Свекровь выбросила все мои продукты из холодильника, а на их месте оставила записку: «Теперь будем питаться правильно!»
Ольга открыла дверцу холодильника и застыла. Её рука, протянутая за привычным утренним йогуртом, зависла в воздухе. Полки были пусты. Нет, не совсем пусты — на них стояли какие-то стеклянные банки с мутноватой жидкостью, пучки зелени в контейнерах и аккуратная записка, приклеенная к средней полке: «Дорогая Оленька! Я позаботилась о нашем здоровье. Теперь будем питаться правильно! С любовью, мама Валя.»
Ольга медленно закрыла холодильник. Открыла снова. Картина не изменилась. Её творог исчез. Сыр, который она собиралась использовать для запеканки, испарился. Куриная грудка, размороженная с вечера для ужина, пропала. Даже детские йогурты Маши — те самые, с малиной, которые дочка обожала, — растворились в воздухе. Вместо них стояли банки с чем-то зелёным и надписями «Спирулина», «Хлорелла», «Ростки пшеницы».
Валентина Петровна, свекровь Ольги, появилась на пороге кухни как по команде. Она была одета в спортивный костюм бирюзового цвета, волосы убраны в тугой пучок, на лице — довольная улыбка человека, совершившего благое дело.
— Доброе утро, Оленька! Видела мой сюрприз? Я всю ночь занималась. Вычистила весь этот пищевой мусор. Ты даже представить не можешь, сколько там было вредных продуктов!
Ольга повернулась к свекрови. Внутри неё закипало что-то горячее и липкое, но она сдержалась. Они жили вместе уже полгода, с тех пор как у Валентины Петровны «случайно» прорвало трубу в квартире, и она «временно» переехала к ним. Временно затянулось. И с каждым днём свекровь чувствовала себя здесь всё более хозяйкой.
— Валентина Петровна, — Ольга старалась говорить спокойно, — где продукты, которые были в холодильнике?
— Я же говорю, выбросила! — свекровь махнула рукой, словно речь шла о старых газетах. — Ольга, ну ты же умная женщина. Неужели ты не понимаешь, что творог и йогурты — это сплошная химия? А мясо? Это же яд! Я вчера посмотрела передачу по телевизору, там профессор говорил, что все болезни от неправильного питания. И я решила — всё, хватит! Будем питаться осознанно!
Ольга открыла морозильную камеру. Пусто. Даже замороженные овощи, которые она держала для быстрого ужина, исчезли. Пельмени для Маши — пропали. Мороженое — испарилось.
— Вы выбросили ВСЁ? — голос Ольги дрожал.
— Не выбросила, а освободила пространство от негатива, — поправила свекровь, усаживаясь за стол. — Знаешь, сколько это стоило мне сил? Я до трёх ночи разбиралась! Зато теперь у нас будет здоровая семья. Вот, я уже приготовила нам завтрак!
Валентина Петровна достала из холодильника стеклянную банку с мутно-зелёной жидкостью и налила её в три стакана.
— Это смузи из сельдерея, шпината и спирулины. Очень полезно! Маша обрадуется!
Ольга посмотрела на стаканы с болотного цвета содержимым. Потом на свекровь. Потом снова на стаканы. Внутри неё что-то оборвалось.
— Валентина Петровна, — она говорила тихо, но каждое слово было как удар, — вы выбросили продукты, за которые я заплатила свои деньги. Вы не спросили меня. Вы решили за меня, чем кормить мою дочь. В моём доме. В моём холодильнике.
Свекровь удивлённо подняла брови.
— Оленька, ну что ты так нервничаешь? Я же для вас старалась! И какой такой «твой дом»? Мы же семья, всё общее. Игорь — мой сын, значит, и квартира тоже как бы моя. Ты что, жадничаешь?
Ольга почувствовала, как внутри закипает. Она открыла было рот, чтобы ответить, но тут в кухню вошёл Игорь, её муж. Он был сонный, растрёпанный, в старой футболке и треках.
— Что здесь происходит? — пробормотал он, почёсывая затылок. — Мама, ты чего так рано?
— Игорёк, иди сюда! — свекровь просияла. — Я сделала нам полезный завтрак! Смотри, какой красивый цвет!
Игорь посмотрел на стаканы и скривился.
— Мам, это что?
— Спирулина с сельдереем! Очень полезно!
— Мам, я не буду это пить, — Игорь открыл холодильник, явно в поисках чего-то нормального. Его лицо вытянулось. — А где вся еда?
— Игорюша, я же объяснила Ольге! Я всё вычистила. Теперь мы будем питаться правильно!
Игорь молча закрыл холодильник. Повернулся к Ольге, потом к матери.
