Ключ не подходил.
Инна стояла на площадке пятого этажа с чемоданом у ног и пыталась понять, что не так. Ключ входил в скважину, но дальше — металл упирался во что-то новое, чужое. Она попробовала ещё раз. Потом ещё. Бесполезно.
Нажала на звонок. За дверью послышались шаги, дверь приоткрылась на цепочку. В узкой щели — лицо Маргариты Павловны. Свекровь смотрела на неё с таким выражением, будто Инна пришла выпрашивать милостыню.
— Ты тут больше не живёшь, — сказала Маргарита Павловна. — Сын тебя бросил.
Инна молча смотрела на неё. Потом спросила:
— Что вы сказали?
— Кирилл всё решил. Поменял замок, я приехала его поддержать. Ты постоянно в разъездах, он устал. Собирайся и уходи.
Дверь захлопнулась. Щелчок замка — громкий, окончательный.
Инна стояла и смотрела на дверь СВОЕЙ квартиры. Той, за которую она платила. Той, документы на которую лежали в её сумке. Достала телефон и набрала номер, не отрывая взгляда от двери.
— Пётр Николаевич? Мне нужна помощь. Срочно.
Юрист приехал через сорок минут с участковым. Инна показала документы — договор купли-продажи на её имя, выписку из реестра. Участковый кивнул, записал что-то в блокнот.
Поднялись. Инна позвонила. Маргарита Павловна открыла не сразу — минуты три шуршало что-то за дверью, потом снова цепочка.
— Что ещё нужно? Я же сказала…
Участковый показал удостоверение.
— Откройте дверь. Вы находитесь в чужой квартире незаконно.
— Какой чужой? Тут мой сын прописан!
— Прописка не даёт права собственности, — сказал Пётр Николаевич. — Откройте добровольно, или вскроем принудительно.
Маргарита Павловна попыталась возразить, но участковый перебил жёстко:
— Сейчас откроете, или я вызову наряд. Решайте.
Цепочка со скрежетом отошла. Дверь распахнулась.
В прихожей пахло чужим — приторным освежителем, который Инна никогда не покупала. На вешалке куртка свекрови, на полке её тапочки. Инна прошла в комнату. На диване помятая подушка в розовых цветочках. На столе грязная посуда, объедки. Маргарита Павловна обустроилась, освоилась.
— Где Кирилл? — спросила Инна.
— На работе, — свекровь скрестила руки на груди. — Вернётся и сам тебе всё скажет.
— Звоните ему. Пусть приезжает.
— Не буду я ему мешать!
— Звоните, — повторил участковый, — или мы сами с ним свяжемся.
Маргарита Павловна поджала губы, достала телефон. Говорила коротко, нервно. Бросила трубку:
— Через двадцать минут будет.
Инна села на край дивана. Маргарита Павловна металась по комнате, что-то бормотала себе под нос, но вслух не говорила. Тишина давила. Участковый стоял у двери, Пётр Николаевич листал какие-то бумаги.
Через пятнадцать минут в замке повернулся ключ.
Кирилл вошёл бледный, со влажным лбом. Взгляд заметался между Инной, матерью, участковым. Открыл рот — но ничего не сказал.
— Объясни, что происходит, — сказала Инна негромко.
Он сглотнул. Посмотрел на мать. Маргарита Павловна шагнула вперёд:
— Кирюша устал от твоих разъездов, понимаешь? Ты зарабатываешь, а он один сидит. Мужчине тяжело, когда жена больше получает. Ты его унижаешь этими командировками, своей пекарней. Он водителем работает, скромно, а ты каждый раз показываешь, кто главный!
Инна не отрывала взгляда от Кирилла.
— Это правда? Ты так думаешь?
Молчание. Он облизнул губы, потёр лицо ладонью.
— Мам, не надо…
— Что «не надо»? — Маргарита Павловна развернулась к нему. — Я неправду говорю? Ты сам мне жаловался, что она тебя не ценит!
— Мам, замолчи, пожалуйста.
— Не замолчу! Скажи ей сам, ты мужик или нет?
Инна встала. Подошла к Кириллу вплотную, он отступил, прижался спиной к стене.
— Кирилл, — произнесла она медленно, глядя ему в глаза, — ты поменял замок в моей квартире?
Он смотрел в пол.
— Ты позвал сюда мать, чтобы она говорила за тебя?
Молчание.
— Кирилл, тебе тридцать семь лет. Скажи хоть слово.
Ничего. Только тяжёлое дыхание и бегающий взгляд.
— Да отстань ты от него! — Маргарита Павловна шагнула между ними. — Кирюша, не слушай её! Мы сейчас уйдём, ты поживёшь у меня, а она пусть сидит тут одна со своими деньгами!
— Гражданка, — участковый поднял руку, — не мешайте. Пусть сам ответит.
