Екатерина Андреевна проснулась от того, что кто-то настойчиво давил на дверной звонок, будто проверял: выдержит ли кнопка давление человеческой наглости. Время на телефоне показывало 08:27 — час, когда приличные люди обычно пьют кофе, а неприличные пытаются забрать чужое.
Она медленно поднялась, поправила халат, который видел и лучшие времена, и худшие, и Павловы «я задержусь на работе». И, не торопясь, пошла к двери. Внутри у неё было спокойствие, та самая ледяная вода, которая заполняет сосуды после предательства. Она знала: если кто-то с утра ломится — это не к добру.
Когда она открыла дверь, на пороге стояла девушка с аккуратно собранным хвостом, в дорогом пальто, с портфелем «я умею стоить дорого» и выражением лица: «я профессионал, и вы мне тут не помешаете». Екатерина Андреевна подумала, что в другой жизни, возможно, оценила бы эту уверенность. Но в этой жизни — нет.
— Вы Екатерина Андреевна? — спросила девушка, подтягивая улыбку, которую, кажется, репетировали перед зеркалом.
— А вы, я надеюсь, не очередной продавец волшебных кастрюль? — сухо ответила Екатерина, опираясь рукой о дверной косяк. — Они у меня уже есть, и в отличие от людей — не предают.
Девушка моргнула.
— Я адвокат Павла Сергеевича… Алина Ветрова, — сказала она, протягивая визитку так, словно вручала повестку судьбы.
Екатерина визитку не взяла.
— Адвокат? Вот оно что… — проговорила она, иронично приподняв бровь. — Значит, моему бывшему хватило мужества отправить вместо себя вас. Я понимаю. Мужества у него мало, а амбиций много. Проходите, что уж.
Алина вошла, будто делала одолжение, оглядывая квартиру быстрым взглядом. В этом взгляде было всё: оценка стоимости мебели, попытка понять характер хозяйки, поиск слабых мест. Екатерина заметила. И усмехнулась про себя.
— Я здесь по поводу раздела имущества… — начала Алина, но Екатерина её перебила.
— Конечно. А по какому же ещё делу адвокаты любовниц посещают законных жен?
Алина вздрогнула, как будто её окатили холодной водой.
— Это недоразумение…
— О, я не сомневаюсь, — хмыкнула Екатерина. — Павел всё делает… недоразумениями. Вы присядьте, адвокат. А то стоите, будто собираетесь сейчас читать мне мораль.
Алина опустилась на край дивана, аккуратно подворачивая пальто. Екатерина же села напротив и сложила руки на коленях — поза прямая, спокойная, но напряжение между ними было плотным, как воздух перед грозой.
— По документам квартира оформлена…
— До брака. — Екатерина перебила спокойно, почти лениво. — Ваша задача — передать Павлу, что его попытка забрать то, что не его, выглядит так же нелепо, как его любовные приключения. Только не говорите, что не знали. Вы же адвокат.
Алина сжала губы.
— Мне поручено выяснить…
— Поручено разрушить мою жизнь до конца? — Екатерина наклонилась вперёд. — Поздно. Павел уже сделал это смской.
Она впервые за утро почувствовала, как внутри поднимается злость — тихая, холодная, но сильная. Злость на то, что человек, с которым она прожила половину жизни, вывалил ей развод в виде сообщения: «Катя, нам нужно расстаться. Я встретил другую. Мы потом всё обсудим».
А вот «потом» и пришло к ней в халате и дорогом пальто.
— Вы должны понимать, я здесь профессионально… — пробормотала Алина.
— Профессионально спали с женатым мужчиной, я понимаю, — перебила Екатерина. — Но не переживайте. Я вас не виню. Вас таких много. Павла — один. И он был моей ошибкой.
Алина, кажется, хотела возразить, но Екатерина подняла руку.
— Давайте сразу договоримся: я не уйду из этой квартиры. Не отдам. Не подпишу. Закон РФ — на моей стороне. А мораль — на стороне здравого смысла. Так что если ваш клиент хочет силой — пусть приходит сам. Хотя, думаю, он пришлёт ещё кого-нибудь.
