Ольга резала помидоры. Алиса болтала ногами под столом, уткнувшись в планшет.
— Слушай, нам нужно поговорить о деньгах, — начал Дмитрий.
Нож замер. Ольга подняла голову.
— Я тут всё просчитал, — Дмитрий откинулся на спинку стула, сцепил пальцы. — С понедельника переходим на раздельный бюджет. Ты не работаешь, я буду давать тебе фиксированную сумму на тебя и Алису. Остальным распоряжаюсь сам. Я буду покупать только себе, понимаешь? Хочу видеть, сколько трачу.
Ольга положила нож. Вытерла руки о полотенце. Посмотрела на мужа долго — так, что он заёрзал на стуле.
— Хорошо, — сказала она спокойно.
— Что — хорошо?
— Раздельный бюджет. Хорошая идея. — Ольга собрала нарезанные помидоры в миску. — С понедельника так и сделаем.
Дмитрий ждал крика, слёз, скандала. Но жена просто унесла тарелки на кухню. Он сидел, напряжённо вслушиваясь в звук текущей воды, и чувствовал — что-то пошло не так.
В понедельник утром Дмитрий обнаружил пустую банку из-под кофе. Вытряхнул последнюю крупинку, пошёл к жене.
— Кофе кончился.
Ольга намазывала Алисе бутерброд, не поднимая глаз.
— Кончился, значит.
— Ты купишь?
— Нет. Я покупаю чай. Для себя и Алисы. — Она повернулась к нему. Лицо спокойное, почти безразличное. — Раздельный бюджет, помнишь? Твой кофе стоит дорого. Покупай сам.
Дмитрий стоял посреди кухни, разглядывая пустую банку в руках. Алиса жевала, не обращая на него внимания.
Вечером он открыл холодильник — и застыл. Контейнеры с едой были подписаны маркером: «Для Ольги и Алисы». Курица, запеканка, йогурты, фрукты. На нижней полке, отдельно, лежала упаковка дешёвых сосисок и банка тушёнки.
— Это что?
Ольга вытирала руки.
— Твоя еда. Моя и Алисина — отдельно.
— Ты издеваешься?
— Ты же хотел видеть, сколько тратишь на себя, — голос ровный, без эмоций. — Вот и смотри. Я готовлю для дочери. Для себя. Ты взрослый, справишься.
Он хлопнул дверцей. Ольга вернулась к плите, не оборачиваясь.
К среде закончился шампунь. Дмитрий полез в ванной в шкаф, достал новый флакон. Ольга появилась в дверях.
— Это мой.
— У меня закончился!
— Знаю. Купи свой. — Она забрала флакон из его рук. — Зубная паста тоже моя. И гель для душа. Раздельный бюджет, Дмитрий. Во всём.
Он помылся хозяйственным мылом. Кожу стянуло, от запаха мутило. В зеркале смотрело чужое, осунувшееся лицо.
В пятницу пропал интернет. Дмитрий сидел перед ноутбуком, перезагружал роутер. Ничего не работало.
— Ольга! Интернет не работает!
Она прошла мимо с бельём.
— Не оплачивала. Квартира на тебя, счета твои. Оплачивай сам.
— Ты же им пользуешься!
— У меня мобильный безлимит. Свой. Алисе тоже подключила детский тариф. — Она остановилась, повернулась. — Домашний интернет — твоя зона ответственности.
Дмитрий смотрел на жену и не узнавал её. Эта холодная уверенность, этот непробиваемый спокойный тон. Его зарплата таяла с пугающей скоростью. Бензин, продукты, кофе, шампунь, интернет, счета. Он впервые понял — раньше половина расходов просто решалась сама собой. Ольгой.
В воскресенье он вернулся после провальных переговоров. Голова раскалывалась, в груди всё сжималось от злости на себя, на заказчика, на жизнь. Он толкнул дверь — и замер.
Запах дрожжевого теста. Яблоки с корицей. Свежая выпечка.
Дмитрий прошёл на кухню, не снимая ботинок. На столе стояла тарелка с пирожками — румяными, золотистыми, из которых сочился горячий сок. Его любимые. Те самые, что Ольга пекла только по праздникам.
Он потянулся — и увидел записку, приколотую булавкой.
«Для нас с Алисой».
Руки повисли. Что-то сжалось в горле — не злость, не обида. Что-то другое, жгучее и тяжёлое.
— Могу продать тебе пару штук, — донёсся голос Ольги из гостиной. — По себестоимости.
Он обернулся. Жена сидела на диване с ноутбуком на коленях. Алиса рядом, рисовала в альбоме.
— Ты спятила?
— Нет. Я работаю. — Ольга не подняла головы от экрана. — Раздельный бюджет предполагает, что я не обязана кормить тебя бесплатно. Мой труд, мои продукты, моё время.
