Свекровь вошла без звонка. Просто повернула ключ в замке — том самом, который я когда-то по глупости ей дала, — и распахнула дверь так, будто входила в собственную квартиру. А может, для неё это и была её квартира. Её территория. Её владение, в котором я была временной гостьей.
— Лена, ты дома?
Голос звучал невинно, почти ласково. Но я уже научилась различать эти интонации. За мягкостью всегда пряталось что-то острое и требовательное. Я вышла из спальни, вытирая руки о полотенце. Галина Петровна стояла в прихожей, снимая туфли, и оглядывала квартиру хозяйским взглядом.
— Здравствуйте. А можно было предупредить заранее?
Она посмотрела на меня с удивлением, словно я спросила что-то нелепое.
— Зачем предупреждать? Я же не чужая. К тому же, нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
Она прошла в гостиную, даже не дождавшись моего приглашения. Села на диван, положив рядом сумочку, и сложила руки на коленях. Поза судьи перед вынесением приговора. Я знала эту позу. За три года замужества я видела её слишком часто.
— Слушаю вас.
Я осталась стоять. Не хотела садиться рядом, создавая иллюзию доверительной беседы. Свекровь прищурилась, оценивая моё сопротивление, но решила не заострять внимание.
— Дело вот в чём. Егор звонил вчера. Сказал, что Светка опять его выгнала. Третий раз за полгода! Женщина истеричная, совершенно не понимает, что такое семья. Короче, ему негде жить. Снимать он не хочет — деньги на ветер. Я подумала, что он может пожить у вас. Временно, конечно.
Егор. Младший сын Галины Петровны, её драгоценный мальчик, которому уже тридцать два года. Егор, который за последние пять лет сменил четырёх женщин и каждый раз уходил от них с гордо поднятой головой, обвиняя их во всех смертных грехах.
— У нас однокомнатная квартира, — напомнила я спокойно. — Здесь негде разместить ещё одного человека.
— Ну как же негде! Диван есть. Он непривередливый, уляжется. Максим же не будет возражать, это его родной брат.
Она сказала это с такой уверенностью, словно уже всё решила. И действительно, наверняка Максиму она уже позвонила, надавила на нужные точки. А я узнаю о решении последней.
— Я возражаю, — произнесла я твёрдо. — Это наше с Максимом пространство. И мы не готовы делить его ни с кем.
Свекровь замерла. Её лицо на секунду осталось безмятежным, но в глазах появилось что-то холодное и острое. Она не привыкла к отказам. Особенно от невестки.
— Ты… возражаешь? — она растянула слова, словно пробуя их на вкус. — Интересно. А Максим в курсе, что его жена отказывается помочь родному брату в трудную минуту?
— Максим в курсе, что у нас маленькая квартира и свои планы. Мы копим на расширение. На ребёнка в будущем. Егор взрослый мужчина, пусть решает свои проблемы сам.
— На ребёнка! — она фыркнула, и вся её благожелательность испарилась. — Ты ещё не готова к детям, Лена. Посмотри на себя. Всегда недовольная, всегда напряжённая. А тут ещё и Егора, родного человека, приютить не хочешь. Какая из тебя мать будет?
Удар был рассчитан точно. В самое больное место. Она всегда знала, куда бить. За эти три года я слышала много подобных фраз. Что я плохая хозяйка — потому что готовлю не те блюда, которые любит Максим. Что я плохая жена — потому что не поддерживаю его во всём безоговорочно. Что я эгоистка — потому что хочу сохранить хоть какие-то свои границы.
— Мой ответ — нет, — я чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой узел, но голос держала ровным. — Егор у нас жить не будет.
Свекровь встала. Медленно, с достоинством оскорблённой королевы.
— Значит, так. Ну что же. Я всё поняла. Максим узнает, какая у него жена. Чужая ты, Лена. Чужая для нашей семьи. Я это сразу чувствовала, но думала, может, изменишься. А ты только хуже становишься. Эгоизм твой процветает.
Она взяла сумочку и направилась к выходу. У двери обернулась.
— Егор всё равно приедет. Максим уже согласился. А ты терпи. Может, хоть так научишься быть человеком.
Дверь за ней закрылась мягко, но я слышала в этой мягкости окончательный приговор. Война объявлена.
Максим пришёл поздно вечером. Усталый, потухший. Он молча разулся, прошёл на кухню, налил себе воды. Я сидела за столом, перебирая документы по ипотеке. Цифры расплывались перед глазами, но я делала вид, что сосредоточена.
— Мама звонила, — произнёс он наконец, не глядя на меня. — Сказала, что ты отказалась помочь Егору.