Кирилл наконец поднял голову. Попытался улыбнуться — жалко, криво.
— Инна, ну… давай спокойно поговорим? Я не хотел так…
— Ты менял замок или нет?
— Ну… да, но мама посоветовала, сказала, что так правильнее, пока мы не разберёмся…
— Пока мы не разберёмся в чём? — Инна почувствовала, как внутри холодеет. — В том, что эта квартира моя? В том, что я пять лет тебя тянула, пока ты жаловался матери, как тебе тяжело?
Он побледнел.
— Я не жаловался…
— Жаловался! — встрянула Маргарита Павловна. — Не ври сейчас!
Инна медленно обернулась к свекрови.
— Вы собираете вещи и выходите из моей квартиры. Прямо сейчас.
— Как это? А Кирюша?
— Кирилл тоже.
— Что?! — Маргарита Павловна шагнула вперёд, но участковый встал между ними.
— Инна, погоди, — пробормотал Кирилл, — мы же можем всё обсудить…
— Нечего обсуждать, — сказала Инна и почувствовала странное спокойствие. — Ты сделал выбор, когда поменял замок. Когда спрятался за юбку матери. Ты выбрал. Собирайся.
Маргарита Павловна кричала минут десять — что это несправедливо, что Инна разрушает семью, что она мать и имеет право. Пётр Николаевич терпеливо объяснял про право собственника. Участковый добавил, что если не уйдёт добровольно, выведут принудительно.
Свекровь швыряла вещи в сумку с грохотом, хлопала дверцами шкафа. Кирилл стоял в углу и молчал, мял в руках телефон. Инна сидела на диване и смотрела в окно. Внутри ничего не тянуло, не болело — только пустота и облегчение.
Маргарита Павловна вышла в прихожую с набитой сумкой, обернулась на пороге:
— Пожалеешь! Он хороший человек, а ты его не ценила!
Инна подняла на неё взгляд.
— Хороший человек не прячется за чужой спиной, — сказала она тихо. — И не меняет замки в чужих квартирах. Выходите.
Свекровь хотела ответить, но участковый кивнул на дверь. Она вышла, громко топая.
Кирилл собрал рюкзак — куртку, документы, зарядку. Подошёл к Инне, остановился в двух шагах.
— Можно я тебе позже позвоню?
Инна посмотрела на него долго, внимательно. Увидела то, чего не замечала раньше — слабость, инфантильность, готовность переложить ответственность на кого угодно, только не на себя.
— Позвонишь, когда повзрослеешь, — сказала она. — Если это вообще когда-нибудь случится.
Он кивнул, опустил голову и вышел. На площадке уже слышался голос Маргариты Павловны — она что-то говорила, оправдывалась, объясняла. Инна закрыла дверь и повернула ключ. Новый замок — тот, что поставил слесарь, пока свекровь собирала вещи.
Она прошла в комнату, открыла окно настежь. Холодный воздух ворвался внутрь, вытесняя приторный запах чужого освежителя. Собрала со стола грязную посуду, вынесла подушку с розовыми цветочками в мусорный пакет. Стёрла следы чужого присутствия методично, спокойно.
Пётр Николаевич объяснил, как подавать на развод, оставил контакты. Когда ушёл, Инна села на диван и посмотрела на пустую комнату. Тихо. Чисто. Своё.
Она не плакала. Просто сидела и понимала, что пять лет прожила с человеком, который так и не вырос. Который ждал, когда она перестанет быть сильной, вместо того чтобы самому стать опорой.
На следующий день она подала на развод. Кирилл не звонил. Маргарита Павловна прислала сообщение: «Ты пожалеешь. Останешься одна.» Инна удалила, не ответив.
Через неделю собрала его вещи — те, что он не забрал. Сложила в коробки, отвезла к подъезду Маргариты Павловны. Оставила у двери, позвонила и ушла, не дожидаясь.
Ещё через месяц Инна случайно встретила бывшую соседку Маргариты Павловны в магазине. Та рассказала охотно: Кирилл живёт у матери, спит на раскладушке в её однушке, они ссорятся каждый день. Маргарита Павловна жалуется всем подряд, что сын оказался нахлебником, что она не может прохода от него найти, что он целыми днями сидит в телефоне и ничего не делает по дому.
Инна слушала и чувствовала, как внутри распускается что-то лёгкое, почти радостное. Не злорадство — справедливость. Маргарита Павловна мечтала управлять чужой жизнью, а получила на шею великовозрастного ребёнка, которого сама же и воспитала.
Инна поблагодарила соседку и пошла дальше — к своей машине, к своей квартире, к своей жизни. Той, в которой никто не менял замки, не жаловался на её успех и не прятался за чужие спины.
Она просто закрыла дверь. И оказалось, это было проще, чем казалось.
