На свадьбе свекрови муж посадил меня у туалета и на весь зал заявил, «Ты не часть нашей семьи. Ты просто пришла пожрать на халяву». После этого он плюнул в меня и запретил официанту приносить мне еду. Но вдруг красивый мужчина в костюме, которого я не знал, прошептал, «Возьми меня за руку», и они подавятся, увидев, кто с тобой.
Елена стояла посреди банкетного зала, и весь мир вокруг неё замер. Сотни глаз впились в неё, как голодные псы, в кусок мяса. Её рука лежала на локте мужчины, которого она видела впервые в жизни, а в трёх метрах от неё муж и свекровь синхронно давились куском осетрины, выпучив глаза так, будто увидели привидения.
Но чтобы понять, как этот кошмар обернулся триумфом, нужно вернуться не на два часа назад. Нужно вернуться на 12 лет. Елена Краснова выросла в маленьком посёлке под Краснодаром, где асфальт заканчивался на главной улице, а амбиции — на пороге местного техникума. Её мать работала уборщицей в школе, отец — слесарем на умирающем заводе. Они не были бедными в том смысле, каком это показывают в кино. Не голодали, не ходили в обносках. Но каждая копейка в их доме была на счету, каждая покупка обсуждалась неделями, а слово «отпуск» звучало как название далекой планеты. Мать Елены, Валентина Петровна, женщина с натруженными руками и потухшим взглядом, любила повторять. «Тебе, доченька, надо учиться. Учиться и терпеть. Терпение – женская добродетель».
Елена запомнила эти слова на всю жизнь. Правда, тогда она еще не знала, какую злую шутку они с ней сыграют. Елена была умной. Не просто умной. Она была той девочкой, которая решала задачи по математике быстрее учителя и читала книги, пока остальные гоняли мяч во дворе. В школьной библиотеке ее знали по имени, а библиотекарша, пожилая Анна Семеновна, специально откладывала для нее новые поступления. Золотая медаль далась ей легко, как дыхание. Поступление в Краснодарский финансовый университет тоже. Она знала. Единственный способ вырваться из посёлка — это образование. И она вырвалась. Первый год в городе был тяжёлым. Елена жила в общежитии, в комнате на четверых, где пахло сыростью и чужими духами. Стипендий едва хватало на еду, родители присылали, что могли, крохи.
Она подрабатывала репетитором, разносила листовки, однажды даже мыла посуду в студенческой столовой. Но не жаловалась. Терпение — женская добродетель. На третьем курсе Елена устроилась стажером в небольшую бухгалтерскую фирму. Платили копейки, но она хваталась за любую работу, как утопающий за соломинку. Ее заметили быстро. Начальник, пожилой армянин Арсен Григорьевич, Однажды сказал ей, «Ты, Ленка, не бухгалтер, ты хирург. Режешь цифры так, что ни одна не пикнет». Это был комплимент. К пятому курсу она уже вела самостоятельные проекты и получала зарплату выше, чем у некоторых штатных сотрудников. Именно тогда в её жизни появился Игорь Беляев. Он пришёл в их офис как клиент, молодой наследник логистической компании «Беляев Транс».
Компания была не гигантом, но достаточно крупной, чтобы иметь собственный автопарк-фур и склады по всему краю. Игорь должен был обсудить квартальный отчёт, но вместо этого он три часа обсуждал с Еленой её любимые книги. Он был красив. Не той слащавой красотой актёров из сериалов, а грубоватой, мужской. Широкие плечи, уверенный взгляд, улыбка, от которой у Елены подкашивали с колени. Он умел говорить так, что хотелось слушать бесконечно. Он рассказывал о своих планах расширить бизнес, о мечтах открыть филиалы по всей России, о том, как хочет построить империю. «Ты знаешь, — говорил он, глядя ей в глаза, — большинство людей боятся мечтать по-крупному. А я нет. Я знаю, чего хочу». В тот момент Елене показалось,
что он хочет её. И она не ошиблась. Их роман развивался стремительно. Через месяц они уже не расставались. Игорь водил её в рестораны, дарил цветы, говорил красивые слова. После серой общажной жизни это казалось сказкой. Елена влюбилась так, как влюбляется только в 22 года, отчаянно, слепо, без остатка. Подруги предупреждали её. Наташка, соседка по комнате, как-то сказала. «Лен, ты уверена? Он же из богатой семьи. Такие на нашей сестре не женятся. Поиграются и бросят». Елена обиделась тогда. Сказала, что Игорь не такой, что он её любит. Через три месяца он познакомил её с матерью.
Тамара Ильинишна Беляева — была женщиной монументальной. Не в смысле фигуры, хотя и она была внушительной, в смысле присутствия. Когда она входила в комнату, воздух словно густел, становился тяжелее. Она носила золото килограммами, меха даже летом, и смотрела на мир так, будто он был создан исключительно для её удобства. Особняк Беляевых стоял на окраине города, за высоким забором. Три этажа, белые колонны у входа, фонтан во дворе — всё как в кино про олигархов. Елена, выросшая в двухкомнатной квартире с протекающим краном, чувствовала себя самозванкой уже на подъезде.
При первой встрече Тамара Ильинична оглядела её с головы до ног, медленно, оценивающе, как покупатель на рынке оценивает сомнительный товар. Елена была в своём лучшем платье, синим, скромном, купленном на распродаже. Но под этим взглядом оно вдруг показалось ей тряпкой. «Значит, это та самая девочка», — произнесла Тамара Ильинична, не обращаясь ни к кому конкретно. «Что ж, бывает и хуже». Игорь тогда засмеялся, обнял мать за плечи. «Но, мам, не начинай». А Елена проглотила это. Решила, что свекровь просто защищает сына, что со временем они подружатся. Наивная. На ужине Тамара Ильинична устроила ей допрос. «Кто родители? Где живут? Чем занимаются?» Елена отвечала честно. «Про посёлок, про слесаря отца, про уборщицу-мать».
С каждым её словом брови свекрови поднимались всё выше, а губы сжимались всё плотнее. «Значит, простые люди», — подытожила Тамара Ильинишна тоном, которым обычно говорят «значит, отбросы». «Что ж, хорошо, что хоть ты образование получила». «Хотя…» Она не договорила. Но Елена поняла. «Хотя это ничего не меняет». Свадьба была скромной. Не потому, что Беляевы не могли позволить себе размах. Могли. Просто Тамара Ильинична считала, что тратить деньги на эту — напрасно. «Небольшое торжество для близких друзей», — объявила она тоном, нетерпящим возражений. «Человек на двадцать. Зачем устраивать цирк? Все равно все знают, что мой сын женится на беспреданнице». Елена снова проглотила.
Она вообще много глотала в первые годы брака. Глотала замечания о том, что её посёлок — дыра, что её родители — простые люди, что её платья — как у продавщицы. Глотала, потому что любила Игоря. Глотала, потому что верила. Терпение и труд всё перетрут. Терпение — женская добродетель. Мамины слова звенели в голове, как мантра. Первый год был относительно сносным. Игорь ещё пытался защищать её от матери, ещё говорил ей по ночам, что любит, ещё строил планы на будущее. Они жили в небольшой квартире в центре города, не в особняке Беляевых, и Елена была этому рада. Хотя бы дома она могла дышать свободно. Она продолжала работать, теперь в крупной аудиторской фирме, куда её переманили с повышением. Карьера шла в гору.
Елена вела счета компании с оборотом в сотни миллионов, получала премии, её ставили в пример молодым сотрудникам. На работе она чувствовала себя человеком. Дома по-разному. Игорь приходил поздно. Сначала это были переговоры, встречи с партнёрами, командировки. Елена понимала, бизнес требует времени. Она ждала его с ужином, который к полуночи остывал и отправлялся в холодильник. Она засыпала одна, просыпалась одна и всё чаще ловила себя на мысли, а замужем ли она вообще. Но потом что-то изменилось, что-то принципиальное. Елена так и не поняла, что именно стало переломным моментом. Может, бизнес начал идти хуже. Она замечала, что Игорь возвращается всё более мрачным, раздражительным. Может, он устал притворяться хорошим мужем,
Может, влияние матери оказалось сильнее, чем его чувства. Но постепенно, капля за каплей, он стал другим человеком. Сначала исчезли комплименты, потом совместные ужины, потом разговоры. К третьему году брака Елена обнаружила, что живёт с незнакомцем, который приходит домой за полночь, пахнет алкоголем и смотрит сквозь неё, как сквозь стекло. Она пыталась поговорить. Однажды вечером, когда он был относительно трезв, она села напротив него и спросила прямо. «Игорь, что происходит? Мы же почти не разговариваем. Ты приходишь и сразу спать. Мы как соседи по квартире». Он поднял на неё глаза, и в них было что-то новое, что-то холодное. «Не выдумывай проблем, Лена. Я устал. Бизнес сложный. Тебе не понять».
«Почему не понять? Я же тоже работаю. Я веду счета компании больше вашей…» «Вот именно!» Он криво усмехнулся. «Веди свои счета. А в мой бизнес не лезь». А потом добавил уже тише, но так, чтобы она слышала. Мать была права. Ты не понимаешь нашего уровня. Их уровня. Елена работала главным бухгалтером в крупной аудиторской фирме получала премии и благодарности. Но для Беляевых она так и осталась девочкой из посёлка, которой повезло выйти замуж выше своего положения. На пятый год брака Игорь переехал в родительский особняк. Не один, вместе с Еленой. Он объяснил это тем, что матери нужна помощь по хозяйству, что большой дом требует присмотра, что так будет экономнее.