— Вы неправильно понимаете ситуацию… — тихо сказала Алина.
— Напротив. Я понимаю её слишком правильно.
Екатерина поднялась и подошла к окну. На улице шёл мокрый снег, как будто зима решила подорвать настроение всем подряд. Она стояла молча, опираясь ладонями на подоконник. Внутри поднималась тревога, но ещё сильнее — решимость.
Пусть приходят. Пусть пробуют ломать её стены. Она уже не та Катя, что готова уступить ради мира.
— Скажите, Алина… — произнесла она, не оборачиваясь. — Он вам тоже говорил, что «не хотел, но так вышло»?
Подсознательно она уловила, как воздух позади стал плотнее.
— Он… говорил… что несчастлив.
— Несчастлив? — Екатерина повернулась и посмотрела прямо на девушку. — Знаете, я всегда удивлялась мужской способности обвинять жену в том, что они сами натворили. Это как купить дешёвые ботинки, стереть ноги и винить продавца.
Алина вдруг опустила глаза. И это был первый маленький трещок в её профессиональной броне.
— Павел сказал, что вы… тяжёлая. И что вы всё усложняете.
— Конечно тяжёлая, — Екатерина пожала плечами. — Я взрослая женщина, а не воздушный шарик.
На губах Алины дрогнула слабая улыбка, но она быстро спрятала её.
— Платежи, документы… Он считает, что вы несправедливо…
— Он считает несправедливым всё, что не совпадает с его желаниями, — отрезала Екатерина. — Что дальше? Он скажет, что я украла его лучшие годы? Нет. Я просто их сберегала, пока он искал запасной вариант.
Она сделала шаг к дивану, и Алина почти незаметно отодвинулась — словно чувствовала силу, но не понимала, что с ней делать.
— А теперь главный вопрос, адвокат, — сказала Екатерина тихо, и в голосе зазвенел металл. — Вы готовы быть его новой жертвой?
Алина вздрогнула.
— Я… не понимаю…
— Понимаете. — Екатерина наклонилась ближе. — Сегодня вы — его «любовь». Завтра — его «ошибка». После завтра — его «бывшая». А через полгода он пришлёт вам такую же, как вы, адвокатшу. И будет говорить ей то же самое.
Повисла тишина. Неприятно долгую её сделала именно честность.
Екатерина провела рукой по волосам, выпрямившись:
— Вы пришли забирать у меня дом. Но вот парадокс, Алина. Павел не сказал вам главного.
— Чего? — хрипло спросила девушка.
— Что я отсюда не уйду. Никогда. И никого отсюда не пущу, пока сама не решу. Так что передайте ему: его игра закончилась. А начинается моя.
Екатерина подошла к двери и раскрыла её.
— Прошу.
Алина поднялась. Шла медленно, будто ноги налились свинцом.
Уже на пороге она остановилась.
— Екатерина Андреевна… Я не знала, что всё так…
— Так — это мягко сказано, — вздохнула Екатерина. — Но ничего. Лёд крепче, чем кажется.
— Я вернусь… с документами.
— Возвращайтесь. Попробуйте. Но научитесь играть в честные игры. С Павлом — это невозможно.
Алина ушла. Дверь щёлкнула. Тишина вползла в квартиру, но не как враг — как союзник.
Екатерина прислонилась лбом к холодной поверхности двери. В груди — тревога. В животе — привычная пустота после боли. Но глубже — стальное ощущение: она выдержит.
Она включила чайник, прошла в комнату, села и вдруг заметила под диваном конверт. Белый, аккуратный, с надписью: «Екатерине Андреевне. Лично в руки».
Стало холодно.
Это был почерк Павла.
— Ну что ж… — сказала она вслух, поднимая конверт. — Игра продолжается. Значит, будет ещё интереснее.
Екатерина Андреевна долго смотрела на раскрытый конверт, будто пыталась разглядеть в нём не просто слова Павла, а ту самую трещину, через которую он снова пытался проникнуть в её жизнь. На стол упало тонкое письмо, написанное его кривым, нервным почерком — таким же, каким он писал ей первые признания, что был на полтона честнее, чем всё, что он делал потом.
