Нотариус поднял глаза от документов и посмотрел на Веру с какой-то странной, неуместной жалостью. Будто она была не клиенткой, пришедшей оформить наследство, а пациенткой в кабинете онколога, которой сейчас озвучат диагноз.
— Значит, так, Вера Николаевна, — начал он, откашлявшись. — Завещание составлено грамотно, оспорить его практически невозможно. Ваша свекровь оставила квартиру исключительно своему сыну, вашему мужу Олегу Петровичу. Вы, как супруга, прав на это имущество не имеете.
Вера сидела не шевелясь. Слова доходили до неё медленно, пробиваясь сквозь оглушительный звон в ушах. Она приехала сюда с Олегом час назад. Они молчали всю дорогу. Он вёл машину, глядя прямо перед собой, будто везёт груз, который неприятно, но необходимо доставить. А она смотрела в окно на мелькающие дома и думала, что сейчас всё встанет на свои места. Что сейчас нотариус зачитает завещание, и там будет написано что-то нормальное, человеческое. Что-то про семью, про справедливость.
Но вместо этого она услышала приговор.
— Я не понимаю, — выдавила она, и голос прозвучал чужим, тонким. — Мы с Олегом в браке двадцать три года. Двадцать три года я жила с этой женщиной под одной крышей. Я ухаживала за ней последние пять лет, когда она уже не могла сама себя обслуживать. Я кормила её, мыла, водила по врачам. Каждый день. Каждую ночь. Олег работал, а я… я была рядом. И что теперь? Она оставила мне хоть что-то?
Нотариус поморщился.
— К сожалению, нет. В завещании есть только одна строка о вас: «Невестке моей Вере Николаевне ничего не оставляю, так как считаю, что она не заслужила». Больше никаких пояснений.
Эти слова упали на Веру, как ледяная глыба. «Не заслужила». Пять лет она отдала этой женщине. Отменяла встречи с подругами, чтобы отвезти свекровь на очередное обследование. Покупала ей дорогие лекарства на свою зарплату, потому что пенсии не хватало. Готовила отдельно, потому что у неё была диета. Стирала постельное бельё каждый день. Сидела ночами, когда та не могла заснуть от боли. И за всё это получила одну фразу: «не заслужила».
Она медленно повернула голову к Олегу. Он сидел рядом, положив руки на колени, и смотрел в пол. Просто сидел. Не возмущался. Не спорил. Даже бровью не повёл.
— Олег, — тихо позвала его Вера. — Скажи что-нибудь.
Он поднял на неё глаза. В них не было ни удивления, ни возмущения. Только усталость. И что-то ещё. Что-то похожее на вину, глубоко спрятанную, но всё равно видимую.
— Что я могу сказать, Вера? — он говорил ровно, без эмоций. — Мама так решила. Это её право. Квартира была на неё оформлена.
— Её право? — Вера почувствовала, как внутри закипает что-то горячее, обжигающее. — Твоя мать только что плюнула мне в лицо! А ты сидишь и говоришь про её права?
Нотариус деликатно откашлялся и сделал вид, что занят бумагами. Олег поджал губы.
— Не устраивай сцену. Мы в общественном месте.
— Сцену? — она встала так резко, что стул отъехал назад с неприятным скрежетом. — Я двадцать три года жила с твоей матерью! Двадцать три года терпела её капризы, её постоянные придирки, её намёки, что я недостаточно хороша для её драгоценного сына! Ты хоть раз заступился за меня? Хоть раз?
Он молчал, глядя в сторону. И этот молчаливый ответ сказал больше, чем любые слова.
Вера схватила сумку и вышла из кабинета, не попрощавшись. Её трясло. Руки дрожали так сильно, что она еле попала ключами в замок машины. Села на переднее сиденье и сжала руль обеими руками, пытаясь унять дрожь. Через минуту подошёл Олег. Сел рядом. Завёл двигатель. Они молча ехали домой.
Только когда они вошли в квартиру, Вера наконец заговорила.
— Ты знал.
Это не был вопрос. Это была констатация факта, пришедшая к ней внезапно, как озарение. Все кусочки разом сложились в одну картину. Его странное спокойствие в кабинете нотариуса. Отсутствие удивления. Эта нарочитая усталость в глазах.
Олег стоял в коридоре, снимая ботинки, и не поднимал головы.