«Зачем нам платить за квартиру, если у мамы целый особняк?» — говорил он с видом человека, который делает ей одолжение. «Там места на всех хватит». Елена согласилась, хотя внутренний голос кричал, что это ловушка. Голос оказался прав. В особняке Тамары Ильиничной Елена превратилась в прислугу. Неофициально, конечно, боже упаси. Официально она была невесткой, членом семьи, На практике она вставала в 6 утра, чтобы приготовить завтрак, который свекровь браковала с неизменным комментарием. Ну что ты, как деревенское, пересолила. Или недосолила, или пережарила. Всегда что-то не так. Она стирала, гладила, убирала комнаты, которых в доме было 12. Домработница приходила 3 раза в неделю.
Но почему-то самая тяжёлая и грязная работа всегда доставалась Елене. «Маша не может, у неё спина», — объясняла Тамара Ильинична. «Ты молодая, здоровая. Неужели трудно помочь?» Она выслушивала бесконечные лекции о том, как нужно правильно складывать салфетки, расставлять цветы, принимать гостей. «В нашем кругу так не делают». «Откуда тебе знать? Ты же из посёлка». Учись, пока я жива, а то так и останешься деревенщиной. При этом Елена продолжала работать. Восемь часов в офисе, потом вечер рабства в особняке. Она засыпала за полночь, просыпалась до рассвета, и круги под глазами становились все темнее с каждым месяцем. Игорь не замечал. Или делал вид, что не замечает. Когда Елена однажды пожаловалась ему на усталость,
Он пожал плечами. «А что ты хочешь?» «Мама старая, ей нужна помощь. Ты же женщина, это твоя обязанность». «А твоя обязанность какая?» Он посмотрел на неё с недоумением, будто она спросила что-то абсурдное. «Я зарабатываю деньги, обеспечиваю семью». «Семью». Елена горько усмехнулась про себя. «Какую семью?» Детей у них не было. Тамара Ильинична настаивала, что сначала нужно встать на ноги, а потом время вроде как ушло. Муж жил своей жизнью, она своей. Их брак был фикцией, декорацией, за которой зияла пустота. Была еще Оксана, младшая сестра Игоря, золовка Елены. Тридцатилетняя принцесса, которая ни дня в жизни не работала,
и искренне верила, что мир вращается вокруг её желаний. Высокая блондинка с острым носиком и капризным ртом, она относилась к Елене как к мебели, иногда полезной, чаще раздражающей. Она могла войти в комнату, где Елена пылесосила, и бросить на пол. Грязное платье со словами «Постирай к вечеру мне навстречу». Могла съесть последний кусок торта, который Елена берегла для себя, и удивиться. «А что, это было твоё?» Могла позвонить в три часа ночи с просьбой забрать её из клуба, потому что такси дорого, а ты же всё равно не спишь. Елена стирала, отдавала торт, ехала в клуб. Потому что если не сделает, будет скандал. А скандалы в этом доме всегда заканчивались одинаково.
Тамара Ильинична кричала, Оксана рыдала, Игорь смотрел на жену с молчаливым укором, а Елена чувствовала себя виноватой. Хотя не понимала, в чём именно. «Терпение — женская добродетель», — шептала она себе по ночам, глядя в потолок. «Терпи. Однажды всё изменится». Не менялось. Шли годы. Пять, семь, десять, двенадцать. Елена научилась быть невидимой. Научилась не реагировать на оскорбления, не плакать от обидных слов, не ждать благодарности. Она построила вокруг себя стену и жила за ней, как в крепости. Работа — стена. Книги — стена. Молчание — стена. Но стены имеют свойство рушиться.
Примерно за три года до того злополучного банкета произошло событие, которое Елена тогда восприняла как обычную формальность. Один из тех бессмысленных ритуалов семейной жизни. Обычный вечер, обычный ужин. Тамара Ильинишна ушла в гости к подруге. Оксана укатила на очередное свидание. Елена сидела на кухне с чашкой остывшего чая и думала о том, что завтра нужно сдать отчет по крупному клиенту. Игорь пришел домой раньше обычного, что само по себе было странно. Он был непривычно весел, даже ласков. Налил ей свежего чаю, спросил, как прошел день. Елена напряглась. За 12 лет брака она научилась распознавать эти внезапные приступы доброты. Они всегда что-то означали. «Лен», — он сел рядом, положил руку на ее ладонь. «Тут такое дело. Нужна твоя подпись на паре документов».
Чисто формальность. Что за документы? Да ерунда. Он махнул рукой. Для налоговой. Знаешь, как там всё закручено. Наши юристы говорят, нужны подписи супруги для какого-то вычета. Я сам толком не вникал, там сплошная бюрократия. Он выложил на стол стопку бумаг. Толстую, страниц на 40, а то и больше. Везде стояли жёлтые стикеры с пометкой «Подпись здесь». Елена потянулась к документам, чтобы прочитать. Профессиональная привычка, она никогда не подписывала, ничего не глядя. «Да ладно тебе». Игорь мягко отвёл её руку. «Там же сплошной юридический язык. Ты же знаешь, как они пишут. Специально, чтобы нормальный человек не разобрался». Я сам еле понял. «Курьер через полчаса приедет забрать. Не будем его задерживать». Он смотрел на неё тем самым взглядом.
Тёплым, почти нежным, которого она не видела уже много лет. На секунду ей показалось, что перед ней тот самый Игорь из прошлого, тот, который дарил цветы и строил планы на будущее. И Елена подписала, не читая, не вникая, просто ставя рочерк в указанных местах. Она доверяла мужу. Несмотря на всё, через что они прошли, несмотря на холодность и отстранённость, она ему доверяла. Он был её мужем, человеком, с которым она прожила 12 лет. Не мог же он сделать что-то против неё. Потом она много раз прокручивала этот вечер в голове, анализировала каждую деталь, каждое слово и каждый раз приходила к одному выводу. Она была слепа. Слепа и глупа. Терпение не добродетель. Терпение не добродетель.
Но в тот вечер она просто подписала бумаги, выпила чай и легла спать. А Игорь унёс документы, и больше о них не вспоминали. Ни разу за три года. Время шло своим чередом. Ничего не изменилось. Та же работа, тот же дом, те же унижения. Елена привыкла существовать на автопилоте, выполняя свои обязанности механически, без эмоций. Так было проще, так было безопаснее. А потом Оксана объявила о помолвке. Это случилось за полгода до свадьбы. Семейный ужин, хрусталь и серебро на столе, Тамара Ильинишна во главе как генерал перед парадом. Оксана вплыла в столовую с видом королевы. Новое платье, новая прическа, новый маникюр.
На пальцы сверкало кольцо с бриллиантом размером с виноградину. «Знакомьтесь», — она кивнула на мужчину, который вошёл следом. «Это Артём, мой будущий муж». Артём оказался сыном владельца сети ресторанов. Не миллиардер, но человек состоятельный, с перспективами. Невысокий, полноватый, с залысинами на висках, но при деньгах. Для Оксаны этого было достаточно. Тамара Ильинична расцвела как майская роза. Она обняла Артёма, поцеловала дочь, заказала шампанское. Наконец-то! Наконец-то её девочка нашла достойную партию. Наконец-то в семье будет настоящая свадьба, не та жалкая церемония на 20 человек, которую устроили для этой. Подготовка к свадьбе Оксаны превратилась в эпопею библейского масштаба.
Ресторан, только лучший в городе — «Золотой век». Платье — только от итальянского дизайнера, заказанное через Москву. Гостей — 300 человек, не меньше. Живая музыка, артисты, фейерверк. Цветы — из Голландии. Торт — шесть ярусов. Бюджет рос с каждым днём. Елена, которая по иронии судьбы вела домашнюю бухгалтерию Беляевых, видела, как цифры расходов взлетают в космос. Два миллиона, два с половиной, три. Тамара Ильинична, однажды осмелилась она сказать, «Может, стоит немного сократить расходы? Вот здесь, например, цветы за 400 тысяч». Свекровь посмотрела на неё так, будто Елена предложила зарезать младенца на алтаре. «Сократить?» — переспросила она ледяным тоном.
Это свадьба моей дочери, моей единственной дочери. Не твоя нищенская посиделка на 20 человек, а настоящее торжество для приличных людей. Если ты не понимаешь разницы, это твои проблемы. Елена замолчала, как всегда. Но она продолжала наблюдать, продолжала считать. И то, что она видела, её тревожило. Деньги утекали рекой, на свадьбу, на новую машину для Оксаны, на ремонт особняка, на бесконечные шубы и украшения Тамары Ильиничны. А приходные операции становились всё скуднее. Логистическая компания, которая когда-то была золотой жилой Беляевых, явно переживала не лучшие времена. Платежи задерживались, контракты срывались, а Игорь всё чаще приходил домой мрачнее тучи и напивался в одиночестве в своём кабинете.
Однажды она случайно услышала его разговор с матерью. Елена шла по коридору второго этажа, когда из-за полуприкрытой двери кабинета донеслись голоса. «Приглушённые, взволнованные». «Ещё один кредит», — говорил Игорь. Голос у него был хриплый, усталый. «Под залог склада на Кубанской». «Ты уже заложил склад на Ростовской». Голос Тамары Ильиничны был необычно тревожным. В нём не было привычной стали. И офис, и машины. Что остаётся? Дом. Пауза. Долгая, тяжёлая, как камень. Нет. Голос свекрови дрогнул. Дом нет. Это последнее, что у нас есть. Это наш дом. Я здесь 30 лет живу. Мам, у нас нет выбора.
Игорь, похоже, налил себе выпить, — звякнуло стекло. — Свадьба Оксаны, кредиторы, налоговая. Если мы не закроем дыру до конца года, нас размажут. Понимаешь? Размажут. Нет. Придумай что-то другое, продай машину. Какую машину, мам? Они все в залоге. Все в залоге. Еще одна пауза. Потом голос Тамары Ильиничны. Почти шепот. «А это твоя жена. Она же бухгалтер. Может, она…» «Нет!» Игорь отрезал резко. «Она ничего не знает. И не должна знать. Мы сами разберёмся». Елена тихо отступила в тень. Её сердце колотилось где-то в горле. Она поняла. Беляевы на грани банкротства. Вся их роскошь.
