«Лучший подарок — если б тебя не существовало», — сказал муж в Новый год. Утром он остался без денег и бизнеса

— Знаешь, Вера, какой был бы лучший подарок на этот Новый год? — Максим даже не посмотрел в её сторону, когда говорил это. Налил себе игристого, откинулся на спинку стула. — Если б тебя не существовало. Вот правда. Проснулся бы утром — а тебя нет. Совсем.

Вера стояла у плиты. Переворачивала котлеты на сковороде. Одну. Вторую. Третью. Масло шипело. Она не обернулась.

— Ты слышишь меня или опять в своём мире? — голос стал громче.

— Слышу, — сказала она ровно. — Иди, выпей. До курантов десять минут.

Он хмыкнул, поднялся. Вера слышала, как он громыхает бокалами в гостиной. Включил телевизор на полную громкость. Она выключила плиту. Вытерла руки о полотенце. Взяла со стола папку с документами, которую приготовила ещё утром. Поднялась в спальню. Легла поверх одеяла. Руки не дрожали. Внизу Максим что-то кричал, смеялся один.

Когда часы пробили двенадцать, Вера закрыла глаза. Завтра он проснётся в другой жизни. Той, которую она для него готовила семь лет.

Всё началось с гаража. Спустя полгода после того несчастного случая на дороге Вера разбирала вещи отца. Никак не могла заставить себя раньше. Максим всё торопил — надо освободить помещение, сдать кому-нибудь, зачем простаивать. Говорил это каждый вечер, пока ел, пока смотрел телевизор. Говорил, не глядя на неё.

Вера нашла блокнот за верстаком. Потёртый, кожаная обложка потрескалась. Отец записывал туда все документы, которые подписывал. Даты, номера, суммы. Она листала страницы, и пальцы становились холодными. Вот запись — передача бизнеса Максиму. Дата — за неделю до их свадьбы. А рядом пометка отцовским почерком: «Без моего ведома. Проверить».

Вера села на бетонный пол. В гараже было холодно, пахло резиной. Она сидела долго. Потом встала, спрятала блокнот под куртку и поехала домой.

Максим встретил её на пороге.

— Три часа тебя нет. Ужин, я так понимаю, сам себе разогрею? Или ты думаешь, я тебе прислуга?

— Сейчас разогрею, — Вера прошла мимо него на кухню.

— И вообще, хватит копаться в этом гараже. Там нечего искать. Твой отец, царство ему небесное, был хорошим человеком, но бардак у него был страшный.

Вера поставила сковороду на плиту. Молчала. Максим ещё постоял в дверях, потом ушёл. Она слышала, как щёлкнул телевизор. Она достала блокнот, положила на стол. Открыла на нужной странице. Перечитала ещё раз. Потом спрятала в самый дальний ящик, под пакеты с крупой.

Адвокат принял её через неделю. Михаил Борисович выслушал, не перебивая. Записывал. Когда она закончила, посмотрел на неё поверх очков.

— Двадцать лет прошло. Вы понимаете, что это почти невозможно? Нужны не просто ошибки в бумагах. Нужна подделка. Преступный умысел. Доказательства.

— Я найду, — Вера сжала ручки сумки.

— На это могут уйти годы. Может, больше. Никаких гарантий я дать не смогу.

— У меня есть время.

Он кивнул. Кажется, понял что-то. Назвал сумму за работу. Вера достала конверт. Он удивился.

— Вы же не работаете? Муж даёт деньги на такое?

— Отец оставил мне вклад. Небольшой. Максим о нём не знает. Я снимала понемногу. Копила.

Михаил Борисович взял конверт. Убрал в ящик стола.

— Хорошо. Начнём с архивов. Нужна копия устава компании вашего отца. Оригинал. Если Максим действительно подделал документы, там будут расхождения.

Вера устроилась волонтёром в городской архив. Говорила всем, что хочет помочь, занять себя чем-то полезным. Максим посмеялся, когда она сказала.

— Ты? В архиве? Ну иди, развлекайся со своими бумажками. Только ужин чтоб к семи был готов. Я не для того бизнес веду, чтобы жена по благотворительностям шлялась, а меня полуфабрикатами кормила.

Два года она перебирала пыльные коробки. Находила, сверяла, запоминала. Сотрудники архива привыкли к ней, перестали обращать внимание. Вера работала медленно, тщательно. И нашла. Копия устава была в папке дел о регистрации предприятий за тот год. Подпись отца не совпадала с той, что стояла в документах о передаче бизнеса Максиму.

