Анастасия стояла у плиты, в то время как в гостиной, где её шестилетняя дочь Соня пыталась под чутким руководством свекрови, Галины Петровны, пыталась собрать новый пазл — подарок от бабушки, сложную картинку с замком и драконом.
Анастасия вздохнула. Она знала, чем это закончится. Знала по опыту последних нескольких месяцев, с тех пор как Галина Петровна, овдовев, стала проводить с ними гораздо больше времени.
Сначала её визиты были в радость: помощь по дому, прогулки с Соней, горячие пирожки.
Но постепенно что-то пошло не так. Помощь превратилась в контроль, прогулки — в уроки жизни, а пирожки стали казаться платой за «хорошее поведение».
Она подошла к дверям гостиной, прислушиваясь.
— Ну что же ты, Софочка? — голос Галины Петровны был сладким, но в нём сквозила сталь. — Куда эту детальку? Ты же видишь, у дракона чешуя зелёная, а ты суёшь кусок от башни. Не глазками по верхам бегать нужно, а думать.
— Я думаю, бабушка, — тихо ответила Соня.
Голосок у девочки был тонкий, певучий, но сейчас в нём слышалась лишь неуверенность.
— Думаешь? — Галина Петровна фыркнула. — Мне бы твои мысли. Вот я в твои годы уже и Шекспира в оригинале читала, и задачи по геометрии щёлкала. А ты пазл собрать не можешь. Руки-крюки, прямо как у твоей мамы. Ничего, научим. Настойчивости тебе не занимать.
Анастасия сжала кулаки. Это «прямо как у твоей мамы» резало её по живому. Она вошла в гостиную, стараясь, чтобы её лицо выражало спокойствие.
— Как успехи, дочки? — спросила женщина, подходя к ковру, где они сидели.
— Мама, смотри! — Соня попыталась улыбнуться, но её нижняя губа уже предательски подрагивала. — У меня почти получился дракон.
— «Почти» не считается, — парировала Галина Петровна, не глядя на невестку. — Или получилось, или нет. Третьего не дано. Анастасия, ты бы лучше ей платье сменила. Сидит на полу, вся перемажется. Опять стирать придётся.
— Ничего страшного, — сквозь зубы проговорила Анастасия. — Главное, чтобы процесс был в радость.
— Радость? — бабушка подняла бровь. — Радость — это когда есть результат. А так — одно баловство. В жизни надо быть целеустремлённой, а не витать в облаках. Вся в меня, кстати, целеустремлённая. Меня отец, твой прадед, Соня, всегда говорил: «Галя, либо делай хорошо, либо не делай вовсе». Вот это и есть правильный подход.
Соня потянулась за очередной деталью, но её пальчики задрожали, и она уронила несколько уже собранных фрагментов. Картинка рассыпалась.
— Ну вот! — в голосе Галины Петровны прозвучало торжество. — Всё коту под хвост из-за твоей неаккуратности. Ничего нельзя доверить. Бестолковая совсем.
Слово «бестолковое» повисло в воздухе, и глаза Сони наполнились слезами. Маленькое личико исказилось от обиды и отчаяния.
— Галина Петровна, пожалуйста, не надо так говорить, — тихо, но твёрдо начала Анастасия.
— А что я такого сказала? — свекровь широко раскрыла глаза, изображая невинность. — Констатация факта. Неуклюжая и рассеянная. Всё как с той аппликацией в саду, помнишь, Сонь? Цветочек кривой получился, потому что ты слушать не умеешь, как тебя учат. Всё сама да сама. Упрямая… тоже в свою мать…
Соня больше не могла сдерживаться. Тихие всхлипы переросли в рыдания. Она плакала так, словно её мир рухнул — из-за развалившегося пазла, из-за кривого цветочка, из-за того, что она «бестолковая» и «вся в маму».
— Ну вот, истерику закатила, — с лёгким брезгливым вздохом заключила Галина Петровна. — Воспитывать надо, Анастасия. Ты её совсем запустила. Баловством одним занимаетесь. Пора бы и строгость проявить.
Анастасия не слушала. Она опустилась на колени перед дочерью и обняла её. Тельце Сони мелко тряслось.