Все эти шубы, машины, драгоценности, пафосные приёмы и презрительные взгляды на беспреданницу — это фасад. Потёмкинская деревня. А за ней зияет чёрная дыра долгов. Первой мыслью было сказать. Прийти к Игорю, признаться, что слышала разговор, предложить помощь. Она же бухгалтер, чёрт возьми. Хороший бухгалтер. Она могла бы проанализировать ситуацию, найти выход, реструктурировать долги. Но что-то её остановило. Может, интуиция, может, инстинкт самосохранения, который она развила за годы жизни в этом доме. А может, те самые документы, которые она подписала три года назад, не читая. Она просто продолжала наблюдать и ждать. Свадьба приближалась неотвратимо, как поезд, несущийся к обрыву.
За месяц до торжества Елена узнала, что её место в списке гостей номер 187. Ни рядом с мужем за главным столом, ни среди родственников, ни даже среди близких друзей семьи. Стол номер 28. В самом дальнем углу зала. Она нашла Игоря в гостиной. «С бокалом коньяка. Это ошибка?» — спросила она, показывая ему распечатку рассадки гостей. Он даже не поднял глаз от телефона. Какая ошибка? Мать так решила. Там сидят дальние родственники и деловые партнёры. Нормальное место. «Игорь, я твоя жена». Елена старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. «Я должна сидеть рядом с тобой. Это же твоя сестра выходит замуж».
Он, наконец, посмотрел на неё. В его взгляде не было ни любви, ни раздражения, только пустота, как будто он смотрел на стену. «Лена, не начинай. У нас и так проблем хватает. Посидишь один вечер в углу, ничего страшного. Тебе что, внимание нужно? Ты же не любишь светские тусовки». Она хотела возразить, хотела сказать, что это унижение, что так не относится к семье, что она заслуживает хотя бы минимального уважения. Но слова застряли в горле. За 12 лет она разучилась их произносить. Ночью она лежала без сна и смотрела в потолок. Рядом храпел Игорь, от него пахло коньяком. Елена думала о своей жизни, о том, как она оказалась здесь, о том, куда делась та девочка с золотой медалью, которая мечтала покорить мир. «Ты не терпила», — вдруг сказал голос внутри. «Не мамин голос».
Её собственный. Ты просто устала. Но ты не терпила. Ты умнее их всех вместе взятых. И однажды они это поймут. Елена усмехнулась в темноте. Красивые слова. Но что они значат? Она ещё не знала, что ответ придёт очень скоро. И придёт он с той стороны, откуда она не ждала. В день свадьбы Елена встала в пять утра. Не потому, что так хотела. Потому что Тамара Ильинична накануне вечером выдала ей список заданий длиной в руку. Проверить, доставлены ли цветы. Убедиться, что платье Оксаны отпарено. Идеально. Созвониться с координатором ресторана. Проконтролировать приезд визажиста. Встретить фотографа. Подготовить подарки для гостей. Елена выполнила всё.
К 11 утра она была выжата, как лимон, но никто этого не заметил. Оксана крутилась перед зеркалом в своём платье за полмиллиона. Белое кружево, длинный шлейф, вышивка жемчугом. Тамара Ильинишна раздавала указания прислуги голосом полководца. Игорь уехал помогать с подготовкой в ресторане, хотя Елена прекрасно знала, что он просто сбежал пить с друзьями жениха. На то, чтобы привести в порядок себя, у Елены осталось полтора часа. Её платье висело в шкафу, скромное, бежевое, сшитое собственными руками. Она работала над ним три недели, урывая по часу-два ночами после работы. Денег на покупку нормального наряда у неё не было. Вся её зарплата уходила в общий семейный котёл. Так решила Тамара Ильинична ещё много лет назад.
— Мы же семья, все общее, — говорила она тогда с приторной улыбкой. А потом эти деньги бесследно исчезали в бездонной яме беляевских расходов. На шубы свекрови, на машины для Игоря, на бесконечные капризы Оксаны. Елена не видела ни копейки из того, что зарабатывала, даже на собственное платье. Она надела платье, посмотрела на себя в зеркало. На нее смотрела худая женщина 34-х лет, с потухшими глазами и морщинками вокруг губ, которых не должно быть в этом возрасте. Она выглядела старше своих лет. Она выглядела уставшей. Она выглядела как человек, который давно забыл, что такое радость. Волосы она убрала в простой пучок. Макияж минимальный, только тушь и блеск для губ.
Украшений не было, все ее немногочисленные побрякушки. Свекровь давно забрала на хранение и так и не вернула. «Ничего», — сказала она своему отражению. «Один вечер. Потерпишь». Терпение. Она осеклась. Слово «добродетель» застряло в горле, как рыбья кость. Она тогда еще не знала, что этот вечер изменит все. Что терпеть больше не придется. что судьба приготовила ей такой подарок, о котором она не смела даже мечтать. Ресторан «Золотой век» сиял огнями так ярко, что у Елены заболели глаза, едва она переступила порог. Это было самое дорогое заведение в Краснодаре, из тех мест, где один салат стоил больше, чем месячная пенсия её родителей.
Хрустальные люстры размером с небольшой автомобиль свисали с потолка, отбрасывая радужные блики на мраморные колонны. Золотая лепнина, бархатные портьеры, живые цветы в напольных вазах — всё кричало о деньгах. Больших деньгах. Елена остановилась у входа, пытаясь справиться с головокружением. Она не ела с утра, не успела. Бегала по поручениям свекрови, потом собиралась в спешке. Теперь желудок сводила от голода, а запахи еды, доносящиеся из зала, только усиливали тошноту. Её никто не встретил. У входа толпились гости. Женщины в вечерних платьях, усыпанных стразами и камнями, мужчины в смокингах с бабочками. Все они знали друг друга, обнимались, целовались в щёки, обменивались комплиментами и сплетнями. Елена прошла мимо них, как призрак. Никто не поздоровался.
Никто даже не посмотрел в её сторону. Она нашла свой столик не сразу. Пришлось пройти через весь огромный зал, лавируя между столами, уворачиваясь от официантов с подносами. Люди оглядывались на неё, но не с интересом, а с недоумением. Кто эта серая мышь в дешёвом платье? Как она вообще сюда попала? Стол номер 28 оказался именно там, где Елена и предполагала. в самом тёмном углу зала, возле распашных дверей кухни. Оттуда тянуло жаром, пахло жареным луком и чем-то горелым. Официанты пробегали мимо каждые 30 секунд, задевая спинку единственного стула. Да, единственного. За этим столом было место только для одного человека. Её посадили одну. Как прокажённую. Как преступницу на скамье подсудимых.
Елена медленно опустилась на стул. Спина сразу стала мокрая от жара, идущего из кухни. Она поправила салфетку, положила руки на колени. Постаралась дышать ровно. «Один вечер», — сказала она себе. «Всего один вечер. Потом ты поедешь домой и ляжешь спать. И забудешь это, как страшный сон». Она посмотрела на главный стол и сказала, возвышавшийся над залом как королевский трон. Тамара Ильинична сидела в центре, сияя, как новогодняя ёлка. На ней было тёмно-синее бархатное платье, расшитое золотом, а на шее, в ушах и на пальцах — столько драгоценностей, что хватило бы на небольшой ювелирный магазин. Она улыбалась, принимала поздравления, величественно кивала гостям. Рядом с ней сидела Оксана.
В своём платье за полмиллиона она выглядела как торт. Много белого, много кружева, много всего. Артём, жених, сидел рядом с видом человека, который не очень понимает, как сюда попал, но решил не сопротивляться. А с другой стороны от Тамары Ильиничной сидел Игорь. Он уже раскраснелся от выпитого, галстук съехал на бок, а громкий смех разносился по залу. Он что-то рассказывал соседям по столу, размахивая руками, и все вокруг хохотали. Он ни разу не посмотрел в сторону стола номер 28. Прошёл час. Тосты сменялись тостами. Гости вставали, говорили красивые слова о любви и счастье, желали молодым детей и достатка.
Звенели бокалы с шампанским, кричали горько. Оркестр играл что-то торжественное. Столы ломились от еды. Елена видела это даже из своего угла. Осетрина, чёрная икра, запечённые перепела, фуа-гра, сырные тарелки, фруктовые корзины. Официанты сновали туда-сюда, унося пустые тарелки и принося новые блюда. Но к столу номер 28 никто не подходил. Елена сидела с пустой тарелкой уже больше часа. Желудок скручивало от голода. Она не ела с вечера предыдущего дня. Утром было некогда, днём тем более. Она думала, что поест на банкете. Глупая. Она пыталась привлечь внимание официантов. Поднимала руку, когда они пробегали мимо. Но они смотрели сквозь неё, будто она была невидимкой.
Один раз она даже окликнула молодого парня с подносом. Он вздрогнул, посмотрел на неё испуганно и быстро скрылся за дверью кухни. Что-то было не так. Это не могло быть случайностью. Мимо пробежала официантка. Молоденькая девушка с большим блюдом рыбной нарезки. Елена, собрав остатки гордости в кулак, тихо окликнула её. «Девушка, простите». «Можно мне хотя бы немного рыбы?» Ко мне никто не подходил уже час. Официантка остановилась. На её лице мелькнуло что-то похожее на сочувствие. «Конечно, извините». Она виновато улыбнулась. «У нас такая зоопарка сегодня». Она потянулась к тарелке Елены, чтобы положить кусочек сёмги. Щипцы уже коснулись рыбы, когда над столом нависла тень.