— Мам, но ты же не можешь просто взять и выбросить наши продукты…
— Почему не могу? — свекровь выпрямилась. — Я мать. Я забочусь о здоровье своего сына и внучки. Или ты хочешь, чтобы Машенька заболела от этой химии?
Ольга ждала. Она смотрела на мужа и ждала, что он скажет матери правду — что она перешла все границы, что это их дом, их продукты, их жизнь. Но Игорь только вздохнул.
— Ладно, мам, но в следующий раз сначала посоветуйся…
— В следующий раз? — Ольга не выдержала. — Игорь, ты серьёзно?
— Оль, ну она же не со зла, — пробормотал он. — Просто переживает за нас.
Валентина Петровна победно улыбнулась и покровительственно похлопала невестку по руке.
— Вот видишь, Оленька, Игорь меня понимает. Не злись, родная. Это всё для вашего блага.
Ольга отвела взгляд от мужа. Она чувствовала, как внутри растёт холодная, твёрдая решимость. Хорошо. Если свекровь считает, что может распоряжаться в её доме, как хочет, то и она может. Если Игорь не видит проблемы, то она покажет ему.
Она молча вышла из кухни, прошла в гостиную. На диване, аккуратно сложенный стопкой, лежал комплект полотенец Валентины Петровны — махровые, дорогие, турецкие, которыми свекровь очень гордилась. Рядом стояли её комнатные тапочки из натуральной овчины, за которые она отдала целое состояние. На журнальном столике — её любимая фарфоровая чашка с позолотой, из которой она каждое утро пила чай с травами.
Ольга взяла полотенца. Потом тапочки. Потом чашку. Игорь и свекровь проводили её удивлёнными взглядами, когда она прошла мимо них к входной двери.
— Оль, ты куда? — спросил Игорь.
Она не ответила. Открыла дверь, вышла на лестничную площадку и аккуратно сложила всё у мусоропровода. Полотенца — стопкой. Тапочки — рядом. Чашку — сверху, на самое видное место.
Когда она вернулась, Валентина Петровна уже стояла в прихожей с побелевшим лицом.
— Что ты сделала? Где мои вещи?
— Я освободила пространство от лишнего, — спокойно ответила Ольга, копируя интонацию свекрови. — Эти вещи создавали негативные вибрации в нашей квартире. Я позаботилась о чистоте нашего дома.
— Ты… ты выбросила мои полотенца?! Мои тапочки?! Чашку?!
— Я не выбросила, я освободила от них пространство, — Ольга смотрела свекрови прямо в глаза. — Разве это не то же самое, что вы сделали с моими продуктами?
Валентина Петровна открыла рот, закрыла, снова открыла. Её лицо из белого стало красным.
— Игорь! Ты видишь, что творит твоя жена?! Она сошла с ума!
Игорь стоял посередине прихожей, растерянно переводя взгляд с матери на жену.
— Оль, ну это же перебор…
— Перебор? — Ольга повернулась к нему. — Твоя мать выбросила продуктов на пять тысяч. Пять тысяч, Игорь! Которые я заработала! И ты говоришь «посоветуйся в следующий раз»? А я что сделала? Вынесла вещей на три тысячи. Я ещё должна ей.
— Но это же совсем другое! — завизжала свекровь. — Это мои личные вещи!
— А продукты были моими личными деньгами, — отрезала Ольга. — Валентина Петровна, вы решили, что можете распоряжаться тем, что куплено на мои деньги? Прекрасно. Тогда и я могу распоряжаться тем, что лежит в моей квартире. Или это работает только в одну сторону?
Свекровь схватилась за сердце.
— Игорь, у меня давление поднимается! Видишь, до чего она меня довела?!
Но Игорь молчал. Ольга видела, как в его голове медленно, очень медленно начинает что-то складываться. Она подождала. Потом спокойно добавила:
— Кстати, я ещё не закончила. В холодильнике стоят банки с вашими суперфудами. Если они не исчезнут к вечеру, вместе с этими стаканами зелёного месива, то на лестничной площадке окажутся ваши книги по здоровому питанию. Потом — ваш йога-коврик. Потом — ваша курильница с благовониями. Я тоже умею очищать пространство. И я буду это делать каждый раз, когда вы будете распоряжаться моими вещами без спроса.
Наступила гробовая тишина. Валентина Петровна смотрела на невестку так, словно видела её впервые. В её глазах был шок, обида, непонимание и — впервые за полгода — что-то похожее на уважение, смешанное со страхом.
— Ты… ты не посмеешь, — прошептала свекровь.
— Посмею, — Ольга говорила тихо, но твёрдо. — Потому что это мой дом. Я здесь хозяйка. Не вы. И пока вы живёте здесь временно, по моей доброте, вы будете соблюдать правила. Моего дома. Мои правила.