— Не отказалась помочь. Отказалась пустить его жить к нам.
— Лен, это ненадолго. Недели три-четыре, пока он не найдёт что-то. Ему правда некуда идти.
— А гостиница? Хостел? У твоей матери трёхкомнатная квартира, почему он не может пожить у неё?
Максим тяжело вздохнул, потёр лицо руками.
— Потому что у неё сердце. Ей нельзя нервничать. А Егор… ну ты его знаешь. Он шумный, неорганизованный. Ей тяжело с ним.
— А нам легко будет? У нас один санузел, одна комната. Мы не сможем уединиться, поговорить, просто побыть вдвоём. Я не смогу нормально работать удалённо. Макс, почему мы должны жертвовать своим покоем ради того, что твой брат в очередной раз не справился с отношениями?
Он посмотрел на меня, и в его глазах я увидела не понимание, а усталость. Смертельную усталость человека, зажатого между двумя жерновами.
— Лена, прошу тебя. Он мой брат. Я не могу ему отказать. Мама права, семья должна помогать.
— А я? Я тоже твоя семья. Или нет?
Молчание. Такое долгое и тяжёлое, что я физически ощутила его вес.
— Конечно, семья. Но он приедет послезавтра. Я уже пообещал.
Он ушёл в ванную. Я осталась сидеть на кухне, глядя в пустоту. Впервые за три года я по-настоящему испугалась. Не свекрови, не Егора. А того, что мой муж выбрал их. Даже не спросив меня по-настоящему. Просто поставив перед фактом.
Егор приехал с тремя огромными сумками. Он ввалился в квартиру, как смерч, заполнив собой всё пространство. Громкий, самоуверенный, пахнущий сигаретами и дешёвым одеколоном. Он обнял Максима, хлопнул его по спине, потом повернулся ко мне.
— Ленка! Спасибо, что приютили! Я тут ненадолго, обещаю. Ну, Светка совсем крышу снесло. Представляешь, из-за какой-то ерунды скандал устроила! Говорит, я не помогаю по хозяйству. А я, между прочим, работаю! Мне некогда посуду мыть!
Он говорил, не останавливаясь, разбрасывая свои вещи по гостиной. Куртка на стул, сумки на пол, ботинки в угол. За пять минут наша аккуратная квартира превратилась в общежитие.
Я молча ушла на кухню. Максим помогал брату устроиться, и я слышала их смех, их мужской разговор. Они были счастливы. А я стояла у окна и чувствовала, как внутри меня рождается холодная, твёрдая решимость.
Первая неделя была адом. Егор вставал поздно, часов в двенадцать, и первым делом занимал ванную на час. Потом завтракал — а точнее, я готовила ему завтрак, потому что Максим молча ждал, что я это сделаю. Егор ел, разговаривая по телефону на всю квартиру, обсуждая с друзьями подробности своего разрыва со Светланой. Потом включал телевизор и смотрел сериалы, занимая весь диван.
Я пыталась работать за кухонным столом, но сквозь тонкую стену всё было слышно. Взрывы, крики, музыка из его программ. На мои просьбы говорить тише он кивал, делал чуть потише на пять минут, а потом снова забывался.
Вечерами он не уходил. Сидел с нами, комментировал всё подряд. Что я готовлю. Какой фильм мы смотрим. Как мы проводим время. Его присутствие было тотальным, удушающим. Я не могла поговорить с Максимом о чём-то личном. Не могла просто обнять его. Не могла почувствовать себя дома.
— Макс, нам нужно поговорить, — сказала я на восьмой день, когда Егор ушёл гулять с друзьями.
— О чём?
— О твоём брате. Он должен съехать. Прошла неделя, а он даже не ищет квартиру. Просто живёт здесь, как на курорте.
Максим напрягся.
— Он ищет. Просто пока ничего подходящего нет. Лен, ну потерпи ещё немного.
— Сколько? Ещё неделю? Месяц? Год? У него нет мотивации съезжать! Ему здесь удобно! Бесплатно живёт, я его кормлю, убираю за ним.
— Никто не заставляет тебя за ним убирать.
— Правда? А кто тогда уберёт его носки из ванной? Его посуду? Кто вымоет раковину после его бритья? Ты?
Максим молчал. И в этом молчании был ответ.
— Твоя мать специально это устроила, — выпалила я. — Она хочет показать мне моё место. Показать, что здесь командует она, а я должна терпеть и прогибаться.
— Лена, хватит! Не превращай всё в теорию заговора! Егору правда нужна помощь!
— А мне? Мне что, помощь не нужна? Я задыхаюсь в этой квартире! Я не могу жить в вечном напряжении!