Тяжёлая рука с силой опустилась на плечо официантки, заставив ту вздрогнуть и выронить щипцы. Они звякнули о тарелку. Резкий, неприятный звук, который, казалось, разнёсся по всему залу. «Не смей». Голос был мужским, хриплым от алкоголя, и Елена узнала его, прежде чем подняла глаза. «Игорь». Он навис над ней, пьяный. с лихорадочным блеском в глазах. Лицо раскраснелось, на лбу выступили капли пота. От него несло коньяком, дорогим, выдержанным, но всё равно отвратительным в таком количестве. И ещё чем-то. Духами. Женскими духами. Сладкими, тяжёлыми. Не её духами. За его спиной маячили двое друзей, те самые, с которыми он пил с утра.
Они ухмылялись, переглядывались, предвкушая представление. Музыка в зале внезапно стихла. Оркестр взял паузу между композициями. В наступившей тишине голос Игоря прозвучал как выстрел. Он схватил пустую тарелку Елены и с размаху швырнул её на пол. Фарфор разлетелся на мелкие осколки, разбрызгивая по натертому паркету хлебные крошки. Единственное, что было на этой тарелке. «Ты что, не поняла своего места?» Он орал. «Не говорил. Орал во всю глотку, брызгая слюной. Его лицо перекосилось от злости, глаза налились кровью. «Куда ты лезешь? Кто тебе разрешил?» Елена вжалась в спинку стула. Лицо залило жаром не от кухни, а от стыда.
Она чувствовала, как сотни глаз поворачиваются в их сторону, как шепот расползается по залу волной. «Игорь», — прошептала она, — «что ты делаешь? Я просто попросила поесть». «Поесть?» Он взвизгнул это слово так, будто она произнесла что-то непристойное, будто она попросила не рыбу, а бриллианты из королевской короны. Потом он развернулся к залу, раскинув руки, работая на публику. Его голос разнёсся под высокими потолками. «Вы посмотрите на неё! Вы только посмотрите! Она пришла сюда жрать!» Где-то за главным столом Тамара Ильинична перестала жевать. Елена видела её лицо даже с такого расстояния, и на нём расцветала довольная хищная ухмылка, как у кошки, которая, наконец, загнала мышь в угол.
Оксана хихикнула, прикрыв рот ладонью. Её подружки-свидетельницы заржали в голос. Игорь шагнул к Елене, наклонился к самому её лицу. Его дыхание обожгло её щёку. Алкоголь, табак, чужие духи. «Ты не часть нашей семьи, Лена», — процедил он сквозь зубы. Каждое слово падало, как камень. «Запомни это раз и навсегда. Ты…» Никто. Пустое место. Ноль. Он выпрямился, окинул её презрительным взглядом с головы до ног. «Ты пришла сюда пожрать на халяву за счёт моей матери?» Это был не вопрос. Это было обвинение. Приговор. И тогда он сплюнул. Не в неё. Рядом с её туфлей. Но намерение было очевидным.
Это был жест презрения, древний как мир, публичное унижение. Клеймо. В зале кто-то охнул. Кто-то нервно засмеялся. Кто-то отвернулся, делая вид, что не видит. Игорь повернулся к официантке, которая стояла рядом, дрожа как осиновый лист, и рявкнул. «Я запрещаю подавать ей еду. Слышишь меня? Запрещаю». Девушка попятилась, чуть не выронив поднос. «Пусть сидит и смотрит, как едят достойные люди». Он снова обращался к залу, наслаждаясь вниманием. «Или пусть валит отсюда. Нам тут нищебродки не нужны». Друзья за его спиной заржали. Громко пожеребячьи. Один из них даже захлопал в ладоши. В зале повисла тишина.
Та особая звенящая тишина, которая бывает, когда 300 человек одновременно затаили дыхание. Никто не вступился. Никто не сказал ни слова в защиту Елены. Гости смотрели на неё, кто с любопытством, кто с брезгливостью, кто с плохо скрываемым злорадством. Елена сидела неподвижно. Она не плакала. Слёзы почему-то не шли. Внутри неё что-то происходило, что-то странное. Та тонкая нить терпения, на которой держались 12 лет её брака, 12 лет унижений, 12 лет молчания, эта нить натянулась до предела и лопнула. Но не так, как лопается что-то хрупкое, не со звоном разбитого стекла, а так, как лопается плотина, за которой годами копилась вода.
Тихо. Неотвратимо. Страшно. Унижение было таким плотным, что им можно было захлебнуться. Но Елена не захлебнулась. Она вдруг почувствовала ясность. Холодную, кристальную ясность. «Это конец», — подумала она отстраненно. «Но это и начало. Что-то должно произойти. Прямо сейчас». Игорь, довольный произведённым эффектом, ухмыльнулся и развернулся, чтобы триумфально вернуться к своему трону за главным столом. Его друзья двинулись следом, похлопывая его по плечу. «Молодец», — показал ей. И тут воздух в зале изменился. Елена почувствовала это раньше, чем увидела.
Будто температура упала на несколько градусов, будто откуда-то потянула холодом, не физическим, а каким-то другим, холодом власти, холодом опасности. Откуда-то из глубины зала, словно материализовавшись из самой темноты, выступил мужчина. Он был высоким, на голову выше большинства присутствующих, широкоплечий, с военной выправкой. Абсолютно седые волосы, аккуратно зачесаны назад, открывая высокий лоб. Лицо жесткое, волевое, с глубокими морщинами у глаз и рта. Не старик, но человек, проживший непростую жизнь. На нем был черный костюм. Не просто дорогой. Тот особый уровень дороговизны, который не кричит о себе, а молча демонстрирует. Такие костюмы не продаются в магазинах. Их шьют на заказ в ателье, где не вывешивают ценники. Потому что если ты спрашиваешь цену, ты не можешь себе это позволить.
Никто из гостей его не знал. Никто не видел, как он вошёл. Он будто возник из ниоткуда или был здесь всё это время невидимый, наблюдающий. Он двигался сквозь толпу, и люди инстинктивно расступались перед ним. Не потому, что он их расталкивал. Потому что от него исходило что-то такое, чему невозможно было сопротивляться. Аура власти. Тихая угроза хищника, обходящего свою территорию. Игорь остановился на полпути к главному столу. Он почувствовал движение за спиной, обернулся и замер с открытым ртом. Седовласый мужчина прошёл мимо него, даже не удостоив взглядом. Как мимо мебели, как мимо пустого места. Он подошёл к столу номер 28.
Елене. Он не смотрел на толпу, не смотрел на застывшего Игоря. Он смотрел только на неё. В его глазах не было жалости, не было сочувствия или возмущения, только холодное расчётливое понимание. И что-то ещё, что-то похожее на узнавание, будто он знал её. будто ждал именно этого момента. Он остановился перед ней и протянул руку. Жест был властным, требовательным и одновременно приглашающим. Рука сильная, с длинными пальцами, на безымянном массивный перстень с чёрным камнем. Елена подняла на него глаза.
Слёзы, которых она не замечала, текли по щекам, но она не всхлипывала, не рыдала, просто смотрела на этого человека, пытаясь понять, кто он и зачем здесь. Незнакомец наклонился к её уху. Его губы почти коснулись её волос. Его голос был тихим, ровным, но в тишине зала каждое слово прозвучало отчётливо, как удар колокола. «Возьми меня за руку», и они подавятся, когда увидят, кто с тобой. Елена замерла. Секунда. Две. Три. Она посмотрела на Игоря. Тот стоял в нескольких метрах с перекошенным лицом, не понимая, что происходит. Она посмотрела на главный стол. Тамара Ильинична медленно поднималась с места. На её лице был ужас. Настоящий, животный ужас.
Её губы шевелились, беззвучно произнося какое-то имя. Она посмотрела на незнакомца, на его протянутую руку, на его спокойное лицо. И она протянула свою руку. Её пальцы, дрожащие, холодные, легли на его ладонь. Ткань рукава была прохладной, гладкой, невесомой, такой, которую не купишь в обычном магазине. Как только она оперлась на него, он мягко, но настойчиво потянул ее вверх. Елена встала. Ее ноги дрожали, но она стояла. Рядом с этим человеком и против всего зала. Незнакомец выпрямился во весь свой немалый рост и обвел зал тяжелым взглядом. Медленно, оценивающе, не пропуская ни одного лица. И тогда…
Это произошло. За главным столом Тамара Ильинична схватилась за горло. Кусок осетрины, который она жевала, застрял у неё в глотке. Она закашлялась, захрипела, глаза выпучились. Рядом с ней Игорь, который тоже что-то жевал, пока бежал обратно к столу, тоже подавился. Он согнулся пополам, хватая ртом воздух, лицо багровело. Буквально. Они буквально подавились, как и обещал незнакомец. Кто-то кинулся им на помощь, кто-то хлопал по спине Тамару Ильиничну, кто-то пытался помочь Игорю. Суета, крики, звон посуды. Но незнакомец не обращал на это внимания. Он все еще держал руку Елены, крепко, уверенно.
— Идем, — коротко бросил он и повел ее вперед, но не к выходу, как она ожидала. Он развернул её и уверенным шагом направился прямо через центр зала, мимо застывших официантов, мимо шепчущихся гостей, мимо опрокинутых стульев и разбитой посуды. Прямо к сцене, где стоял микрофон для тостов. Игорь, наконец, прокашлялся. Его лицо было бордовым, на глазах выступили слёзы. «Эй!» — его голос сорвался на виск. «Ты кто такой? Куда ты её тащишь?» Он рванулся к ним, но незнакомец даже не повернул головы. Он просто щёлкнул пальцами, небрежно, как будто отгоняя муху. И из тени выросли два охранника, огромные, в чёрных костюмах, с каменными лицами и наушниками в ушах.