Дмитрий подошёл ближе. На экране — таблица с заказами. Длинная. Имена, адреса, суммы.
— Что это?
— Заказы на неделю. — Ольга закрыла крышку ноутбука, посмотрела на него прямо. — Я веду онлайн-магазин. Полтора года уже.
— Полтора… — Он сел на край кресла, потому что ноги подкосились. — Почему я не знал?
— Потому что ты не спрашивал. — Голос без упрёка, просто факт. — Ты приходил, ел, уходил. Спрашивал только, почему ужин не вовремя. А я пекла по ночам. Развозила заказы, пока ты на работе.
— Мама делает самые красивые торты, — вставила Алиса, не отрываясь от рисунка. — У неё уже триста подписчиков.
Дмитрий сидел и не находил слов. Вся его уверенность, его планы про раздельный бюджет, его снисходительное «ты не работаешь» — всё рассыпалось, как песок сквозь пальцы.
— Ольга, хватит, — сказал он в понедельник утром, когда она собирала Алису в школу. — Давай вернём всё как было. Я понял, ошибся. Прекратим этот бюджет.
Ольга застегнула дочери куртку, поправила воротник. Выпрямилась.
— Нет.
— Что — нет?
— Мы не вернём всё как было. — Она говорила тихо, но каждое слово било, как молотом. — Потому что «как было» — это когда ты не замечал меня. Считал домработницей. Думал, что я от безделья завожу, а продукты берутся из воздуха.
— Я не так думал…
— Именно так. — Ольга взяла сумку, протянула Алисе ланчбокс. — Я показала тебе за неделю, сколько труда в том, что ты называл «сидеть дома». Ты захлебнулся за пять дней. А я так живу двенадцать лет.
Алиса выскользнула за дверь. Они остались вдвоём.
— Что ты хочешь? — выдавил Дмитрий.
— Уважения. — Ольга смотрела на него твёрдо. — Мы остаёмся семьёй. Но на других условиях. Общий бюджет — да. Но решения принимаем вместе. Расходы делим. Моё мнение учитывается. Моя работа признаётся. Или я ухожу.
Последние два слова повисли в воздухе.
— Ты не уйдёшь, — сказал он неуверенно.
— Попробуй ещё раз сказать мне, что я не работаю, — Ольга шагнула к нему. — Попробуй ещё раз раздавать деньги, как милостыню. И увидишь, уйду или нет.
Он молчал. Впервые за двенадцать лет видел в её глазах не мягкость, не покорность — стальную решимость.
— Договорились, — выдохнул он. — Как скажешь.
Месяц спустя они сидели за кухонным столом. Между ними лежала тетрадь с расчётами — общие траты, вклады, планы.
— Я плачу эту часть, ты — эту, — Дмитрий ставил галочки. — Согласна?
— Согласна.
Перед ним стояла банка итальянского кофе. Новая. Ольга поставила её утром, когда он ещё спал.
Он посмотрел на жену. Она выглядела иначе. Не внешне — внутренне. Держалась прямо, уверенно. Словно внутри зажёгся свет, который он годами гасил, сам того не понимая.
— Прости, — сказал Дмитрий.
— За что конкретно?
— За то, что не видел тебя. Не ценил. Думал, что моя зарплата — это всё, что держит семью.
Ольга помолчала.
— Спасибо, что сказал. Но мне нужны не извинения. Мне нужно, чтобы ты видел меня каждый день. Спрашивал, как дела с заказами. Интересовался моими планами. Так же, как я интересуюсь твоими проектами.
— Буду, — пообещал он.
Ольга встала, убрала тетрадь в ящик. Дмитрий смотрел ей вслед и вспоминал записку на пирожках. «Для нас с Алисы». Тогда эти слова резанули до боли. Сейчас он понимал — это не жестокость. Это граница. Чёткая, жёсткая, необходимая. Она провела черту, чтобы он наконец увидел: его «я» — не единственное в этом доме.
Он открыл банку с кофе, насыпал в чашку, залил кипятком. Запах разлился густой, знакомый. Раньше этот кофе появлялся сам собой. Как и всё в этом доме.
— У меня завтра большой заказ, — сказала Ольга, возвращаясь. — Свадебный торт. Мне нужно занять кухню с шести вечера. Сделаю ужин раньше, но убирать не успею. Поможешь?
Раньше она бы не спросила. Сделала бы сама, ночью, чтобы не мешать. А утром вышла бы с синяками под глазами. И он бы не заметил.
— Помогу, — ответил Дмитрий. — Я посуду помою, уберу.
Ольга улыбнулась. Не широко, не демонстративно. Просто уголки губ дрогнули.
Алиса вбежала с планшетом.
— Мам, смотри!
Твой торт с единорогом выложили, уже двадцать лайков!
