Татьяна смотрела на конверт, лежащий на кухонном столе, и чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел. Белый, плотный, с печатью нотариальной конторы — он выглядел безобидно, но излучал угрозу сильнее любого оружия.
— Это пришло на твоё имя, — буркнул Игорь, её муж, не отрываясь от телефона. Он сидел развалившись на стуле, в растянутой футболке и домашних штанах, и механически запихивал в рот печенье. Крошки сыпались на стол, но его это не волновало.
— Когда? — Татьяна взяла конверт дрожащими пальцами.
— Час назад курьер принёс. Мать звонила, спрашивала, получила ли ты. Я сказал, что передам.
Она распечатала конверт. Внутри лежало уведомление о том, что через три дня состоится оглашение завещания Нины Павловны Красновой — матери Игоря. Татьяна перечитала строки несколько раз, не веря глазам.
— Игорь, твоя мама… Она ведь жива?
— Ну да, — он наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё. В его взгляде было что-то странное — смесь неловкости и плохо скрытого злорадства. — Жива-здорова. Просто решила завещание оформить. Говорит, в её годы это правильно. Вот пригласила нас с тобой на оглашение, чтобы всё официально, при свидетелях.
— При свидетелях? — Татьяна опустилась на стул. — Игорь, что происходит?
Он пожал плечами и снова уткнулся в телефон.
— Понятия не имею. Мать сказала — приходите оба, и точка. Нотариус будет зачитывать документ. Наверное, хочет, чтобы мы знали, кому что достанется. У неё же квартира трёхкомнатная в центре, дача под городом. Немалое состояние, между прочим.
Татьяна молчала. Они с Игорем прожили в браке семь лет, и все эти годы отношения с его матерью напоминали хождение по минному полю. Нина Павловна была женщиной властной, жёсткой, привыкшей управлять всеми вокруг. Она никогда не скрывала разочарования тем, что сын выбрал в жены «эту тихоню без роду и племени», как она выразилась при первой встрече.
— А почему она не сказала тебе, что там в завещании? — осторожно спросила Татьяна.
— Сказала, что это сюрприз, — Игорь усмехнулся. — Мать у меня та ещё штучка. Любит драматизировать. Ладно, не парься. Всё равно всё мне достанется, я же единственный сын. Может, тебе тоже что-то перепадёт, если повезёт.
Три дня тянулись мучительно долго. Татьяна не находила себе места. Она пыталась работать, готовить, заниматься обычными делами, но мысли постоянно возвращались к тому конверту. Что-то в этой ситуации было неправильно. Зачем живому человеку устраивать публичное оглашение завещания? Зачем приглашать родственников, словно на спектакль?
Игорь же был на удивление спокоен. Даже весел. Он напевал под душем, шутил за ужином, строил планы, как они отремонтируют материнскую квартиру и сдадут её за хорошие деньги.
— Представляешь, Тань, можно будет наконец ипотеку закрыть досрочно! — радовался он. — Или машину новую купим. Я давно на кроссовер засматриваюсь.
Татьяна слушала и чувствовала, как внутри растёт тревога. Она не понимала, почему, но интуиция подсказывала: готовится что-то плохое.
В назначенный день они приехали в нотариальную контору. Это было старое здание в центре города, с высокими потолками и скрипучим паркетом. В кабинете уже сидела Нина Павловна — в строгом чёрном костюме, с идеально уложенными седыми волосами. Она выглядела торжественно, почти празднично. Рядом с ней устроилась сестра Игоря, Алла, со своим мужем. Они переглядывались и перешёптывались, явно в курсе происходящего.
— А, вот и вы, — Нина Павловна окинула Татьяну холодным взглядом. — Проходите, садитесь. Сейчас начнём.
Нотариус, пожилой мужчина в очках, раскрыл папку и откашлялся.
— Итак, завещание Нины Павловны Красновой. Документ составлен в полном соответствии с законом, заверен моей подписью и печатью. Приступаем к оглашению.
Татьяна сжала руки в замок. Игорь рядом ёрзал на стуле, предвкушая хорошие новости.
— Квартира по адресу улица Центральная, дом десять, квартира сорок пять, завещается моей дочери, Алле Владимировне Соколовой, — зачитал нотариус. — Дача в посёлке Сосновый Бор завещается внукам от дочери — Максиму и Ксении Соколовым.
Игорь дёрнулся, словно его ударило током. Татьяна почувствовала, как у неё холодеют руки.
— Банковские вклады в общей сумме три миллиона рублей делятся следующим образом: два миллиона — дочери Алле, один миллион — внукам Максиму и Ксении, — продолжал нотариус невозмутимым тоном.