Она повернулась к мужу.
— Игорь, твоя мать может остаться. Но только если она поймёт простую вещь: это не её квартира. Она здесь гостья. И гости не выбрасывают хозяйские продукты. Гости не устанавливают свои порядки. Гости не решают, чем кормить чужого ребёнка. Если твоя мать хочет питаться спирулиной — пожалуйста, пусть покупает её на свои деньги и ест сколько влезет. Но она не трогает то, что купила я. Понятно?
Игорь медленно кивнул. Он выглядел ошарашенным, но в его глазах появилось что-то новое — понимание.
— Мам, — он повернулся к Валентине Петровне, — наверное, Оля права. Ты действительно перегнула палку.
— Что?! — свекровь не поверила своим ушам. — Игорь, ты на её стороне?!
— Мам, она моя жена. И это её квартира, она платила за неё. Ты… ты правда выбросила все продукты, даже не спросив. Это неправильно.
Валентина Петровна посмотрела на сына, потом на невестку. Её лицо медленно меняло выражение с гневного на обиженное, потом на растерянное. Она поняла, что проиграла.
— Хорошо, — процедила она сквозь зубы. — Я поняла. Я здесь лишняя. Я вам мешаю. Я только хотела помочь, позаботиться, а вы… вы меня выгоняете.
— Никто вас не выгоняет, — Ольга устало вздохнула. — Валентина Петровна, просто уважайте чужие границы. Это всё. Живите с нами, но не пытайтесь перекроить нашу жизнь под себя.
Свекровь молча развернулась и пошла в свою комнату. Дверь она закрыла тихо, но это было красноречивее любого хлопка.
Ольга посмотрела на мужа.
— Она обидится.
— Пусть, — Игорь неожиданно улыбнулся. — Оль, прости. Я был слепым. Мама действительно… она зашла слишком далеко. Я просто не хотел конфликтов, вот и закрывал глаза.
— А я не могла больше закрывать, — Ольга подошла к нему, обняла. — Понимаешь, она каждый день что-то такое делала. То моё место за столом занимала, то перекладывала мои вещи, то Маше говорила, что я неправильно её воспитываю. Я терпела. Но холодильник — это последняя капля.
Игорь крепко прижал жену к себе.
— Больше не будешь терпеть. Обещаю.
Вечером Валентина Петровна молча убрала из холодильника свои банки со спирулиной и зелёным смузи. Она не извинилась. Но на следующее утро, когда Ольга открыла холодильник, там стояли новые пакеты с творогом, йогуртами и куриной грудкой. На верхней полке лежала записка: «Извини. Валя.»
Ольга взяла записку, перечитала её несколько раз. Это было не полноценное извинение, но это было признание ошибки. Это было начало.
Она сложила записку и убрала её в карман. Потом достала йогурт, открыла его и с наслаждением съела. Обычный, простой, химический йогурт с малиной. Он показался ей самым вкусным завтраком за последние полгода.
Когда свекровь вышла на кухню, Ольга кивнула ей.
— Спасибо за продукты.
Валентина Петровна пожала плечами.
— Ничего. Я… я погорячилась вчера. Просто хотела как лучше.
— Знаю, — Ольга налила свекрови чай. — Валентина Петровна, давайте договоримся. Вы можете питаться как хотите. Можете покупать себе любые суперфуды. Но мы с Игорем и Машей будем есть то, что нам нравится. И никто никому не навязывает свои взгляды. Договорились?
Свекровь помолчала, потом кивнула.
— Договорились.
Она взяла чашку, отпила глоток и добавила, не глядя на невестку:
— А полотенца и тапочки ты всё-таки зря выбросила. Они дорогие были.
Ольга усмехнулась.
— А вы зря выбросили мой сыр. Он был импортный.
Валентина Петровна фыркнула, но в уголках её губ дрогнула улыбка.
— Ладно. Квиты.
— Квиты, — согласилась Ольга.
И впервые за полгода они посмотрели друг на друга не как враги, а как два человека, которые просто учатся жить под одной крышей. Это было трудно. Это было неудобно. Но теперь у них были правила. И границы.
А через неделю Ольга обнаружила, что Валентина Петровна втихаря подложила ей в сумку упаковку дорогого зелёного чая.
— Это не спирулина, — буркнула свекровь, заметив удивлённый взгляд невестки. — Просто чай. Обычный. Но полезный. Попробуй, может понравится.
Ольга попробовала. Чай действительно оказался вкусным.
Мир был заключён. Негласный, хрупкий, но настоящий. И обе женщины понимали: чтобы этот мир сохранился, нужно уважать чужие границы. Всегда. Даже когда очень хочется «позаботиться».