«Кать, я прошу тебя понять… Мне сейчас тяжело. Ты держишь имущество, которое нам обоим дорого. Давай решим всё спокойно… Я зайду позже. Мы должны поговорить. Я не хочу вражды».
Подпись — та же, что много лет назад стояла на свадебном свидетельстве. Только сейчас за ней стояла не любовь, а попытка пробить её стены, которые она с таким трудом восстанавливала.
— Ну да, «зайду позже», — пробормотала Екатерина, смяв письмо. — И желательно с розами из «Пятёрочки» и свежей ложью.
Она бросила бумагу в мусорное ведро, будто отправила туда не просто письмо, а всё прошлое. Но внутренний холод говорил: не расслабляйся. Это всего лишь первый ход.
Телефон завибрировал. Сообщение от незнакомого номера:
*«Через полчаса буду у вас. Павел». *
— Великолепно, — вздохнула она. — Осталось только чай поставить и пирожки испечь… Для человека, которого я мечтала вышвырнуть из своей жизни ещё осенью, когда он начал шептаться по углам.
Она рассмеялась — сухо, почти зло. Но всё же рассмеялась.
Она стояла в прихожей, когда в дверь резко постучали — не нажали звонок, а именно стукнули, как стучат те, кто считает себя хозяином положения.
Екатерина открыла сразу — чтобы эффект неожиданности был с её стороны.
На пороге стоял Павел. Одетый слишком аккуратно, будто собирался не на разговор с бывшей женой, а на собрание акционеров. С ним — папка документов. И выражение лица «я сейчас дам шанс себе быть хорошим».
Она не отступила ни на шаг, заставляя его говорить первым.
— Катя… — начал Павел мягко, на выдохе, будто они не виделись годами, а не несколько недель. — Спасибо, что открыла. Я думал…
— Думал, я затаюсь под диваном? — с легкой усмешкой спросила она. — Проходи, Павел. Только помни: я тут хозяйка.
Он вошёл, как человек, который надеется, что его примут, но чувствует, что земля под ним — тонкая ледяная корка. Внутри квартиры всё казалось ему чужим, хотя когда-то каждый предмет был им выбран — или хотя бы одобрен.
— Катя… я понимаю, что мы оба переживаем непростой период… — начал он, ставя папку на стол.
— Павел, если ты ещё раз скажешь «непростой период», я пущу в ход сковородку, — спокойно сообщила она, присаживаясь в кресло.
Он моргнул. Но продолжил.
— Мне нужно объяснить…
— Ты хотел сказать — оправдаться. — Она скрестила руки. — Ну давай. Убедишь меня, что твои «служебные совещания» длились до утра случайно.
Павел потер переносицу — старый жест, означавший, что он на грани либо извинений, либо очередной лжи.
— Катя, я… я просто запутался.
— В чужих простынях? — подсказала она иронично. — Бывает, Павел. В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он путает семейную жизнь и романтический туризм.
Он вздрогнул от сарказма, но остался стоять.
— Я не хотел делать тебе больно.
— Но у тебя получилось. Поздравляю. Твой талант — ранить без усилий — всегда был уникален.
— Катя, я не хочу конфликта. Мне хочется…
— Денег? — она подалась вперёд. — Или квартиру? Давай сразу. Без театра.
Павел на секунду потерял дар речи. Потом выдохнул:
— Катя, я вложил в этот дом тоже. Я работал, ты знаешь. У меня есть право…
Она не дала ему закончить.
— Павел, — сказала она тихо, но так, что он сел, будто её голос ударил током, — квартира куплена до брака. Всё. Ты можешь хоть весь Жилищный кодекс процитировать, но факт остаётся фактом: это мой дом. И я из него не уйду.
Павел поморщился, как будто она ударила его словом.
— Я не хочу войны…
— Но начал её ты.
Он замолчал, опуская взгляд на папку.
И вдруг — то, что Екатерина заметила сразу: у него дрожали руки.
— Павел… — сказала она неожиданно мягче. — Скажи честно. Это про деньги? Или тебя кто-то прижал?
Он поднял глаза. На миг в них мелькнул страх.