Они встали на пути Игоря, скрестив руки на груди. «Убери своих горилл!» — заорал Игорь, пытаясь протиснуться между ними. «Ты знаешь, кто я? Я здесь хозяин!» Охранники молчали. Просто стояли. Две скалы, о которые разбивалась вся его ярость. Елена шла рядом с незнакомцем, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Стук её каблуков — и тяжёлый поступь её спутника были единственными звуками в огромном зале. Триста человек молчали, затаив дыхание, глядя на это шествие. Они поднялись на небольшую сцену, где обычно выступали артисты и произносились тосты. Музыкальная группа в страхе отступила, прижавшись к стене. Певица уронила микрофон. Седовласый мужчина подошёл к стойке.
Он всё ещё не отпускал руку Елены, держал её крепко, словно демонстрируя всем присутствующим. «Она со мной. Мы вместе. Против вас». Он поправил микрофон и заговорил. Его голос, усиленный аппаратурой, заполнил каждый уголок ресторана. Низкий, спокойный, но с такой силой, что, казалось, стены вибрируют. «Добрый вечер, дамы и господа». Пауза. Он обвёл взглядом зал, медленно оценивающе, как хозяин осматривает свои владения. «Меня зовут Виктор Коршунов». По залу прошёл шёпот. Волна, цунами. Кто-то из старшего поколения охнул, кто-то выронил бокал. Где-то в глубине зала женщина вскрикнула.
Тамара Ильинична, которая только что откашлялась, побледнела так, что стала похожа на мертвеца. Её лицо, секунду назад багровое от удушья, стало серым, землистым. Она уронила вилку, и та со звоном ударилась о тарелку. «Нет», — прошептала она. Её голос был слышен даже без микрофона, в абсолютной тишине зала. «Нет, это невозможно». Виктор Коршунов. Это имя знал каждый, кто хоть что-то понимал в бизнесе Краснодарского края. Не просто бизнесмен. Легенда. Человек, о котором рассказывали шёпотом, человек, который редко появлялся на публике. Владелец сети ресторанов, включая этот самый «Золотой век».
Владелец отелей, торговых центров, логистических терминалов, человек, чье состояние оценивалось в цифрах с очень большим количеством нулей, и человек, который 30 лет назад был партнером отца Игоря, до того, как Беляева его предали. «Я владелец этого заведения», — продолжил Виктор, глядя прямо в глаза Тамаре Ильинишне. «И я вынужден прервать это веселье». Он произнес слово «веселье», с такой интонацией, что оно прозвучало как ругательство. «Свадьба отменяется. Прямо сейчас». Оксана вскочила с места, опрокинув бокал. Шампанское разлилось по белоснежной скатерти, но она этого не заметила. «Что?» — ее голос сорвался на виск. «Вы не имеете права. Мы заплатили. У нас договор».
Виктор перевел на нее взгляд, и она осеклась будто её ударили. «Нет, милая». Его голос стал жёстким, как лезвие ножа. «Вы не заплатили». Он сделал паузу, давая словам дойти до каждого. Чеки, которые выписала ваша мать, Тамара Ильинична, час назад вернулись из банка. «Недостаточно средств. На ваших счетах пусто». По залу снова прошёл шёпот. Громче. Удивлённее. «Это ложь!» Тамара Ильинична вскочила, хватая за край стола. «Это клевета! Я подам в суд!» Виктор не обратил на нее внимания. Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги и небрежно бросил его на пол сцены. «Вот копия банковской выписки. Можете проверить. Вы банкроты. Полные абсолютные банкроты».
Музыка окончена. Он снова поднял руку Елены выше, так чтобы весь зал видел. «Охрана!» — его голос разнёсся по залу. «Вы видите всех, кто не оплатил вход. Проводите их к выходу». Он сделал паузу и добавил, глядя на Елену. «Эта женщина остаётся. Она единственный человек в этой так называемой семье, у которого есть совесть. и, как выяснится очень скоро, кое-что ещё. Он не договорил, но в его словах было обещание, обещание чего-то большего. Хаос. Другого слова не подобрать. Оксана завизжала, не закричала, а именно завизжала, как резаная.
Она схватила свой свадебный букет, белые розы, лилии, орхидеи и швырнула его прямо в лицо матери. Цветы разлетелись по паркету. «Что значит, денег нет?» — верещала она, топча подолом своё платье за полмиллиона. «Мама, ты обещала. Ты сказала, что всё оплачено. Ты меня опозорила. Перед всем городом. Перед Артёмом». Артём, жених, сидел с открытым ртом. Потом медленно встал, снял с пальца обручальное кольцо и положил его на стол. «Я… Мне нужно позвонить отцу». Пробормотал он и быстрым шагом направился к выходу. «Артём!» — Оксана кинулась за ним. «Подожди, это недоразумение! Артём!» Но он уже скрылся за дверью. Гости вскакивали с мест, роняя стулья.
Кто-то пытался незаметно проскользнуть к выходу, прихватив со стола бутылку дорогого вина. Кто-то кричал, требуя объяснений. Кто-то снимал всё на телефон. Охранники — их было не двое, а человек десять — начали оттеснять гостей к дверям. Вежливо, но настойчиво. — Господа, банкет окончен. Прошу на выход. — Нет, мадам, это имущество ресторана. Положите, пожалуйста. Вдали завыли сирены. Кто-то уже вызвал полицию или она ехала сама. В таких заведениях, как «Золотой век», должников не любили. Виктор сжал локоть Елены и повёл её прочь со сцены. Но ни в зал, ни к выходу, через боковую дверь в служебный коридор.
Они шли по узкому проходу, пахнущему хлоркой и кухонными запахами, мимо испуганных поваров, которые жались к стенам, мимо официантов, застывших с подносами в руках. Шум скандала остался за толстыми стенами, но дрожь в руках Елены не унималась. «Кто вы?» — выдохнула она наконец. «Почему вы это сделали?» «Я вас не знаю. Вы меня не знаете. Зачем?» Виктор не ответил. Он продолжал вести её вперёд, к выходу на задний двор. Они вышли на служебную парковку. Воздух был влажным и тяжёлым, пахло близким дождём и выхлопными газами. Чёрный внедорожник стоял прямо у ступенек. Двигатель уже работал. За рулём сидел ещё один охранник, такой же невозмутимый и каменнолицый.
— Стой! — хриплый, срывающийся вопль заставил Елену вздрогнуть. Из тех же дверей, шатаясь, вывалился Игорь. Он выглядел жалко. Пиджак расстёгнут, рубашка выбилась из брюк, галстук сбился куда-то под мышку. Лицо красное, перекошенное от ярости и алкоголя. Волосы растрепались, на лбу блестел пот. Он увидел Елену рядом с Виктором, и в его глазах вспыхнуло что-то дикое, безумное. «Куда ты собралась?» — заорал он, бросаясь к ней. «Это всё из-за тебя. Ты виновата!» Он ткнул в неё пальцем, как обвинитель на суде. «Ты принесла неудачу. Ты сглазила мою семью. Всё было хорошо, пока ты не открыла свой рот». Елена отшатнулась, ударившись спиной о холодный металл машины.
В глазах мужа она видела не просто злость, настоящее безумие. Ему нужен был козёл отпущения, кто-то, на ком можно выместить весь позор этого вечера. И он выбрал её. «Я столько лет тебя терпел». Он подступал ближе, брызгая слюной. «Мать была права. Ты никто. Деревенщина. Нищебродка». Он замахнулся. Елена видела, как его кулак летит ей в лицо. Видела каждую деталь. Побелевшие костяшки пальцев, обручальное кольцо на безымянном, волоски на тыльной стороне ладони. Время будто замедлилось. Она знала, что не успеет увернуться. Знала, что сейчас будет больно. Но удар не достиг цели. Рука Игоря застыла в воздухе. Огромная ладонь охранника обхватила его запястье, как стальные тиски.
Движение было коротким, скупым, профессиональным. Охранник просто сжал и слегка крутанул. Хруст. Игорь взвыл от боли и рухнул на колени прямо в грязную лужу на асфальте. Масло, вода, окурки — всё это теперь было на его дорогих брюках. «Моя рука!» — завопил он, корчась. «Ты сломал мне руку!» «Не сломал», — спокойно ответил охранник. «Пока». Виктор шагнул вперёд. Он не повысил голос, наоборот, говорил тихо, почти шёпотом. Но от этого его слова звучали ещё страшнее. «Ещё одно движение в её сторону», — произнес он, глядя на Игоря сверху вниз, — «и ты будешь собирать свои зубы сломанными пальцами». Игорь поднял на него глаза, и в них впервые мелькнул страх. Настоящий животный страх.
Он узнал этого человека. Он понял, с кем связался. «Коршунов», — прохрипел он. «Послушай, это всё мать. Я ни при чём. Это она тогда… Заткнись. Одно слово». Но Игорь замолчал, будто ему заклеили рот. Охранник наступил ему ботинком на полу пиджака, пригвоздив к земле. «В машину». скомандовал Виктор Елене. Она послушалась. Открыла дверь, забралась на заднее сидение. Руки всё ещё дрожали, но внутри было странное спокойствие, как после грозы. Дверь захлопнулась, отрезая её от звуков улицы, от воплей Игоря, от сирен вдалеке, от всего этого кошмара. В салоне пахло кожей и дорогим одеколоном.
Мягкий свет приборной панели создавал ощущение нереальности, будто она попала в другой мир. Виктор сел рядом. Машина плавно тронулась. Елена обернулась и посмотрела в заднее стекло. Игорь всё ещё стоял на коленях в луже. Его рот открывался и закрывался, но слов она уже не слышала. У парадного входа ресторана мигали огни полицейских машин. Гости толпились на улице, Кто-то кричал, кто-то плакал. Оксана в своем свадебном платье сидела на ступеньках, размазывая тушь по лицу. Свадьба закончилась, не начавшись. Они ехали молча минут десять, может, пятнадцать. Елена потеряла счет времени. Она смотрела в окно на мелькающие огни ночного Краснодара. Город жил своей жизнью, безразличный к тому, что ее мир только что рухнул.