— Ты знал, что она оставила всё только тебе, — повторила Вера, и голос её окреп. — Ты знал, и не сказал мне. Когда? Когда она тебе сказала?
Он выпрямился и посмотрел на неё. На его лице было что-то упрямое, замкнутое.
— Два года назад. Она показала мне завещание, когда мы были у нотариуса. Сказала, что так будет правильно. Что сын должен наследовать материнское имущество. Что это традиция.
— Два года назад, — медленно повторила Вера, и каждое слово отдавалось в висках глухим ударом. — Два года ты знал. И молчал. Пока я ухаживала за ней, ты молчал. Пока я отменяла свои планы ради неё, ты молчал. Ты просто ждал, когда она умрёт, чтобы получить квартиру. А я была для вас обеих просто бесплатной сиделкой.
— Не говори глупости, — огрызнулся он. — Она моя мать. Я не мог ей перечить. И потом, это всё равно наше общее имущество. Мы же в браке.
Вера засмеялась. Это был короткий, истеричный смех, от которого сама вздрогнула.
— Наше общее? Олег, ты понимаешь, что говоришь? Квартира оформлена на тебя. Я в этой квартире никто. Завтра ты можешь выгнать меня, и я не смогу ничего сделать. Юридически я здесь просто гостья.
— Я бы никогда тебя не выгнал, — он шагнул к ней, но Вера отступила.
— Ты не заступился за меня ни разу за двадцать три года! — крикнула она, и все накопившиеся годами обиды хлынули наружу, как прорвавшая плотину вода. — Когда твоя мать говорила, что я плохо готовлю, ты молчал! Когда она при гостях называла меня «недотёпой», ты делал вид, что не слышишь! Когда она запретила мне переставлять мебель в нашей собственной комнате, ты сказал: «Не спорь с мамой, ей так удобнее». Она управляла этим домом, как диктатор, а ты был её послушным солдатиком!
— Она была больна, — тихо сказал Олег. — Я не хотел её расстраивать. Врачи говорили, что стресс для неё вреден.
— А для меня стресс не вреден? — Вера почувствовала, как по щекам катятся слёзы, но не стала их вытирать. — Я двадцать три года жила в чужом доме, где мне не были рады! Где каждое моё слово, каждый мой поступок оценивался и критиковался! Ты выбрал её. Всегда выбирал её. А теперь, когда она умерла, я вдруг узнаю, что вообще ничего не значу. Что для вас двоих я была просто прислугой, которую терпели из вежливости.
Олег молчал. Он стоял посреди коридора, опустив голову, и молчал. И это молчание было хуже любого крика. Оно подтверждало каждое её слово.
Вера вытерла лицо ладонями и глубоко вздохнула. Внутри что-то сломалось окончательно и бесповоротно. Та Вера, которая терпела, прощала, надеялась, что когда-нибудь всё изменится, — умерла. На её месте осталась другая женщина. Жёсткая, трезвая, готовая действовать.
— Я ухожу, — сказала она спокойно.
Олег дёрнулся, словно его ударили током.
— Что? Куда ты уйдёшь? Вера, не говори ерунды. Давай просто успокоимся и поговорим нормально.
— Поговорим? — она посмотрела на него так, как будто видела впервые. — О чём нам говорить, Олег? О том, что ты предал меня? О том, что твоя мать считала меня недостойной даже упоминания в завещании? О том, что ты два года скрывал от меня правду?
— Я не предавал тебя, — он шагнул ближе, и в его голосе впервые появились эмоции. — Я просто… Я не знал, как тебе сказать. Я боялся, что ты расстроишься. Я хотел подождать, пока мама уйдёт, а потом мы бы всё решили. Я бы переоформил квартиру на нас обоих. Честно.
— Ты бы переоформил, — повторила она медленно. — Может быть. Когда-нибудь. Если бы захотел. Понимаешь, в чём проблема? Я больше тебе не верю. Я не верю ни одному твоему слову.
Она развернулась и пошла в спальню. Достала из шкафа большую дорожную сумку и начала складывать вещи. Олег стоял в дверях и смотрел, как она методично упаковывает одежду, косметику, документы.
— Ты не можешь просто уйти, — сказал он растерянно. — Вера, мы муж и жена. Мы столько лет вместе. Неужели ты готова всё бросить из-за квартиры?
Она остановилась и посмотрела на него.