— Катя, я… я влез в долги.
А вот это новость.
Екатерина откинулась в кресле.
— И… люди… серьёзные люди… — он сглотнул, — они сказали, что если я не верну часть суммы, они… ну…
Он не договорил, но по его лицу было понятно: проблемы куда глубже, чем она думала.
— И поэтому ты решил отжать мою квартиру? — уточнила Екатерина, поднимаясь. — Павел, ты хоть понимаешь, насколько это мерзко выглядит? Ты вляпался по уши и решил утопить меня вместе с собой?
— Мне нужно время! И деньги! Катя, я… я не хотел тащить тебя…
— Но тащишь, — жёстко сказала она. — Алина в курсе? Или ты ей тоже сказал, что просто несчастен?
Павел отвёл взгляд.
— Я… ну…
— Господи, — Екатерина рассмеялась. — Ты умудрился использовать и её? Ходячая трагедия имени Павла Сергеевича.
Он вскочил.
— Не говори так!
— Почему? Больно слышать правду?
— Катя… мне реально угрожают. — Он схватил её за руку, чуть сильнее, чем нужно. — Ты должна мне помочь. Ты же… ты всегда была доброй…
— С добротой у меня теперь плохо, — Екатерина выдернула руку. — А с памятью хорошо. Ты ушёл. Оставил меня. Ты выбрал Алину, если забыл. И теперь хочешь, чтобы я закрыла твои долги?
Павел тяжело дышал. И в его взгляде было то, от чего по спине Екатерины прошёл холодок: отчаяние, подогретое страхом.
— Катя… если я не найду деньги… эти люди придут сюда.
Она оцепенела. И впервые стало тревожно не за него — за себя.
Но лишь на секунду.
— Павел, — сказала она медленно, — если хоть один человек сунется в мой дом, я вызову полицию. И поверь, они разберутся. А если они придут ко мне, потому что ты дал им адрес — тебе конец раньше, чем начнётся.
Он побледнел.
— Я… я не дам им твой адрес.
— Поздно. Ты, скорее всего, уже дал.
Павел опустил голову. Теперь в нём не было ни наглости мужчины, ни уверенности любовника, ни даже хитрости манипулятора. Перед ней стоял человек, который загнал себя в угол — и искал, кого потянуть туда же.
Она вдруг почувствовала злость, поднимающуюся в груди, как горячий дым.
— Павел… уходи. Сейчас.
— Катя…
— Уходи! — голос её стал резким, почти криком. — Пока я сама не вытолкала тебя в коридор!
Он шагнул назад. Потом ещё. Дошёл до двери.
Оглянулся.
— Катя… если они придут…
— Я встречу их стоя. А ты — решай свои проблемы сам.
Он вышел.
Екатерина закрыла дверь. И только тогда почувствовала, как у неё дрожат руки.
Но не от страха.
От злости.
От того, что прошлое снова хотело вломиться — и она его остановила.
Однако было одно «но»: если Павел сказал правду — а он никогда не дрожал от лжи — значит, опасность реальна.
Очень.
Она прошлась по квартире, пытаясь справиться с тревогой. Но вдруг заметила: что-то лежит у двери. Маленький чёрный пакет.
Она подняла.
Внутри — записка. Без подписи, одним предложением:
«Верните то, что он нам должен. Иначе — придём сами».
Екатерина почувствовала, как поднимается холодная волна.
***
Екатерина Андреевна стояла посреди кухни, в руке сжимая ту самую записку. Маленький листок бумаги весил как бетонная плита, но держала она его так же уверенно, как держала себя после Павлова предательства.
«Придём сами».
Прекрасно. Просто замечательно. Это тот редкий момент, когда жизнь решает, что женщина за пятьдесят ещё недостаточно потрёпана, и подбрасывает новый «квест».
Екатерина аккуратно положила записку на стол, глубоко вдохнула — и включила чайник. Потому что все серьёзные разговоры, угрозы и внезапные вторжения лучше встречать с чашкой горячего чая. Это правило она вывела сама. Работало всегда.
«Так… если они придут — я готова. А если Павел врёт? Хотя его трясли, как студень. А студень врать не умеет».
