подумай. Мужья, они ведь на дороге не валяются. Особенно такие золотые, как мой Игорёк.
***
Неделю мы жили в состоянии «холодной войны». Игорь спал на диване, демонстративно громко вздыхал и разговаривал со мной сквозь зубы. Это была его любимая тактика — бойкот. Он знал, что я не выношу молчания и первая приду мириться.
Психологи называют это «эмоциональные качели». Я называла это «Игорь обиделся».
В пятницу вечером он пришел домой подозрительно веселым.
— Ленка, мир? — он протянул мне букет увядших хризантем. — Ну хватит дуться. Мама просто добра желает. Слушай, я в душ, а ты закажи пиццу, отпразднуем перемирие.
Он убежал в ванную, бросив телефон на тумбочке. И тут экран засветился. Я никогда не проверяла его телефон. Честно. Считала это ниже своего достоинства. Но в этот раз…
На экране всплыло сообщение. Короткое. Убийственное.
«Котик, мы с пузожителем ждем перевода. Врач сказал, нужны витамины. И когда ты уже решишь вопрос с этой овцой?»
Овца.
Это я.
Пузожитель.
Это ребенок. Не мой.
Мир качнулся. Стены моей «хрущевки», за которые я так держалась, поплыли. Я села на пол, прямо в коридоре. В голове стучало: «Котик. Пузожитель. Овца».
Из ванной доносился веселый свист Игоря. Он намыливал свои бока, предвкушая пиццу и, видимо, скорую продажу моей квартиры.
— Ленок! Ты заказала? — крикнул он через шум воды.
Я встала. Меня трясло, но это была не истерика. Это была ледяная ярость. Я сфотографировала экран на свой телефон. Положила его мобильник обратно.
— Да, милый! — крикнула я в ответ. Голос даже не дрогнул. — С ветчиной и грибами, как ты любишь!
В тот вечер я играла лучшую роль в своей жизни. Я улыбалась, подливала ему пиво и слушала рассказы о том, как прекрасно мы заживем в коттедже.
— Знаешь, Лен, — размякший Игорь гладил меня по руке. — Там есть детская. Светлая такая. Мама говорит, обои можно переклеить. Розовые или голубые…
— А ты кого хочешь? — спросила я, глядя ему прямо в зрачки.
— Ну… — он на секунду сбился. — Нам все равно, главное, чтобы здоровый был. Наш малыш.
«Наш». Какое мерзкое слово.
***
На следующий день, когда Игорь ушел на работу («совещание до поздна, не жди»), я позвонила Пашке. Пашка был моей школьной любовью, а ныне — циничным, дорогим и очень зубастым юристом по бракоразводным процессам.
— Привет, Рыжая, — хмыкнул он в трубку. — Сто лет, сто зим. Разводишься или кого-то убила?
— Пока не убила, но близка к этому. Мне нужна помощь.
Мы встретились в кафе. Я выложила всё: требование свекрови, коттедж, смс-ку про «пузожителя». Паша слушал, покручивая бокал с виски, и его лицо становилось всё мрачнее.
— Классика, — резюмировал он. — Схема стара, как мир. Тебя разводят на квартиру. Деньги от продажи пойдут якобы на дом, который оформят на маму. Ты там никто. Через полгода тебя выпнут под зад коленом, а туда въедет «Котик» со своим «пузожителем». Квартира — добрачная, дележу не подлежит, а вот деньги, если они попадут на счет Игоря или будут переданы налом — ищи-свищи.
— Что делать, Паш? Я хочу их уничтожить. Морально.
Паша хищно улыбнулся.
— О, это я люблю. Значит так. Ты соглашаешься.
— Что?!
— Ты соглашаешься на продажу. Говоришь, что нашла покупателя. Своего. И что деньги пойдут безналом. Но мы сделаем маленький финт ушами. Ты скажешь Игорю, что для сделки по покупке дома нужно его нотариальное согласие на использование твоих средств… но с условием выделения долей. Посмотрим, как они запоют.
— Они не согласятся на доли. Мама хочет всё на себя.
— Именно. Ты начнешь торговаться. Тянуть время. А параллельно мы пробьем этот коттедж. Что-то мне подсказывает, что «Сосновый бор» там не просто так.
***
Вечером я устроила представление.
— Игорь, я решила. Ты прав. Нам нужно расширяться.
Муж поперхнулся чаем.
— Правда? Зайка, ты серьезно?
— Абсолютно. Я сегодня звонила риелтору. За квартиру дают хорошую цену.
Он тут же схватился за телефон.
— Мам! Мама! Она согласна! Да! Готовь документы на дом!
Я наблюдала за ним и чувствовала брезгливость. Как я могла жить с этим человеком пять лет? Как я не видела, что он — маменькин сынок, трус и предатель?
Галина Петровна примчалась через час. Она сияла, как начищенный самовар.
— Леночка! Умница! Наконец-то включила мозг. Я уже договорилась с продавцом дома, это мой хороший знакомый, он нам скидку сделает!
— Знакомый? — невинно уточнила я.
— Да, старый друг семьи. Очень порядочный человек. Сделка будет быстрой. Ты продаешь, деньги сразу ему, и оформляем.
— Галина Петровна, — я налила ей чаю. — Но есть условие. Я вкладываю свою квартиру. Значит, половина дома должна быть оформлена на меня.
Улыбка сползла с лица свекрови, как плохая штукатурка.
— Что? Какая половина? Мы же одна семья! Зачем эта бюрократия? Ты что, не доверяешь мужу?
— Доверяю. Но жизнь сложная штука.