Мы поссорились. Серьёзно, больно. Максим ушёл к себе в комнату, а точнее — к брату в комнату, потому что комната теперь была общая. Я легла спать на кухне, на раскладушке. Впервые за три года мы спали врозь.
На десятый день позвонила свекровь. Голос её был полон сладкого участия.
— Леночка, как у вас дела? Егор не очень мешает?
— Мешает, Галина Петровна. Очень мешает.
— Ой, ну потерпи немножко! Ты же умная девочка, понимаешь, что семья — это главное. Вот твой Максим понимает. Он такой отзывчивый, такой добрый. Весь в меня пошёл. А Егор тоже хороший, просто жизнь его потрепала. Женщины попадались неправильные. Вот и Светка оказалась стервой. Ты же не такая, правда?
Она давила. Мягко, планомерно. Каждое слово было расчётом. Она сравнивала меня со Светланой, намекая: если я выгоню Егора, значит, я такая же. Максим разочаруется. Семья отвернётся.
— Галина Петровна, скажите Егору, что ему пора искать своё жильё. Серьёзно искать.
Молчание. Потом смешок.
— Милая моя, я ему ничего говорить не буду. Это твоя квартира, как ты сама любишь подчёркивать. Вот ты ему и скажи. Если, конечно, посмеешь.
Вызов был принят.
Вечером, когда все трое сидели за столом, я сказала:
— Егор, нам нужно обсудить сроки. Сколько ещё ты планируешь здесь оставаться?
Он удивлённо поднял голову от тарелки.
— А что, проблемы какие-то?
— Проблема в том, что прошло почти две недели, а ты так и не начал искать квартиру.
— Ищу, ищу! Просто ничего нормального нет. Всё либо дорого, либо далеко от работы.
— А где ты работаешь? — вопрос вырвался сам собой.
Егор нахмурился.
— При чём тут это? В офисе работаю. Маркетинг.
— Я просто не видела, чтобы ты утром уходил на работу.
Воздух сгустился. Максим положил вилку, посмотрел на меня предупреждающе. Но я не могла остановиться.
— Ты две недели проводишь дома. Смотришь телевизор, зависаешь в телефоне. Когда ты собираешься начать что-то делать?
Егор побагровел.
— Я на удалёнке! И вообще, какое твоё дело? Я гость в этом доме!
— Гость не сидит две недели. Гость приезжает на пару дней. Ты здесь живёшь. За мой счёт.
— Лена! — голос Максима был жёстким. — Хватит.
Он встал на сторону брата. Снова. Я посмотрела на мужа, на его напряжённое лицо, на Егора, который сидел с видом оскорблённой невинности. И что-то сломалось внутри.
— Хорошо. Тогда я уйду сама.
Я встала из-за стола, прошла в прихожую, схватила куртку. Максим выскочил следом.
— Ты куда?
— К подруге. Вам будет спокойнее без меня.
— Лена, не устраивай истерику!
— Это не истерика. Это решение. Я устала быть лишней в собственной квартире.
Я ушла, оставив их двоих в недоумении. Провела ночь у Кати, моей школьной подруги. Плакала, рассказывала, слушала её здравые советы. А утром приняла решение.
Вернулась я через два дня. И привела с собой адвоката. Молодую женщину с холодными глазами и папкой документов. Егор был дома, Максима не было.
— Здравствуйте, Егор Викторович, — адвокат протянула ему визитку. — Меня зовут Ирина Сергеевна. Я представляю интересы Елены. Хочу уведомить вас, что согласно статье сорок первой Конституции, собственник жилья имеет право требовать освобождения своей жилплощади. Вам даётся три дня на добровольное выселение. В противном случае мы обратимся в суд.
Егор сидел с открытым ртом. Он смотрел на меня, потом на адвоката, потом снова на меня.
— Ты… серьёзно?
— Абсолютно.
— Лен, да ты что! Из-за чего весь сыр-бор? Ну поживу ещё недельку, найду что-нибудь!
— Три дня, — повторила адвокат спокойно. — Документы будут вам переданы официально. Хорошего дня.
Мы ушли. Егор остался стоять посреди гостиной, как истукан.
Максим позвонил через час. Голос дрожал от ярости.
— Ты адвоката привела? К моему брату?
— Да.
— Ты вообще в своём уме?
— Впервые за долгое время — да, в своём.
— Лена, мы поговорим, когда я приеду. Серьёзно поговорим.
Он приехал вечером. Привёл с собой Галину Петровну. Она вошла в квартиру с таким видом, будто пришла на экзекуцию. Села на диван, сложив руки, и посмотрела на меня взглядом инквизитора.