Она не успела сделать первый глоток, как раздался звонок в дверь. Но звонок был слишком коротким, резким, без намёка на терпение. Как сигнал тревоги.
Екатерина поднялась.
Ну что ж.
Она открыла дверь резко, как Павлу в прошлой главе — эффект неожиданности всегда работает.
На пороге стояли двое. Два мужчины примерно сорока лет, обоим на лице написано: «Мы умеем выглядеть серьёзно, но не умеем думать тонко». Пальто тёмные, выражение мрачное, папка в руках — а значит, не бандиты, а ещё хуже: люди, которые считают себя умнее всех.
— Екатерина Андреевна? — спросил первый, невысокий и плотный.
— Зависит от того, кто спрашивает, — спокойно ответила она, скрестив руки. — А вы кто?
— Мы… друзья Павла Сергеевича.
— Дорогие? — уточнила Екатерина. — Или просто случайные знакомые, которым он должен крупную сумму?
Оба переглянулись. Второй, высокий, с узким лицом, скривил рот:
— Он вам что-то рассказал?
— Только то, что не стоит вам давать мой адрес, — сказала она сладко. — Но раз уж вы здесь, значит, его советы так же бесполезны, как он сам.
Первый шагнул чуть ближе:
— Мы пришли решить вопрос без лишних разговоров.
— А я пришла к двери без пирожков, — хмыкнула Екатерина. — Все мы сегодня без чего-то остались.
Мужчины переглянулись снова — и это было их слабостью. Они явно не ожидали, что женщина за пятьдесят будет настолько… несломанной.
— Павел нам должен деньги.
— Много? — спросила Екатерина, будто обсуждала цену картофеля в «Магните».
— Очень много.
— Понимаю. Но я при чём?
Первый мужчина сложил руки на груди — явно хотел давить.
— Вы бывшая жена. Он использовал ваши средства. Он купил кое-что, вероятно, оформленное на вас. Мы знаем про квартиру.
Екатерина медленно подняла бровь.
— Знаете, мужчины, когда произносят слово «квартира» в моей прихожей, обычно быстро отсюда улетают. Иногда — с ускорением.
Высокий усмехнулся:
— Мы не Павел. И не боимся.
— Да? — она взглянула ему прямо в глаза. — А зря. Вам бы лучше бояться.
Они замолчали. На секунду в воздухе повисла тишина, которую можно было резать ножом.
Первый мужчина шагнул внутрь квартиры — буквально на полшага, но этого уже было достаточно.
Екатерина резко подняла руку, упираясь ладонью ему в грудь:
— Стоп.
— Мы просто хотим посмотреть документы…
— Вы хотите посмотреть дверь с другой стороны, — перебила она. — И прямо сейчас.
— Катерина Андреевна… мы привыкли решать вопросы быстро.
— А я привыкла решать людей медленно, — сказала она иронично. — Поэтому слушайте внимательно.
Она приблизилась к ним на расстояние, когда собеседник уже не может отвести взгляд.
— Моя квартира куплена ДО брака. Она моя. И никому я её не отдам. Павел — взрослый мальчик, способен сам нести ответственность. Если он влез в долги — это между вами и им. И если вы переступите через мой порог — я вызову полицию. Быстро и с удовольствием.
Высокий хмыкнул:
— Вы думаете, полиция вам поможет?
— Думаю, что ваши лица попадут в базу данных — это уж точно, — ответила она. — Кстати, камеры в подъезде работают. И я сейчас такая напряжённая, что могу случайно вас поцарапать. А у меня ногти острые.
Первый мужчина сделал глубокий вдох:
— Вы сильная женщина, Екатерина Андреевна.
— Я не сильная. — Она улыбнулась холодно. — Я просто умею жить одна. Это страшнее для мужчин, чем кажется.
Второй шагнул ближе — и это было ошибкой.
— Где Павел?
— Не знаю. И знать не хочу. Но если вы его найдёте — передайте, что я больше не его жилетка. И что он вам должен с процентами. И что вам лучше искать его, а не меня.
Высокий внимательно посмотрел на неё:
— Он сказал, что часть денег ушла на покупку вашего жилья.