— Нет! — она стукнула кулаком по столу. — Только на меня! Это мое условие. Я беру кредит на себя, я рискую пенсией! А ты, деточка, пришла на все готовое.
— На готовое? — я рассмеялась. — Это моя квартира стоит десять миллионов. А ваш кредит — дай бог два.
— Игорь! Скажи ей! — взвизгнула свекровь.
Игорь заметался.
— Лен, ну правда… Мама старенькая, ей так спокойнее. Потом она дарственную напишет… на меня. Ну, то есть на нас.
— На тебя, значит? — я прищурилась. — А если развод?
— Какой развод?! — заорали они хором.
— Ну, мало ли. Вдруг у тебя появится… другая семья?
Игорь побелел. Галина Петровна замерла с открытым ртом.
— Ты… ты бредишь, — просипел муж.
— Ладно, — я зевнула. — Я подумаю. Но без долей я сделку не подпишу.
***
Паша накопал информацию быстро. Дом в «Сосновом бору» действительно продавался. Вот только принадлежал он… родной сестре Галины Петровны. И цена была завышена в два раза.
Схема была гениальной в своей простоте. Я продаю квартиру, деньги отдаю «продавцу» (сестре свекрови), дом оформляют на свекровь. В итоге: мои деньги остаются в их семье, я без жилья, с пропиской в доме, откуда меня выпишут по суду через месяц после развода. А развод, судя по животу «пузожителя», планировался сразу после сделки.
— Сволочи, — выдохнула я, читая отчет Паши.
— Ну что, идем ва-банк? — спросил Паша.
В день «сделки» мы все собрались в переговорной. Я, Игорь, Галина Петровна и её сестра, тетка с хищным носом. Покупатель на мою квартиру тоже сидел там — подставной человек Паши, просто для массовки.
— Ну что, подписываем? — нетерпеливо ерзала свекровь. — Леночка, деньги переводим на счет вот Тамары Петровны.
— Секундочку, — я достала папку. — Я тут посчитала… Я не буду продавать квартиру.
— ЧТО?! — вопль Галины Петровны, наверное, слышали даже на улице.
— Я передумала. Но у меня есть для вас подарок.
Я выложила на стол распечатанные скриншоты переписки Игоря с его «Котиком». И выписку из ЕГРН о том, что дом принадлежит сестре свекрови.
— Знакомьтесь, Игорь, это твоя будущая алиментная ведомость, — я ткнула пальцем в фото УЗИ, которое «Котик» прислала ему вчера. — А это, Галина Петровна, статья 159 УК РФ. Мошенничество. Попытка хищения чужого имущества путем обмана.
В переговорной стало так тихо, что я услышала, как у Игоря урчит в животе.
— Ты… ты рылась в моем телефоне? — прошептал он.
— Ты хотел оставить меня бомжом, милый. Ты думал, я продам родительскую квартиру, чтобы вы купили себе дачу и поселили туда твою любовницу?
Галина Петровна стала багровой.
— Вон! — захрипела она. — Пошла вон, дрянь! Неблагодарная! Мы тебя пригрели!
— Это моя квартира, — спокойно напомнила я. — И я сейчас поеду туда. А вы, Игорь, собирайте вещи. Чтобы к вечеру твоего духу там не было. Ключи оставишь консьержке.
***
Я вышла из офиса, вдохнула полной грудью. Воздух пах бензином и свободой.
Вечером, когда я вернулась домой, вещей Игоря уже не было. Он забрал всё: от носков до телевизора, который мы покупали вместе. Даже тостер прихватил. Мелочный, жалкий человечишка.
На столе лежала записка: «Ты пожалеешь. Ты никому не нужна, старая и бесплодная. А у меня будет сын».
Я скомкала листок и бросила в мусорку.
Через месяц нас развели. В суде Игорь пытался делить мою машину (купленную до брака) и требовал компенсацию за «моральный ущерб». Паша размазал его по стенке так изящно, что судья едва сдерживала улыбку.
А еще через полгода я узнала новости через общих знакомых. «Котик» родила девочку. Не сына. И тест ДНК показал, что ребенок… не от Игоря. Оказывается, дамочка «доила» сразу троих кандидатов в папы.
Игорь вернулся к маме. Они живут в своей старой «двушке», ругаются целыми днями и платят кредиты, которые набрали на «красивую жизнь».
***
Прошел год.
Я сделала ремонт. Выбросила старый диван, на котором Игорь лежал и мечтал о чужих деньгах. Купила новые шторы — ярко-желтые, солнечные.
Мы сидели на кухне с Пашей. Он пил кофе из моей любимой кружки.
— Знаешь, Рыжая, — сказал он, глядя на меня поверх очков. — А ты ведь тогда здорово держалась. Железная леди.
— Жизнь заставила, — улыбнулась я. — Спасибо тебе. Если бы не ты…
— Если бы не я, ты бы сейчас жила на вокзале, — хмыкнул он. — Слушай, у меня есть два билета в театр. На «Укрощение строптивой». Пойдешь?
Я посмотрела на него. На его умные глаза, на уверенные руки. И подумала: а почему бы и нет?
— Пойду, — сказала я. — Только чур, в буфет я не плачу.
— Договорились, — рассмеялся он.
Телефон пискнул. Пришло сообщение:
«Лен, может попробуем сначала? Я всё осознал. Мама тоже извиняется. Нам плохо без тебя».
Я не стала отвечать. Просто нажала «Заблокировать».
В моей новой жизни не было места для людей, которые считают меня «овцой». В ней было место только для любви, уважения и… моей собственной квартиры, ключи от которой лежали в моей сумочке.
А как бы вы поступили на месте героини?