— Мама, подожди, — Игорь вскочил с места. Его лицо побелело. — Это какая-то ошибка. Я же твой сын! Единственный сын!
Нина Павловна повернулась к нему. На её лице не было ни капли жалости.
— Никакой ошибки нет, Игорь. Я в здравом уме и твёрдой памяти. Всё правильно.
— Но почему?! — он подошёл к ней, протягивая руки в умоляющем жесте. — Почему ты лишаешь меня наследства?!
— Потому что ты выбрал её, — Нина Павловна ткнула пальцем в сторону Татьяны. — Эту никчёмную, которая за семь лет не родила мне внуков. Которая только и умеет, что на работу ходить и строить из себя карьеристку. Я предупреждала тебя, Игорь. Я говорила — либо она, либо моё наследство. Ты сделал выбор.
Татьяна сидела как парализованная. Слова застревали в горле. Алла и её муж откровенно ухмылялись.
— Мама, ты не можешь так поступить! — голос Игоря сорвался на крик. — Я твой сын! Мы с Таней пытались! У неё проблемы со здоровьем, мы лечимся!
— Семь лет, Игорь, — отрезала Нина Павловна. — Семь лет я жду. А что вижу? Пустоцвет. Бесполезная женщина, которая отнимает у меня сына и не даёт мне радости быть бабушкой. Алла родила двоих прекрасных детей. Она достойна моего имущества.
— Значит, всё дело в детях? — тихо произнесла Татьяна, находя наконец голос. Внутри неё что-то переломилось. — Вы семь лет унижали меня, критиковали, делали замечания по любому поводу, и всё из-за того, что у меня нет детей?
— А из-за чего же ещё? — Нина Павловна повернулась к ней. — Для чего ещё нужна женщина в семье? Ты не хозяйка, готовишь посредственно. Ты не мать, детей нет. Ты не красавица, чтобы радовать глаз. Зачем ты моему сыну? Я столько лет терпела, надеялась, что хоть беременность наступит. Но нет. Ты просто занимаешь место.
Татьяна медленно встала. Она чувствовала, как внутри бушует ураган, но снаружи оставалась спокойной.
— Вы знаете, Нина Павловна, — начала она тихо, — я семь лет жила с мыслью, что я недостаточно хороша. Что я виновата в том, что у нас нет детей. Я обследовалась у десяти врачей. Я пила горы таблеток. Я плакала каждый месяц, когда тест был отрицательным. А Игорь? Игорь ни разу не захотел провериться. Потому что для него это удар по мужскому самолюбию.
Она посмотрела на мужа. Тот отвёл взгляд.
— Два месяца назад я настояла. Заставила его пойти к врачу. И знаете, что выяснилось?
В кабинете повисла тишина.
— У Игоря бесплодие, — выговорила Татьяна. — Врачи сказали, что вероятность естественного зачатия практически нулевая. И он знал об этом. Два месяца он знал и молчал. Потому что удобнее было пусть я буду виноватой.
Нина Павловна резко повернулась к сыну.
— Игорь, это правда?
Он молчал, глядя в пол. Его уши покраснели.
— ИГОРЬ! — рявкнула мать.
— Ну… да, — пробормотал он. — Но это не точно. Врач сказал, что есть шанс…
— Врач сказал два процента, — жёстко перебила Татьяна. — Два процента, Игорь. А ты молчал. Ты позволял своей матери называть меня бесплодной. Ты кивал, когда она говорила, что я плохая жена. Потому что тебе было проще переложить вину на меня.
Алла и её муж перестали улыбаться. Нина Павловна сидела бледная, сжимая подлокотники кресла.
— Так что, — Татьяна взяла свою сумку, — оставайтесь со своим наследством. Делите квартиры, дачи, деньги. Игорь, подписи под документом о разводе жду завтра. Я семь лет была удобной виноватой. Больше не буду.
Она развернулась и пошла к двери. За спиной раздался голос Нины Павловны:
— Стой! Татьяна, подожди!
Татьяна остановилась, но не обернулась.
— Если это правда… Если Игорь… — голос пожилой женщины дрогнул. — Я не знала. Я думала…
— Вы не думали, — тихо сказала Татьяна. — Вы просто искали виноватую. И я оказалась удобной мишенью. Потому что молчала, терпела, прогибалась. Больше нет.
Она вышла из кабинета. Коридор показался ей бесконечным, но с каждым шагом становилось легче. Словно с плеч спадал невидимый груз, который она тащила семь лет.
На улице было солнечно. Морозно, но ярко. Татьяна достала телефон и набрала номер подруги.