— А это ложь, — отрезала она. — Прям как он весь.
Повисла странная пауза. Мужчины переглянулись уже в третий раз — и это был лучший знак: они сомневались.
— Мы вернёмся, — сказал первый.
— Вернитесь. Только заранее предупреждаю: у меня есть кнопка SOS от пенсионного фонда. Нажму — мигом сбегутся соседи, которые собирают слухи лучше, чем оперативники. И они вас заклюют быстрее, чем я успею сварить чай.
Высокий фыркнул. Но за фырканьем была нервозность.
Они обернулись и медленно ушли по лестничной площадке. Екатерина смотрела им вслед, пока их шаги не растворились в подъезде.
Она закрыла дверь на все замки.
И только тогда позволила себе выдохнуть.
Телефон завибрировал.
Павел.
Екатерина взяла трубку резко:
— Говори быстро.
— Кать… они были у тебя?
— Были. И если они ещё раз придут — я сдам тебя полиции. Пусть разбираются с твоими долгами.
Он задыхался.
— Катя, я не хотел втягивать тебя… Я… я приезжаю!
— Ты НЕ приедешь, — процедила она. — Ты уехал раз и навсегда. И дверь для тебя закрыта.
— Катя, меня могут убить!
— Тогда беги. Но больше в мою жизнь не лезь.
Она отключила. И впервые за долгое время почувствовала не боль — а облегчение. Как будто развязала тугой узел, который душил её последние месяцы.
Вечером раздался тихий стук. Осторожный. Нежный.
Екатерина вздохнула. Открыла.
На пороге стояла Алина. Встревоженная. Бледная.
— Можно войти?.. — спросила она тихо.
— Если без адвокатских трюков — да, — сказала Екатерина, отходя в сторону.
Алина вошла, снимая пальто. Опустилась на стул, будто силы оставили её ещё на лестнице.
— Я… я узнала, что Павел должен… очень много. Он меня обманывал. Во всём.
— Добро пожаловать в клуб, — сказала Екатерина и поставила две чашки чая.
Алина смотрела в стол.
— Он принес на мою работу документы. Пытался оформить сделку через мой аккаунт. Это… Это уголовка, понимаете? Он хотел меня подставить.
Екатерина медленно села напротив и кивнула.
— Понимаю. И понимаю, что он скоро попытается подставить ещё кого-то. Себя он спасать не умеет.
Алина вдруг подняла глаза:
— Я… решила уйти от него. Окончательно. И пришла… потому что вы единственный человек, который знает правду.
Екатерина усмехнулась.
— Правду? Девочка, Павел — как старый холодильник: гудит, дребезжит, но содержимое внутри всегда тухлое.
Алина тихо засмеялась сквозь слёзы.
— Екатерина Андреевна… спасибо вам. Я… я думала вы меня ненавидите.
— Ненавидеть можно соперницу. А тебя… тебя просто использовали. И всё.
Они молча пили чай, и между ними впервые не было ни напряжения, ни соперничества — только усталость двух женщин, которым достался один и тот же мужчина с разницей в двадцать лет.
Через полчаса Алина встала.
— Я пойду. И… если вам что-то будет нужно… я рядом.
— Мне нужно, чтобы ты была умнее, чем раньше, — сказала Екатерина. — И держалась подальше от таких, как Павел.
Алина кивнула и ушла. На лестнице её шаги были лёгкими. Она уходила, наконец-то понимая, что такое свобода.
Екатерина закрыла дверь.
Прислонилась к ней спиной.
Комната была тихой. Не пустой — тихой.
Она прошла к окну, посмотрела на вечерний город и вдруг поняла, что впервые за долгие месяцы ей не страшно. Не одиноко. Не обидно.
Её дом — её крепость. Её жизнь — её территория. И больше никто туда не зайдёт без её разрешения.
Она поставила чашку на подоконник и улыбнулась.
— Ну что, Павел… — тихо произнесла она. — Игры закончились. Здесь теперь только мои правила.
В этот момент в её квартире стало так спокойно, что она наконец-то почувствовала: она победила.
Окончательно. И бесповоротно.