Ольга присела рядом с дочерью, они уткнулись в экран. Дмитрий смотрел со стороны — на жену, объясняющую что-то про мастику, на дочь, восторженно кивающую. Они были командой. Давно. А он стоял за бортом, считая, что раз платит за квартиру, то автоматически входит в эту команду.
— Пап, а ты видел мамин торт в виде книги? — Алиса повернулась к нему. — Там страницы из вафель, а буквы из шоколада!
— Нет, не видел, — признался он. — Покажешь?
Она подбежала, сунула планшет. Дмитрий пролистал фотографии — торты, капкейки, пирожные. Всё сделано руками его жены. Той самой, которую он называл «неработающей».
— Красиво, — сказал он тихо.
— Мама волшебница, — Алиса забрала планшет и убежала.
Дмитрий допил кофе. Горечь на языке смешалась с чем-то другим — стыдом, запоздалым пониманием. Он посмотрел на Ольгу. Она стояла у окна, смотрела на вечерний двор. Свет падал на её лицо, и в этом свете она казалась незнакомой. Или наоборот — настоящей. Той, которую он не видел двенадцать лет.
— Ты молодец, — сказал он.
Ольга обернулась.
— С бизнесом. С заказами. Ты правда молодец.
Она смотрела на него долго. Потом кивнула.
— Услышала.
В субботу они готовили пирожки втроём. Дмитрий неумело раскатывал тесто, мука летела на пол, прилипала к рукам. Ольга показывала, как защипывать края. Алиса лепила крошечные пирожки для кукол.
— Ты это делаешь каждый день? — спросил Дмитрий, вытирая пот со лба. Руки гудели, спина затекла.
— Почти каждый. Иногда по несколько часов. — Ольга ловко формировала очередной пирожок. — Когда большой заказ, стою до ночи. Потом упаковка, доставка. А утром — подъём, завтрак, школа.
Он посмотрел на привычные движения её рук, на сосредоточенное лицо. Сколько раз он проходил мимо, когда она стояла здесь? Сколько раз не останавливался, не спрашивал?
— Я был слепым, — сказал он.
— Был, — согласилась Ольга. — Но сейчас видишь.
Пирожки отправились в духовку. Запах поплыл по квартире — тёплый, домашний. Дмитрий вымыл руки, взял тряпку.
— Я уберу. Иди отдохни.
Ольга удивлённо подняла брови, но не стала спорить. Прошла в гостиную, устроилась на диване. Дмитрий убирал кухню — стирал муку со столешницы, мыл миски, подметал пол. Медленно, неловко, но старательно.
Когда закончил, вернулся и сел напротив. Ольга подняла взгляд.
— Спасибо.
— Не за что, — ответил он.
Пирожки остывали на столе. Дмитрий взял один, откусил. Горячая начинка обожгла язык, яблоко с корицей растаяло во рту. Вкус знакомый — такой же, как двенадцать лет назад, когда Ольга впервые испекла их для него.
Но теперь он понимал, что стоит за этим вкусом. Время. Труд. Внимание. Любовь, которую он принимал как должное.
Ольга села рядом, взяла свой пирожок. Алиса уплетала третий подряд, измазавшись в сахарной пудре. Дмитрий смотрел на них — на жену и дочь, на этих двух женщин, которые были его семьёй. Которых он чуть не потерял.
Раздельный бюджет научил его видеть цену каждой мелочи. Но главное — он научился видеть цену человека рядом.
— О чём думаешь? — спросила Ольга.
— О том, что я идиот.
— Ну, это мы выяснили, — она усмехнулась. — Главное, что исправляющийся.
Он засмеялся. Впервые за долгое время — легко, без напряжения.
Ольга собирала крошки со стола. Дмитрий смотрел на её руки — проворные, умелые, покрасневшие от постоянной работы с мукой и кремом.
— Я больше не скажу, что ты не работаешь, — произнёс он тихо.
Она подняла голову.
— Знаю.
— И не скажу, что моя зарплата важнее.
— Тоже знаю.
— И буду каждый день спрашивать, как твои дела.
Ольга подошла, положила ладонь на его плечо.
— Вот это главное.
Они стояли на обычной кухне, с обычными пирожками и вечерним светом из окна. Но что-то изменилось навсегда. Дмитрий потерял иллюзию контроля. А взамен получил то, чего не замечал годами — настоящую семью. Где все видят друг друга. Где никто не растворяется в тени другого.
Он обнял жену. Она прижалась, уткнулась лбом в его плечо. Молчали. Слов не требовалось.
За окном гудел город, кипела работа, крутились деньги. А здесь, на этой кухне, стояли двое — уставшие, но всё ещё вместе. Потому что научились видеть друг друга.
И это было дороже любого бюджета.