Она позвонила Михаилу Борисовичу прямо из архива. Руки дрожали, когда набирала номер.

— Нашла. Подписи разные.

— Приезжайте. Сегодня. Прямо сейчас.

Эксперт работал неделю. Когда Вера пришла за заключением, он молча протянул папку.

— Подделка. Даже не очень качественная. Двадцать лет назад экспертиза была проще. Сейчас видно сразу — нажим другой, наклон не тот. Это делал не ваш отец.

Вера взяла папку. Села на стул у окна, потому что ноги подкосились. Михаил Борисович налил ей воды.

— Это ещё не всё, — сказал он. — Нужно понять, почему отец не оспорил передачу. Почему молчал. Если мы не найдём этому объяснение, суд может решить, что он согласился постфактум.

— Он не успел, — Вера допила воду. — Через полгода после свадьбы у него случился тот несчастный случай. Тормоза отказали.

Михаил Борисович посмотрел на неё внимательно.

— Вы думаете, это не случайность?

— Думаю, нужно найти того, кто обслуживал машину.

Механика звали Григорий Петрович. Вера помнила его — он работал у отца лет пятнадцать. После несчастного случая уволился и исчез. Соседи говорили, что уехал куда-то. Вера искала его полгода. Нашла в доме престарелых на окраине. Он сидел в общей комнате, смотрел в окно. Когда Вера села рядом, он даже не повернулся.

— Я Вера. Дочь Анатолия Ивановича.

— Знаю. Узнал сразу. Ждал, когда придёте.

— Расскажите мне про тормоза.

Он молчал долго. Потом заговорил. Тихо, не глядя на неё. Максим приехал к нему за день до аварии. Попросил «подрегулировать» машину тестя. Заплатил. Много. У Григория Петровича тогда жена болела. Денег на лечение не было. Он согласился. Сделал так, чтобы тормоза отказали на скорости. После он молчал. Боялся. Жена всё равно ушла через год. А он так и жил с этим.

— Я напишу всё. Под подпись. Только помогите мне. Операция нужна. Без неё до весны не доживу.

— Напишите, — Вера достала блокнот и ручку. — Я оплачу всё.

Он писал медленно. Рука дрожала. Вера сидела рядом, смотрела в окно. На улице шёл дождь. Когда он закончил, она взяла листы. Аккуратно сложила.

— Через два дня вам позвонят из клиники. Операция оплачена.

Он кивнул. Не поднимая глаз.

Вера вернулась домой поздно. Максим сидел за столом, перед ним тарелка с остывшей едой.

— Где тебя носит? Я два часа жду. Еда холодная. Ты вообще понимаешь, что я весь день работаю? Мне нужен нормальный ужин, а не эти твои благотворительности.

— Извини. Сейчас разогрею.

— Не надо. Уже расхотел. — Он встал, прошёл мимо неё. Обернулся у двери. — Слушай, а может, хватит уже этот архив? Толку от него? Денег не платят. Дома бардак. Ты на себя посмотри — как бомжиха стала выглядеть. Мне стыдно на люди с тобой выходить.

Вера молчала. Он ушёл наверх. Хлопнула дверь. Она села за стол. Достала из сумки папку с признанием Григория Петровича. Перечитала. Положила на стол. Сидела так долго. Потом встала, спрятала папку в тайник — за кухонным шкафом, где Максим никогда не лез.

У неё было всё. Заключение эксперта. Признание механика. Копия устава из архива. Блокнот отца. Михаил Борисович сказал, что можно подавать иск. Но Вера попросила подождать. До Нового года. Она хотела, чтобы это случилось именно тогда. Чтобы Максим встретил праздник на пике, довольный собой. А проснулся в аду.

Оставалась последняя деталь. Доверенность. Максим подписал её Вере двенадцать лет назад, ещё когда между ними было что-то похожее на семью. Ему нужно было уехать в долгую командировку, и он дал ей право распоряжаться счетами. Потом забыл. Вера хранила документ в отдельной папке.

В последнюю неделю декабря она перевела все доступные деньги на счёт благотворительного фонда. Открыла его на имя дочери — так было безопаснее. Максим никогда не проверял банковские приложения. Он просто снимал деньги, когда нужны были, и не думал, откуда они берутся.

Тридцать первого декабря Вера встала рано. Накрыла стол. Всё как обычно — салаты, закуски, горячее. Максим пришёл в девять вечера. От него несло табаком и чужими духами. Он даже не скрывал. Сел за стол, налил себе.