— Вика? Привет. У меня к тебе просьба. Можно пожить у тебя пару недель? Мне нужно время, чтобы найти квартиру… Да, всё кончено. Я ухожу от Игоря. Нет, не плачу. Знаешь, впервые за много лет мне хорошо.
Она шла по заснеженной улице, и прохожие оборачивались, глядя на высокую женщину с прямой спиной и светлым лицом. Она улыбалась. Впервые за семь лет она улыбалась по-настоящему.
Через неделю Татьяна сняла маленькую квартиру на окраине. Однушку, светлую и уютную, только для себя. Она купила новые шторы, поставила цветы на подоконник, повесила картины. Игорь звонил каждый день, умоляя вернуться. Говорил, что разберётся с матерью, что они всё исправят, что можно попробовать ЭКО.
— Поздно, Игорь, — отвечала она спокойно. — Ты сделал выбор тогда, когда промолчал. Когда позволил мне быть виноватой. Я не прощаю предательства.
Нина Павловна тоже звонила. Просила встретиться, поговорить. Татьяна отказывалась.
— Зачем? — спрашивала она. — Вы хотите извиниться? Это не вернёт мне семь потерянных лет. Вы научили меня важному уроку — не позволять никому обращаться со мной как с вещью. Спасибо за урок.
Прошёл месяц. Татьяна получила повышение на работе — тот проект, над которым она работала полгода, принёс компании крупный контракт. Начальник предложил ей должность руководителя отдела.
— Я всегда знал, что вы способны на большее, — сказал он. — Но раньше вы словно боялись проявить себя. Что изменилось?
— Я перестала быть удобной, — улыбнулась Татьяна.
В один из вечеров, когда она возвращалась домой с продуктами, у подъезда её ждала Нина Павловна. Старая женщина выглядела уставшей, постаревшей. Она кутались в пуховик, и снег оседал на её платке.
— Татьяна, прошу вас, выслушайте меня.
— Нина Павловна, я тороплюсь…
— Пять минут. Всего пять минут.
Татьяна вздохнула и кивнула. Они зашли в подъезд. Нина Павловна долго молчала, глядя в пол.
— Я была неправа, — наконец произнесла она. — Я жила с убеждением, что женщина без детей — не женщина. Что главное в жизни — продолжение рода. Я давила на Игоря, давила на вас. А когда узнала правду… Мне стало стыдно.
— Стыдно? — Татьяна усмехнулась. — Не из-за того, что вы семь лет унижали меня, а из-за того, что ошиблись?
— Из-за того, что я разрушила чужую жизнь, — тихо сказала Нина Павловна. — Игорь потерял вас. И это моя вина. Я научила его врать, прятаться за вашей спиной. Я вырастила труса.
Татьяна молчала.
— Я хочу изменить завещание, — продолжила старая женщина. — Половину квартиры я отпишу вам. Это малая компенсация за…
— Не надо, — перебила Татьяна. — Оставьте всё как есть. Я не хочу ничего, что связывает меня с вашей семьей.
— Но вы заслужили…
— Я заслужила уважение, — твёрдо сказала Татьяна. — А его нельзя записать в завещании. Можно было дать его при жизни. Вы не дали. Всё.
Она поднялась по лестнице, не оглядываясь. Нина Павловна стояла внизу, глядя ей вслед.
Ещё через два месяца Татьяна подала документы на развод. Процесс прошёл быстро — споров об имуществе не было, детей не было, всё было предельно просто с юридической точки зрения. На последнем заседании Игорь подошёл к ней.
— Тань, если бы я мог вернуть время назад…
— Ты бы снова промолчал, — спокойно ответила она. — Потому что тебе удобно. Ты привык, что я всё терплю. Но люди меняются, Игорь. Я изменилась. Теперь я знаю себе цену.
Весна пришла неожиданно тёплая. Татьяна сидела на балконе своей маленькой квартиры, пила кофе и листала журнал. В дверь позвонили. Это была курьерская служба — большая коробка с цветами. Татьяна удивлённо открыла конверт.
«Прости меня. Если сможешь. Нина».
Букет был роскошный — белые розы, её любимые. Татьяна долго смотрела на цветы. Потом достала телефон и набрала сообщение: «Я не могу простить. Но я отпускаю обиду. Будьте здоровы».
Она поставила розы в вазу и вышла на балкон. Внизу дети играли в песочнице, пара гуляла с собакой, старушка кормила голубей. Обычная жизнь, без драмы, без токсичности, без необходимости доказывать свою ценность.
Татьяна улыбнулась. Она была свободна. Свободна от чужих ожиданий, от навязанной вины, от людей, которые видели в ней не человека, а функцию. Впереди была целая жизнь. Её собственная жизнь. И это было прекрасно.