Силе не рухнул, перевернулся, встал с головы на ноги. Она не знала, что чувствует. Опустошение, освобождение, страх перед будущим, благодарность к этому незнакомцу — всё вместе, смешанное в один странный коктейль. Двенадцать лет. Двенадцать лет унижений, экономии на себе, попыток угодить людям, которые её ненавидели. Всё это сегодня лопнуло, как гнойный нарыв. Больно, мерзко, но… Легче. Определённо легче. «Зачем?» — спросила она, наконец, не поворачиваясь от окна. «Зачем вы это сделали? Вы же меня не знаете». Виктор молчал несколько секунд. Она видела его отражение в тёмном стекле, неподвижное лицо, прищуренные глаза.
«Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь», — произнёс он наконец. «И я знаю их. Очень хорошо знаю». Пауза. Тридцать лет назад Тамара и её покойный муж украли у меня всё. Мою долю в бизнесе, который мы строили вместе, мои деньги, мою репутацию. Они подделали документы, подкупили нужных людей, и вышвырнули меня на улицу. Я начинал с нуля. Дважды терял всё. Но встал. И поклялся, что однажды вернул должок. Он повернулся к ней. «Сегодня я это сделал». Машина затормозила у неприметной круглосуточной кофейни на окраине центра. Здесь не было пафоса, только тихая музыка и запах молотого кофе. Вывеска мигала одной буквой.
Виктор выбрал самый дальний столик, скрытый от посторонних глаз деревянной перегородкой. Официант, пожилой мужчина с усталыми глазами, принёс чайник зелёного чая и две чашки. Виктор налил Елене сам. Его движения были точными, уверенными, без лишней суеты. «Пей», — сказал он. «Тебе нужно успокоиться. А потом мы поговорим». Елена обхватила горячую чашку обеими руками. Тепло медленно проникало в пальцы, в ладони, в запястья. Она сделала глоток. Чай был хорошим, с лёгким цветочным привкусом. «Что вы имели в виду?» — спросила она. «Там, на сцене. Вы сказали, что у меня есть кое-что ещё, помимо совести». Виктор усмехнулся.
Это была не добрая улыбка, хищный оскал акулы, почуявший кровь. «Ты всё ещё думаешь, что ты бедная родственница? Приживалка, которая двенадцать лет жила из милости?» Он достал из внутреннего кармана тонкую кожаную папку и положил её на стол. «Открой». Елена смотрела на папку. Обычная папка, коричневая кожа, золотая застёжка, но от неё будто исходило что-то, какая-то энергия, обещание. Она протянула руку, откинула застёжку, раскрыла папку. Сверху лежал документ с гербовой печатью. Буквы прыгали перед глазами от усталости, от слёз, от волнения. Она моргнула, пытаясь сфокусироваться. Три года назад голос Виктора стал вкрадчивым.
Игорь принёс тебе бумаги. Он сказал, что это формальность. Что-то про налоговый вычет или страховку. Он торопил тебя, говорил, что курьер ждёт. Ты помнишь? Елена нахмурилась. Воспоминание всплыло мутным пятном. Тот вечер. Игорь был непривычно ласков. Налил ей чаю, подсунул стопку бумаг с жёлтыми стикерами «Подпись здесь». Помню. Тихо сказала она. Он сказал это для налоговой. Посмотри, что ты подписала. Елена склонилась над документами. Начала читать. Договор дарения. Акт приема-передачи недвижимого имущества. Решение единственного учредителя о смене собственника. Адреса. Кадастровые номера. Юридические формулировки. Адрес особняка Беляевых.
Юридический адрес компании «Беляев Транс». Склады. Земельные участки. Автопарк. В графе «Собственник» стояло одно имя. Елена Владимировна Беляева. Она подняла на Виктора глаза, широко раскрытые, полные ужаса и непонимания. «Я не понимаю», — прошептала она. «Это ошибка. Почему здесь моё имя?» Виктор подался вперёд. Его серые глаза сверлили её насквозь. Это не ошибка. Это их гениальный план. Он сделал паузу, давая ей время осознать. Три года назад кредиторы начали поджимать Беляевых. Налоговые, банки, частные займы, долги росли как снежный ком. Им грозила конфискация имущества, потеря всего. Он постучал пальцем по столу.
Чтобы спасти активы, им нужно было переписать их на кого-то чистого, на кого-то, кто не вызовет подозрений у налоговой, на кого-то серого, незаметного и безотказного. Пауза. На тебя. Елена смотрела на документы. Буквы расплывались перед глазами. «Они переписали на тебя всё», — продолжал Виктор. «Абсолютно всё. Дом, компанию, склады, машины, всё, что у них было». чтобы спрятать от кредиторов». «Но зачем?» Елена не понимала. «Если они хотели спрятать, зачем отдавать мне?» «Потому что они считали тебя дурой». Виктор произнес это без злости, просто констатируя факт. «Глупой, покорной женой, которая подпишет что угодно и не задаст вопросов.
Они планировали, что ты посидишь на этом имуществе пару лет, пока они решат проблемы с кредиторами, а потом они разведутся с тобой и заставят подписать обратную дарственную. Оставят тебя ни с чем и вышвырнут на улицу». Он откинулся на спинку стула. Но они не успели. «Не успели?» «Нет», — Виктор улыбнулся. «На этот раз почти по-доброму. Они слишком долго тянули, ждали удобного момента. А момент так и не наступил. Сначала были проблемы с бизнесом, Потом свадьба Оксаны. Они все откладывали и откладывали. Он наклонился к ней. «Елена, ты не бедная родственница. Ты не приживалка, которая пришла поесть на халяву». Пауза. «Юридически ты единственная хозяйка всего чем». Владели Беляевы. «Ты владеешь домом, где они спят. Ты владеешь фирмой, где Игорь числится директором».
Ты владеешь даже вилкой, которой твоя свекровь ест свой завтрак. Тишина. Елена смотрела на свою подпись внизу страницы. Та самая подпись, которую она поставила три года назад, мечтая помочь мужу с налогами. Доверяя ему. Веря ему. Теперь эта подпись была чем? Приговором? Оружием? И что мне теперь делать? спросила она. Голос звучал чужим, хриплым, тихим. «Они же… Они меня уничтожат. Вы не знаете Тамару Ильиничну. Она этого не простит». Виктор рассмеялся. Коротко, сухо. Тамара Ильинична сейчас занята тем, что объясняет полиции, почему она заказала банкет на 3 миллиона рублей, имея на счетах ноль.
Ей сейчас не до тебя, поверь». Он положил ладонь на папку. «Я не просто так появился сегодня. Я следил за ними много лет, ждал подходящего момента. И когда узнал про эти документы, он усмехнулся. Скажем так, судьба иногда бывает справедлива». «Откуда вы узнали?» «У меня свои источники». Он не стал уточнять. Важно другое. Сейчас у тебя есть выбор. Какой выбор? Виктор встал, застегнул пиджак. Ты можешь поехать домой. В свой дом. В дом, который по закону принадлежит тебе. И посмотреть им в глаза уже не как жертва, а как хозяйка. Он достал из кармана визитку и положил на стол. Или ты можешь сбежать. Спрятаться.
«Да, тем время перегруппироваться», — он пожал плечами. «Твой выбор». Елена смотрела на визитку. «Простой белый картон, чёрные буквы. Виктор Коршунов. И номер телефона». «Почему вы мне помогаете?» — спросила она. «Месть Беляевам, это понятно. Но зачем вам я?» Виктор помолчал. На его лице впервые Мелькнуло что-то человеческое. Не хищник, не делец, а просто уставший человек. Потому что 30 лет назад я был таким же, как ты. Наивным, доверчивым. Верил, что терпение всё перетрёт. Он покачал головой. Оказалось, что не перетрёт, просто перемелет себя самого.
Он направился к выходу, но у двери остановился. Машина отвезет тебя, куда скажешь. Но подумай о том, что я сказал. Дверь за ним закрылась. Елена осталась одна за столиком. Перед ней остывший чай, папка с документами и визитка незнакомца, который только что перевернул всю ее жизнь. Она посмотрела в окно. На улице начинался дождь. Капли стекали по стеклу, размывая огни города. Двенадцать лет терпения. Двенадцать лет унижений. И теперь вот это. Она взяла папку, прижала груди, встала. «В особняк Беляевых», — сказала она водителю, садясь в машину. «Я еду домой. В свой дом». Машина остановилась у кованых ворот особняка.
Елена сжимала папку с документами так крепко, что побелели костяшки пальцев. Водитель молча ждал, глядя перед собой. Она вышла. Ночной воздух был влажным, пахло дождём и мокрой землёй. В окнах особняка горел свет. Странно, ведь все должны были ещё быть в ресторане, разбираться с полицией. Виктор не пошёл с ней. Он остался в кофейне, дав ей визитку и выбор. Теперь она стояла одна перед домом, который 12 лет считала чужим. А он оказался её. Внедорожник бесшумно развернулся и исчез за поворотом. Елена осталась одна. Она подошла к воротам, достала связку ключей и сумочки. Пальцы слегка дрожали, но уже не от страха, от адреналина, от предвкушения. Ключ вошёл в замок калитки.
Елена повернула его, и ничего не произошло. Она попробовала ещё раз. И ещё. Замок не открывался. Холодное понимание окатило её с головы до ног. Игорь сменил замки. Пока она работала, пока шила своё платье по ночам, пока унижалась на этой проклятой свадьбе, он уже готовился вышвырнуть её. Он даже не планировал пускать её обратно. Новые замки были частью плана. Раньше она села бы прямо здесь, на холодный асфальт, и заплакала. Раньше она стала бы звонить Игорю, умолять, объяснять. Раньше. Но не сейчас. Елена достала телефон и набрала номер круглосуточной службы вскрытия замков. Она видела их рекламу на столбе у остановки, запомнила машинально.