— Год удачный был, — сказал он в пустоту. — Прибыль выросла. Склады расширили. Твой отец, царство ему небесное, точно бы гордился. Я из его конторки империю сделал.

Вера резала сыр. Тонкими ломтиками. Ровно.

— Знаешь, Вера, какой был бы лучший подарок на этот Новый год? — он поднял бокал, посмотрел на неё. Глаза пьяные, злые. — Если б тебя не существовало. Вот правда. Проснулся бы утром — а тебя нет. Совсем. Ни голоса твоего, ни лица. Тишина. Свобода.

Она положила нож. Подняла глаза.

— Хорошо. Пусть будет так.

Он не понял. Усмехнулся, отвернулся к телевизору. Включил новогоднее шоу. Вера встала из-за стола. Поднялась в спальню. Легла на кровать. Внизу Максим хохотал над чем-то. Когда пробили куранты, она не пошла чокаться. Просто лежала и ждала утра.

Телефон зазвонил в половине восьмого. Вера была уже на кухне. Слышала, как Максим матерится наверху. Грохот. Быстрые шаги. Он влетел, телефон в руке. Лицо серое.

— Что ты сделала?! — он схватил её за плечо, развернул. — Меня не пускают на склады! Приставы там! Что ты натворила?!

Вера высвободилась. Отошла к окну.

— Вернула то, что моё. По закону.

— Какое твоё?! Я двадцать лет этим бизнесом управлял! Я его поднял! Твой отец мне сам всё отдал!

— Не отдавал. Ты подделал его подпись. Есть экспертиза.

Максим замер. Побледнел.

— Ты… бредишь. Какая экспертиза? Это было двадцать лет назад!

Вера достала из кармана халата сложенный лист. Протянула ему. Он схватил, развернул. Читал. Руки дрожали.

— Это… это подстава. Ты специально…

— Подстава — это когда ты испортил отцу тормоза, — Вера говорила тихо, спокойно. — Григорий Петрович жив. Он всё рассказал. Написал. Подписал. Прокуратура уже возбудила дело.

Максим опустился на стул. Лист выпал из рук.

— Ты не понимаешь, что ты наделала. Это конец. Для тебя тоже. Где ты будешь жить? На что?

— На деньги отца. Которые ты двадцать лет считал своими. Счета заморожены. Склады под арестом. Дом тоже придётся делить — он куплен на средства отца. К обеду все местные каналы будут обсуждать, как ты убил своего тестя ради бизнеса.

Он поднял на неё глаза. Впервые за много лет она увидела в них страх.

— Вера. Подожди. Мы можем договориться. Я отдам тебе половину. Больше половины. Только останови это. Прокуратуру, разбирательства. Я заплачу. Сколько скажешь.

— Чем заплатишь? — Вера подошла ближе. — У тебя больше ничего нет. Даже доверенность, которую ты мне подписал двенадцать лет назад, я использовала. Все деньги переведены. Ты проснулся в том мире, о котором мечтал вчера. Где меня не существует. Только вот исчез не я. Исчез ты.

Она взяла со стола ключи от машины. Надела куртку. Максим сидел неподвижно. Смотрел в пол. Вера вышла за порог. Обернулась.

— С Новым годом, Максим.

Закрыла дверь. Завела машину. Поехала по пустым улицам. Город просыпался медленно, нехотя. Дворники подметали разноцветное конфетти. Где-то играла музыка — кто-то ещё праздновал.

Вера остановилась у набережной. Вышла. Постояла у ограды. Река была тёмная, холодная. Ветер трепал волосы. Она достала телефон. Написала дочери: «С праздником. Сегодня увидимся. Расскажу всё».

Телефон завибрировал. Михаил Борисович: «Всё запущено. Вы молодец. Держитесь».

Вера убрала телефон. Постояла ещё. Потом вернулась к машине. Села. Посмотрела в зеркало заднего вида. Увидела своё лицо — усталое, постаревшее, но впервые за много лет живое.

Она завела мотор. Поехала. Не знала куда. И это было самое лучшее ощущение за последние двадцать лет — не знать, куда едешь. Просто ехать.

Оцените статью
«Лучший подарок — если б тебя не существовало», — сказал муж в Новый год. Утром он остался без денег и бизнеса
— Разве ты не понимаешь этого, Саш? Твоя мать специально наговаривает на меня, потому что хотела тебя женить на другой