— Всё хорошо, солнышко, всё хорошо, — шептала она, гладя её по волосам. — Ничего страшного. Мы соберём его вместе, хорошо? Мама поможет.
— Не хочу я твой пазл! — выкрикнула Соня, отталкивая коробку. — Ничего не хочу! Я бестолковая! Я плохая!
Сердце Анастасии разрывалось от боли и жалости. Она подняла дочь на руки — Соня прижалась к её плечу, заливая его слезами.
Анастасия повернулась к свекрови. Внутренняя дрожь, которую она пыталась подавить, прорвалась наружу голосом.
— Выйдем, поговорим, — сказала невестка Галине Петровне, не скрывая более своего гнева.
Та, удивлённо подняв брови, с достоинством поднялась с кресла и проследовала за ней на кухню.
Анастасия усадила Соню в комнате, дала ей любимого плюшевого мишку и, закрыв дверь, вернулась на кухню.
— Я больше не потерплю, — начала она, едва дверь на кухню закрылась. — Я не потерплю того, чтобы вы унижали мою дочь.
— Я унижаю? — Галина Петровна села за стол, принимая позу оскорблённой невинности. — Я её воспитываю! Готовлю к жизни! Жизнь, Настя, не розовые сопли и не танцующие пылинки за окном. Она жестока. И если ребёнку с детства не указывать на его ошибки, он вырастет неженкой, не способной ни на что.
— Указывать на ошибки — это одно. А называть её бестолковой, неуклюжей, постоянно сравнивать со мной в таком контексте — это другое! Вы доводите её до слёз и ломаете психику!
— Ой, какая драма! — Галина Петровна махнула рукой. — Поплакала — и прошло. Нервы закаляет. А что до тебя… Ну, прости, дорогая, но ты сама не блещешь организованностью. Квартира у вас вечно в беспорядке, ужин не вовремя, на работу ты опоздала, на той неделе, как я знаю. Ребёнок это всё впитывает. Я просто пытаюсь компенсировать твои… пробелы в воспитании.
Анастасия почувствовала, как её охватывает ярость. Эти слова были классикой для Галины Петровны — ударить по самому больному, прикрываясь благими намерениями.
— Мои пробелы — это моё дело! — крикнула она. — Соня — мой ребёнок! И я не позволю вам внушать ей, что она хуже других и что она что-то делает не так! Она ребёнок и имеет право на ошибки, на то, чтобы быть неидеальной!
— В нашей семье не было права на ошибку, — холодно сказала Галина Петровна. — И ничего, все выросли сильными и самостоятельными. Артём, посмотри, какой ответственный, карьеру сделал. А почему? Потому что я с него спрашивала, а не сюсюкалась.
— Артём вырос ответственным, но он до сих пор боится вас! — вырвалось у Анастасии. — Он не может вам перечить, он ищет вашего одобрения в каждом шаге! Это та цель воспитания? Вырастить успешного, но несчастного человека?
— Несчастного? Мой сын несчастен? — Галина Петровна встала, её глаза сверкнули. — Это ты его делаешь несчастной своей ветреностью и необязательностью! Он устаёт на работе, а тут ещё и дома покоя нет. И дочь растёт такой же бестолковой…
— Замолчите! — голос Анастасии сорвался.
Она впервые за все годы разговоров со свекровью повысила голос до такого уровня.
— Ещё одно слово. Ещё одно слово про бестолковую, и вы больше не переступите порог этого дома. Я вам запрещу видеться с Соней. Клянусь!
На кухне воцарилась тишина. Галина Петровна, бледная, смотрела на невестку с настоящим изумлением.
Она не ожидала такого отпора. Анастасия, вся дрожа, стояла напротив, чувствуя, как адреналин пульсирует в висках.
В этот момент на кухню вошёл Артём. Он слышал крики из прихожей. Лицо его было усталым и озабоченным.
— Что здесь происходит? — спросил он, оглядывая женщин. — Я ещё на лестнице услышал. Где Соня?
— Соня, — с трудом выговорила Анастасия, не отводя взгляда от свекрови, — у себя в комнате рыдает. Твоя мама снова довела её до истерики. Снова сказала, что она бестолковая, и что она такая же, как я.