Аварийная служба, слушаю. «Мне нужно попасть в свой дом», — сказала она твёрдым голосом. «Муж сменил замки без моего ведома. Документы на собственность у меня с собой. Адрес Лесная, дом 5». «Лесная, 5?» В голосе диспетчера мелькнуло удивление. «Элитный посёлок, богатые клиенты». «Мастер будет через 20 минут». Она ждала, стоя у ворот. Дождь усилился, капли стекали по волосам, по лицу, по её самодельному платью. Но она не пряталась. Стояла и смотрела на дом. На свой дом. Жёлтый фургон с надписью «Замки 24 на 7» подъехал через 18 минут. Из него выбрался коренастый мужичок лет 50 с ящиком инструментов и фонариком.
Он посвятил на Елену. Мокрую, в скромном платье, без зонта и недоверчиво хмыкнул. «Хозяйка, говорите?» Он окинул взглядом особняк за забором. «Три этажа, колонны, подсветка фасада». «А чего ключи не подходят?» «Муж сменил без моего согласия», — спокойно ответила Елена. «Она раскрыла папку, достала документы». Вот свидетельство о праве собственности. Вот мой паспорт. Сверяйте. Мастер. Взял бумаги, посветил фонариком. Его глаза забегали по строчкам. Адрес, кадастровый номер, имя собственника. Он сверил с паспортом. Посмотрел на Елену. Снова на документы. «Всё чисто», — сказал он наконец.
Недоверие в его голосе сменилось чем-то похожим на уважение. Сейчас откроем, Елена Владимировна. Визг дрели разорвал тишину элитного посёлка. Где-то залаяла собака. В соседнем доме зажглось окно. Любопытные соседи. Через пять минут калитка открылась. Ещё через три — входная дверь особняка. Готово. Мастер убрал инструменты. Замки я вам временные поставил. Завтра лучше вызовите нормальную фирму. Пусть поменяют на хорошие. Елена расплатилась. Наличными. Из заначки, которую прятала на дне сумочки много лет. Мастер уехал. Она переступила порог и закрыла за собой дверь на щеколду. В доме было тепло. Пахло духами. Сладкими, тяжёлыми,
Ни знакомыми, ни её духи, ни духи Тамары Ильиничны, что-то другое, молодое, вызывающее. Елена замерла, прислушиваясь. Тишина. Только тиканье напольных часов в гостиной и отдалённый шум дождя за окнами. Она медленно пошла по мраморному холлу. Её мокрые туфли оставляли следы на полу, и ей было всё равно. Раньше за такое Тамара Ильинична устроила бы скандал. Раньше. Она поднялась по лестнице на второй этаж. Направилась к хозяйской спальне, той, которую они с Игорем делили все эти годы. Хотела забрать свои вещи, документы, уехать в гостиницу до утра. Дверь в спальню была приоткрыта.
Из-за неё пробивался тёплый свет ночника. Елена толкнула дверь и замерла на пороге. На их кровати, на широкой супружеской кровати с шёлковым покрывалом, которое Елена сама выбирала три года назад, сидела женщина. Молодая, лет 25, может, 27. Высокая блондинка с острыми скулами и капризным ртом. Она была в халате, в махровом халате Елены, том самом, который Елена купила себе на премию полгода назад и который так и не успела толком поносить. Женщина лениво листала журнал, болтая ногой в воздухе. На прикроватной тумбочке стоял бокал вина из хрусталя Тамары Ильиничны. Елена узнала ее. Марина. Подруга Оксаны.
Свидетельница на свадьбе — одна из тех хохотушек, которые ржали, когда Игорь унижал её в ресторане. Марина подняла голову. На её лице не было ни страха, ни смущения. Только ленивое удивление и торжествующая ухмылка. «О, явилась!» — протянула она, откладывая журнал. «А я думала, Игорь тебя уже предупредил, что здесь тебе больше делать нечего». Она встала, потянулась демонстративно, по-кошачьи. «Как ты вообще вошла? Замки же поменяли. Взломала?» «Это уголовщина, между прочим». Елена молча смотрела на неё. Марина в её халате, в её спальне, на её кровати.
Пазл сложился мгновенно. Все те вечера, когда Игорь задерживался на работе. Все те выходные, когда он ездил к маме. Чужие духи на его рубашках, сладкие, тяжелые. Вот откуда они. «Что молчишь?» Марина шагнула ближе. В ее голосе звенело превосходство. «Язык проглотило?» Она взяла с тумбочки что-то маленькое и помахала перед лицом Елены. Пластиковая палочка. Тест на беременность. — Видишь? — Марина ткнула ей в лицо две полоски. — Положительный. — Игорь счастлив. — У нас будет ребёнок. — Настоящая семья, понимаешь? — Не то, что с тобой. Пустышка бесплодная. Она хохотнула.
Мы вместе уже два года. Два года, пока ты тут полы мыла и думала, что ты жена. Ну какая ты жена? Ты прислуга. Домработница, которую забыли уволить. Марина подошла вплотную. От неё пахло вином и теми самыми духами. Мы просто ждали, пока юристы подготовят бумаги. Игорь сказал, что ты на днях всё подпишешь. Обратную дарственную, развод. Отказ от претензий. А потом мы тебя вышвырнем. Официально, красиво, по закону. Она оглядела Елену с ног до головы. Мокрое платье, растрёпанные волосы, бледное лицо. Но раз уж ты сама припёрлась, собирай свои тряпки и проваливай. Этот дом теперь мой. И семья у Игоря теперь настоящая.
Она выдержала паузу и добавила Чеканя каждое слово. «А ты — никто. Была никем и сдохнешь никем». Внутри Елены что-то происходило. Но это была не истерика, не слезы, не желание вцепиться этой твари в волосы. Это была ледяная, кристальная ярость, спокойная, как поверхность замерзшего озера. «Твой дом?» — переспросила Елена тихо. «Мой», — самодовольно кивнула Марина, — «и моего ребёнка». «Понятно». Елена достала телефон. На наклейке у входной двери она заметила номер охранного предприятия, которое обслуживало посёлок. Она помнила этот номер, видела его каждый день много лет. И в папке Виктора лежал договор на охрану, на её имя. Она набрала номер.
Служба безопасности «Центурион». Слушаю. «Это Елена Владимировна Беляева», — чётко произнесла она. Адрес — Лесная, дом 5. Номер договора — 784, дробь «Б». Она открыла папку, нашла нужную строчку, сверилась. «Я — собственник. В моём доме находится посторонняя женщина, которая проникла без моего разрешения и угрожает мне». требуя немедленного выезда группы быстрого реагирования. Марина расхохоталась. — Ты кого пугаешь? Охрану? Она всплеснула руками. — Да они Игоря в лицо знают. Они ему честь отдают, когда он мимо проезжает. — Ты совсем с ума сошла, убогая! Елена не ответила.
Она прошла кресло у окна к своему любимому креслу, в котором когда-то читала книги по вечерам, пока Игорь не начал приходить пьяным и орать, что свет ему мешает. Она села, положила папку на колени и стала ждать. «Эй!» — Марина топнула ногой. «Ты что, не слышала? Я сказала, убирайся!» Елена посмотрела на неё спокойно. «У тебя осталось примерно пять минут», — сказала она ровным голосом. «Советую одеться». Марина открыла рот, чтобы ответить какую-то гадость, но тут снизу донёсся шум. Хлопнула дверь, тяжёлые шаги по лестнице. «Марина, малыш, ты здесь?» — голос Игоря. Он ввалился в спальню, всё ещё в том же грязном костюме, с пятнами от лужи на коленях, с безумными глазами. «Представляешь, это тварь!» — начал он и осёкся, увидев Елену в кресле.
Секунду он стоял молча, переваривая. Потом его лицо исказилось от ярости. «Ты?» Он шагнул к ней. «Как ты сюда попала? Я же замки сменил, я же…» «Вызвала мастера», — спокойно ответила Елена. Показала документы на собственность. Он открыл. «Какие документы? Это мой дом!» «Нет». Елена подняла папку. «Это мой дом. Уже три года». Ты сам мне его подарил, помнишь? Когда подсунул бумаги на подпись». Игорь побледнел. Потом побагровел. Потом снова побледнел. «Это… это недоразумение», — забормотал он. «Это временно было. Мы собирались переоформить обратно». Не успели. С улицы донёсся визг тормозов. Хлопнули двери машины. Тяжёлые шаги по дорожке к дому.
Игорь метнулся к окну, отдёрнул штору. Во дворе стоял микроавтобус с надписью «Центурион», и в него выгружались люди в форме, трое, четверо. «Ты вызвала охрану?» Он развернулся к Елене. «Ты спятила? Это мои люди, я им плачу». «Нет», — Елена покачала головой. «Ты им не платишь уже три месяца, я проверила. И договор на моё имя». Внизу загрохотало. Охранники входили в дом. «Служба безопасности!» — разнеслось по холлу. «Кто вызывал?» «Второй этаж!» — крикнула Елена. «Спальня!» Топот по лестнице. В дверях появились три человека в тактической форме. Старший, крепкий мужчина с седыми висками, оглядел комнату, оценивая ситуацию. «Кто здесь Беляева?» «Я». Елена встала. «Вот мой паспорт».
Вот документы на дом. «Эти двое…» — она кивнула на Игоря и Марину. «Находятся здесь без моего разрешения. Прошу удалить их с моей частной собственности». Старший взял документы, сверил с планшетом. «Собственник Беляева Елена Владимировна», — произнес он слух. «Договор на охрану действующий. Оплата…» Он замялся, глянул на Игоря. «Просрочена». «Парни, вы что?» Игорь шагнул к ним, растягивая губы в вымученной улыбке. «Это же я, Игорь. Мы же сто раз виделись. Это моя жена, она просто… Она не в себе. Нервный срыв». «Гражданин», — старший говорил ровно, без эмоций, — «по документам собственник помещения — это женщина. Она требует, чтобы вы покинули территорию. У меня нет оснований ей отказать».