— Ну что, дорогая невестка, устроила представление? Адвокатов нанимаешь, брата мужа выгоняешь. Ты хоть понимаешь, что творишь?
— Понимаю. Возвращаю свою жизнь.
— Свою жизнь! — она фыркнула. — Эгоизм, вот как это называется. Ты всегда была себе на уме. Я ведь сразу Максиму говорила: не надо на ней жениться. Холодная, расчётливая. Только о себе думает. Но он не послушал. Влюбился, бедняга. А ты его использовала. Квартиру выбила, статус замужней получила. А теперь показываешь истинное лицо.
Я молчала. Максим стоял в стороне, отвернувшись к окну. Его молчание было оглушительным.
— Максим, скажи ей! — свекровь повернулась к сыну. — Скажи, что так нельзя! Что Егор — твой брат! Что семья превыше всего!
Он медленно обернулся. Посмотрел на мать, потом на меня. И впервые за эти две недели я увидела в его глазах не защиту брата, а что-то другое. Усталость. Растерянность.
— Мама, уйди, пожалуйста. Нам с Леной нужно поговорить наедине.
Галина Петровна вскинулась, будто её ударили.
— Что? Ты меня выгоняешь?
— Я прошу тебя дать нам время разобраться. Это наша семья.
— Наша семья — это я! И Егор! А она… она чужая!
— Мама. Уходи.
В его голосе появилась сталь. Свекровь открыла рот, закрыла. Схватила сумочку, вскочила.
— Вот и всё. Сын выбрал чужую женщину вместо матери. Пожалуйста. Только не приходи потом, когда она тебя бросит. Не приходи!
Она выбежала, хлопнув дверью. Мы остались вдвоём.
Максим прошёл на кухню, сел за стол. Я села напротив. Между нами лежала пропасть.
— Почему ты так? — спросил он тихо. — Почему не могла потерпеть?
— Потому что я не обязана терпеть. Это мой дом. Наш дом. И я имею право защищать его.
— Защищать от моего брата?
— От вторжения. Макс, я не против Егора как человека. Я против того, что меня не спросили. Что мне поставили условие. Что моё мнение просто игнорировали. Ты знаешь, что твоя мать делает? Она расставляет нас по местам. Показывает мне, что я здесь никто. Что решает она. Через Егора, через тебя, но решает она.
Он молчал, глядя в стол.
— И ты позволяешь ей это делать, — продолжила я. — Ты мой муж. Но когда нужно выбрать, ты всегда выбираешь её. Её просьбы, её мнение, её интересы. А я? Я просто функция. Жена, которая должна готовить, убирать, молчать и не возмущаться.
— Это не так…
— Это так, Макс. И если ты этого не видишь, то у нас большие проблемы.
Он наконец поднял голову. В его глазах была боль.
— Что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы Егор съехал. Завтра. Я хочу, чтобы ты забрал у своей матери ключи от нашей квартиры. И я хочу, чтобы ты выбрал. Окончательно. Меня или её.
Тишина растянулась, как натянутая струна.
— Лена, я люблю тебя. Но это моя мать.
— А я твоя жена. И если ты не можешь провести границу, то нам незачем дальше мучить друг друга.
Он закрыл лицо руками. Сидел так долго, очень долго. А потом медленно кивнул.
— Хорошо. Я поговорю с Егором. Он съедет. И я поговорю с мамой. Ты права. Мне нужно было сделать это давно.
Я выдохнула. Не победно, а с облегчением. Потому что это не была победа. Это было выживание.
Егор съехал на следующий день. Угрюмо собрал вещи, буркнул «спасибо» и ушёл. Максим отвёз его к матери.
А через неделю я встретила Галину Петровну у подъезда. Она шла мимо, увидела меня и остановилась. Мы смотрели друг на друга несколько секунд. Потом она усмехнулась.
— Довольна? Разлучила сына с матерью.
— Я никого не разлучала. Я просто защитила свою семью.
— Твоя семья… — она покачала головой. — Ты думаешь, что победила. Но рано или поздно Максим поймёт, кого он потерял. Мать у человека одна. А жён может быть много.
— Возможно. Но выбор — за ним. Не за вами. Не за мной. За ним.
Я прошла мимо неё, не оборачиваясь. Поднялась в квартиру, где меня ждал Максим с чаем и виноватой улыбкой. Мы обнялись, и в этих объятиях было понимание: мы прошли через что-то важное. Что-то страшное.
Свекровь перестала звонить каждый день. Стала звонить раз в неделю. Потом раз в две. Она не простила, но приняла. У нас появилось пространство. Воздух. Возможность быть просто мужем и женой, а не полем битвы.
И впервые за три года я почувствовала: это мой дом. Не её. Не их. Наш.