Артём вздохнул и устало провёл рукой по лицу. Эта сцена была уже не новой.
— Мама, опять? — в его голосе прозвучало скорее раздражение, чем удивление. — Мы же говорили.
— Говорили, говорили! — вспыхнула Галина Петровна, переведя огонь на сына. — А ты что делаешь? Позволяешь жене так разговаривать с матерью? Угрожать мне? Говорить, что я не увижу внучку? Это что за безобразие?
Артём посмотрел на Анастасию. Она увидела в его глазах привычную растерянность, разрыв между женой и матерью.
— Настя, может, не надо было… — начал он.
— Нет, Артём, надо! — перебила его женщина. — Я больше не могу. Я каждый день вижу, как она калечит нашу дочь. Соня стала бояться браться за что-то новое. Она перед тем, как нарисовать линию, десять раз спросит: «А так правильно?» Она плачет из-за любой мелочи, потому что боится услышать, что она бестолковая. Я не позволю этому продолжаться. Или ты сейчас на моей стороне, на стороне своей дочери, или… или я сама что-нибудь придумаю.
Артём замер. Он посмотрел на мать — строгую, непреклонную, с каменным лицом, а потом на жену — измученную, плачущую, но полную решимости.
Мужчина услышал тихие всхлипы из комнаты дочери и понял, что пора это прекращать.
— Мама, — сказал он тихо, но очень чётко. — Уйди, пожалуйста.
Галина Петровна от удивления подпрыгнула на месте.
— Что?! Артём! Ты выгоняешь меня?
— Я прошу тебя уйти. Сейчас не время для разговоров. Все на нервах. Насте, Соне и мне нужно успокоиться. А то, что ты делаешь… это неправильно. Я многое позволял, потому что ты моя мать. Но моя дочь — важнее. Её психическое здоровье — важнее.
Лицо Галины Петровны исказилось от обиды и гнева. Она молча схватила свою сумку, не глядя ни на кого, и вышла из кухни.
Хлопок входной двери прозвучал как глухой стук. Анастасия опустилась на стул, обессиленно закрыв лицо руками.
— Прости, — прошептал Артем. — Я должен был раньше это прекратить.
— Не «должен был», — выдохнула она. — Ты должен был сейчас, и ты это сделал.
Она поднялась и пошла в комнату к Соне. Девочка сидела на кровати, прижимая к себе мишку, и тихо плакала.
— Сонечка, — тихо позвала Анастасия, садясь рядом.
— Она права, мама? — дрожащим голоском спросила девочка, не глядя на неё. — Я правда бестолковая? И ты такая же?
Анастасия взяла её лицо в свои ладони, заставив поднять на себя глаза.
— Нет, моя радость. Ни ты, ни я — мы не бестолковые. Мы с тобой — другие. Мы — творческие. Мы — чувствительные. Мы сначала видим красивый лучик за окном, а потом уже пазл. И это не плохо. Это делает нас такими, какие мы есть. Бабушка… бабушка просто другая. Она считает, что главное — это результат. А я считаю, что главное — это ты, твои чувства, твои эмоции, а ты — самая лучшая, самая умная и самая талантливая девочка на свете. И пазлы мы соберём.
Соня смотрела на неё широкими, полными слёз глазами. Потом кивнула и снова прижалась к ней.
— Я не хочу, чтобы бабушка приходила, — прошептала она.
— Мы с папой с этим разберёмся, — пообещала Анастасия, гладя её по волосам.
Она сидела так долго, пока дыхание Сони не стало ровным и спокойным. Когда девочка уснула, Анастасия вышла из комнаты. Артём стоял в коридоре, прислонившись к стене.
— Я поговорю с ней серьёзно, — сказал мужчина. — Объясню, что либо она меняет своё поведение, либо видеться с Соней будет только в нашем присутствии и на наших условиях.
— Нет, — Анастасия покачала головой. — Галина Петровна и при нас ведет себя… ну ты сам видел…
— Что ты предлагаешь? — мужчина вопросительно посмотрел на жену.
— Соня не хочет ее больше видеть, — коротко проговорила Анастасия. — Я считаю, что мы имеем на это полное право.
Артем тяжело вздохнул и кивнул, понимая, что теперь не удастся угодить сразу всем.