«Да вы охринели!» Игорь сорвался на крик. «Я вам бабки платил!» «Вы нам не платили три месяца!» — отрезал охранник. «И договор оформлен не на вас. Прошу на выход. По-хорошему». Марина, которая всё это время стояла у кровати, вдруг завизжала. «Игорь, сделай что-нибудь! Ты обещал!» Она кинулась к нему, вцепилась в рукав пиджака. «Ты обещал, что всё будет хорошо!» что мы будем жить здесь, что она подпишет бумаги и уйдёт. — Заткнись! — рявкнул Игорь, отпихивая её. Марина отлетела, ударилась спиной о шкаф. Её лицо исказилось от злости и страха. — Гражданочка! — второй охранник обратился к ней. — Вы тоже на выход. И… — он посмотрел на её халат. — Это, похоже, не ваша одежда. Елена кивнула. — Халат мой, пусть снимет.
Марина вытаращила глаза. «Что?» «Это моя вещь. Снимай». «Да пошла ты!» Охранник шагнул к ней. «Гражданочка, не усугубляйте. Чужое имущество — это статья». Марина, красная от унижения, содрала с себя халат и швырнула его на пол. Под халатом было только кружевное белье, дорогое, вызывающее. «Ты за это заплатишь». прошипела она, хватая своё платье, скомканное на стуле. «Игорь тебя уничтожит. Мы тебя по судам затаскаем». «На выход», — повторил охранник. «Их вывели из спальни». Елена слышала, как они спускаются по лестнице. Игорь матерится. Марина что-то верещит про адвокатов и связи. Хлопнула входная дверь. Елена подошла к окну и отдёрнула штору.
На улице начался настоящий ливень. Струи воды хлистали по асфальту, по машинам, по деревьям. В свете фонаря она видела две фигуры у ворот. Игорь в мокрой рубашке, без пиджака, волосы прилипли ко лбу. Он стучал в калитку, что-то кричал, но охранники не открывали. Марина в платье, прилипшем к телу, босиком, потому что туфли остались в доме. Она пыталась натянуть платье пониже, прикрывалась руками от дождя. Охрана не пустила их даже под навес. Они стояли под открытым небом, мокрые, жалкие, беспомощные. Игорь поднял голову и увидел Елену в окне. Их взгляды встретились. Он что-то закричал, а на ней слышала слов за шумом дождя. Но по движению губ поняла, ты пожалеешь. Елена задернула штору.
Она прошла в ванную, включила горячую воду, разделась, встала под душ. Вода смывала с неё этот бесконечный день. Пот, слёзы, грязь с мостовой, унижение, страх. 12 лет. Когда она вышла, завернувшись в полотенце, дождь за окном уже стихал. Она подошла к шкафу, нашла свою старую пижаму. которую прятала на дальней полке, потому что Тамара Ильинична считала её неприличной. Надела. Пижама была мягкой, тёплой, родной. Потом она спустилась на кухню, включила чайник, нашла в шкафу свою любимую кружку, белую, с трещинкой на ручке, которую она прятала, чтобы Оксанин и подруги случайно не разбили. Заварила чай, бросила дольку лимона,
Вернулась в спальню. Выключила верхний свет, оставила только торшер. Тёплый, уютный. Села в кресло у окна, сделала глоток горячего чая и посмотрела вниз. Игоря и Марины у ворот уже не было. Наверное, вызвали такси. Или ушли пешком. Ей было всё равно. Она сидела в своём кресле, в своём доме, пила чай из своей кружки. За окном догорали огни ночного города. Где-то далеко выла сирена. Может, полиция всё ещё разбиралась с хаосом в Золотом веке. Завтра будет много дел. Звонки адвокатам, разговоры с банками, наверняка истерики Тамары Ильиничны и угрозы Игоря. Суды, скандалы, газетные статьи. Но это завтра.
А сейчас тишина, тепло, покой. Елена сделала еще один глоток чая и улыбнулась. Впервые за много лет. По-настоящему. Телефон на тумбочке завибрировал. Сообщение. Она взяла его, посмотрела на экран. Незнакомый номер. Но она уже знала, от кого. «Поздравляю с новосельем. Если понадобится помощь, звони». Елена усмехнулась и отложила телефон. «Помощь ей понадобится, это точно. Но не сегодня. Сегодня она просто будет сидеть здесь, в своём доме, в своей жизни. Свободная». Три дня спустя Елена сидела в кабинете адвоката. Пожилого мужчины с добрыми глазами и железной хваткой, которого порекомендовал Виктор.
— Ситуация интересная, — говорил адвокат, перебирая бумаги. «Документы оформлены безупречно. Дарение добровольное, нотариально заверенное, а спорить практически невозможно». «Они будут пытаться», — сказала Елена. «Конечно, будут», — адвокат улыбнулся. «Но у них нет оснований. Игорь сам всё подписал, сам привёл нотариуса, сам организовал процедуру. Если он скажет, что его заставили или обманули, Ему придётся объяснять, кто и как. А объяснить это, не признавшись в попытке уклонения от налогов и сокрытия имущества от кредиторов, он не сможет. То есть я в безопасности? Юридически — да. Адвокат посерьёзнее. Но вы должны понимать, эти люди будут давить. Эмоционально, морально. Возможно, попытаются запугать. Вам нужно быть готовой.
Елена кивнула. Она была готова. Когда она вышла из офиса, на улице светило солнце. Первый солнечный день после того ливня. Телефон зазвонил. Номер Тамары Ильиничны. Елена несколько секунд смотрела на экран, потом нажала «Ответить». «Слушаю». «Ты…» — голос свекрови срывался на виск. «Ты думаешь, тебе это сойдёт с рук? Ты думаешь, ты победила?» «Да я тебя в порошок сотру! Я тебя по судам затаскаю! Ты у меня на коленях ползать будешь, умолять!» Елена слушала молча. Раньше от этого голоса у неё сжимался желудок. Раньше она начинала оправдываться, извиняться, обещать исправиться. Раньше. «Ты закончила?» — спросила она спокойно, когда Тамара Ильинична замолчала, чтобы набрать воздуха. «Что?»
Я спрашиваю, ты закончила? Потому что у меня дела. Мне нужно вызвать оценщика для склада на Ростовской, того, что в залоге у банка. Хочу посмотреть, можно ли его продать и погасить часть ваших долгов. Ваших, не моих. Тишина в трубке. Ты…» Голос Тамары Ильиничны стал сдавленным. «Ты не посмеешь». «Я собственник», — ответила Елена. Я могу делать с этим имуществом всё, что захочу. Продать, сдать в аренду, снести к чёртовой матери. Моё право. Это наше. Это семейное. Было ваше. Стало моё. По вашей же инициативе, между прочим. Елена помолчала. Знаешь, Тамара Ильинична, я 12 лет слушала, какая я никчёмная. Какая я деревенщина и бесприданница.
«Как мне повезло, что ваш сын на мне женился». Пауза. А теперь оказалось, что у этой деревенщины есть всё. А у вас — ничего. Ирония, правда? Ты… Я перезвоню, когда будет что обсудить. До свидания. Елена нажала отбой. Постояла немного, глядя на телефон. Руки не дрожали, сердце билось ровно. Она улыбнулась и пошла по улице. Навстречу своей новой жизни. Месяц спустя. Елена стояла на балконе особняка и смотрела на закат. Она только что подписала бумаги о продаже компании «Беляев Транс», точнее того, что от неё осталось. Покупатель предложил хорошую цену, достаточную, чтобы закрыть большую часть долгов и оставить себе дом.
Дом она решила сохранить. Не из сентиментальности, из практичности. Большой, ухоженный, в хорошем районе можно жить одной. Можно сдавать часть комнат, можно продать. Позже, когда цены вырастут. Игорь подал на развод на следующий день после той ночи. Елена не возражала. Развод оформили быстро, без дележа имущества, делить было нечего. Всё и так принадлежало ей. Марина, как выяснилось, была беременна не от Игоря. Тест она купила в аптеке и подделала результат. Хотела ускорить процесс, заставить его быстрее избавиться от жены. Когда правда вскрылась, Игорь устроил скандал, и они расстались. Марина уехала к родителям в Ростов. Тамара Ильинична слегла с сердцем.
Врачи говорили «стресс», «нервное истощение». Елена оплатила ей лучшую клинику в городе. Не из милосердия, из расчёта. Мёртвая свекровь принесла бы больше проблем, чем живая. Оксана развелась с Артёмом, который так и не вернулся с той свадьбы. Теперь она жила в маленькой квартире, которую снимала на деньги от продажи своих шуб и украшений. Работу искать не хотела. Ждала, что кто-нибудь снова возьмёт её на содержание. А Елена… Елена была в порядке. Она ушла со старой работы и открыла свою консалтинговую фирму. Клиенты пошли сразу. Репутация хорошего бухгалтера работала лучше любой рекламы. Виктор Куршунов стал одним из первых заказчиков.
И кажется, не только из благодарности. Они иногда ужинали вместе, разговаривали о бизнесе, о жизни, о прошлом. Он рассказал ей свою историю, как начинал с нуля, как поднимался, как падал и поднимался снова. Она рассказала свою. Между ними ничего не было. Пока. Но Елена чувствовала, Это пока может измениться. Когда она будет готова? Когда захочет? А пока — свобода, тишина, покой. Телефон на столе завибрировал. Сообщение от Виктора. Ужин в пятницу? В. Елена улыбнулась и набрала ответ. В. Восемь.
Я выбираю ресторан. Отправила. Потом вернулась на балкон к закату. Город внизу зажигал огни, начиналась новая жизнь. И она собиралась прожить её так, как хочет она сама. Без терпения, без унижений, без оглядки на чужое мнение. Свободная, счастливая. Своя, собственная.