— Дело не в квартире. Дело в уважении. Твоя мать не уважала меня ни дня в нашей совместной жизни. А ты не уважал меня достаточно, чтобы сказать правду. Я потратила лучшие годы своей жизни на семью, которая считала меня обузой. Достаточно. Я больше не буду жить так.
Она застегнула сумку и взяла её в руки. Прошла мимо Олега, не глядя на него. В коридоре надела куртку, взяла сумку с документами. Рука уже легла на ручку двери, когда он окликнул её:
— Вера, подожди. Хотя бы скажи, куда ты идёшь.
Она обернулась. Он стоял посреди коридора — постаревший, растерянный мужчина, который только сейчас, кажется, начал понимать, что потерял.
— К сестре. Поживу у неё, пока не найду жильё. У меня хорошая работа, я накопила денег. Я справлюсь.
— А как же мы? — он сделал шаг вперёд. — Неужели ты хочешь разрушить всё, что у нас было?
Вера грустно улыбнулась.
— Ничего не было, Олег. Были иллюзии. Я думала, что мы семья. А на самом деле я просто жила в доме, где меня терпели. Твоя мать сделала мне одолжение своим завещанием. Она показала правду. Жестоко, но честно.
Она открыла дверь и вышла на лестничную площадку. Не оглядываясь, спустилась вниз. С каждой ступенькой становилось легче дышать. Когда она вышла на улицу, то впервые за много лет почувствовала себя свободной.
Через три месяца Вера подала на развод. Процесс шёл долго и мучительно. Олег пытался её вернуть, звонил, писал сообщения, просил встретиться. Но она была непреклонна. Она наконец поняла, что такое самоуважение, и не собиралась от него отказываться.
Она сняла небольшую однокомнатную квартиру на окраине города. Скромную, но свою. Каждый день, просыпаясь там, она чувствовала облегчение. Никто не критиковал её завтрак. Никто не давал «ценных советов» по поводу того, как ей одеваться. Никто не молчал, когда нужно было заступиться.
Однажды вечером ей позвонила Лариса, их общая знакомая.
— Вера, ты слышала? Олег продаёт квартиру.
— Продаёт? — удивилась Вера. — Зачем?
— Говорят, скопились большие долги. После ухода матери он взял несколько кредитов, потом потерял работу. Теперь не может платить. Вынужден продать квартиру, чтобы расплатиться. Ходят слухи, что он переезжает к своей сестре. Представляешь, какая ирония?
Вера положила трубку и долго сидела на кухне, глядя в окно. Она не испытывала злорадства. Только грусть. Квартира, ради которой свекровь унизила её в последний раз, квартира, которую Олег выбрал вместо их брака, уплывала из его рук. Как вода сквозь пальцы.
А она сидела в своей маленькой, но честно заработанной квартире, пила чай и понимала, что сделала правильный выбор. Иногда потерять всё — это единственный способ обрести себя.
Прошло полгода. Вера устроилась на новую работу с лучшей зарплатой. Познакомилась с интересными людьми. Записалась на курсы английского языка, о которых мечтала двадцать лет, но всё времени не хватало. Теперь время было. Её время.
Однажды, возвращаясь домой, она встретила Олега. Он выходил из продуктового магазина с пакетами в руках. Постарел. Располнел. Взгляд потухший.
— Привет, Вера, — сказал он тихо.
— Привет, — ответила она спокойно.
— Как ты?
— Хорошо. А ты?
Он пожал плечами.
— Живу у сестры пока. Квартиру продал. Пришлось. Долгов было много. Думаю, скоро сниму что-нибудь небольшое. Один я всё равно.
Она кивнула. Ей не было его жалко. Но и злобы тоже не было. Просто безразличие. Он был частью её прошлого. Закрытой главой.
— Я часто о тебе думаю, — сказал он вдруг. — Ты была права. Во всём. Я понял это слишком поздно.
— Бывает, — ответила Вера. — Но поздно — не значит, что не нужно было понять. Главное, что понял.
Он посмотрел на неё с какой-то тоской.
— Может, мы могли бы…
— Нет, Олег, — мягко, но твёрдо перебила его Вера. — Мы не могли бы. Та Вера, которая была твоей женой, умерла в тот день у нотариуса. Я другой человек теперь. И я не хочу возвращаться назад.
Она попрощалась и пошла дальше. Не оглядываясь. Впереди был её дом, её жизнь, её выбор. И это было лучшее, что с ней случалось.
