— Перепиши дачу на моего сына, мы же семья! — потребовал муж. Я вспомнила, кто строил этот дом, и выдала свой вариант

— Тебе что, для родного человека бумаги жалко? — Сергей с грохотом опустил шампур на большое блюдо. Горячий жир брызнул на льняную скатерть, оставив темное пятно, но муж даже не глянул. — Мы же семья, Лена. Или я что-то путаю?

Я посмотрела на бревенчатую стену. Сосна. Ей почти полвека. Я помнила, как отец шкурил эти бревна, как в доме пахло смолой и его крепким табаком. Мне тогда было пять, я подавала ему гвозди и чувствовала себя самой главной помощницей.

А теперь мой муж, с которым мы прожили всего три года, предлагает эту память взять и… подарить. И кому?

Через стол, сидел Денис, сын Сергея от первого брака. Двадцать пять лет. Крупный, с вечно недовольным лицом. Он ковырял вилкой мясо и старательно смотрел в тарелку.

— Пап, ну чего ты начинаешь, — вяло протянул пасынок. — Сейчас опять шум будет. Поеду я лучше на свою съемную, пока хозяин снова плату не задрал.

Это был, конечно, спектакль. Дешевый, плохо срежиссированный, где роли расписали заранее, а меня забыли предупредить.

Ужин с сюрпризом

Вечер начинался тихо. Мы приехали на дачу закрывать сезон, проверить трубы перед морозами. За окном выл декабрьский ветер, скребся ветками яблони по крыше, а внутри трещала печь. Я накрыла на стол: достала свои соленья, нарезала сало, Сергей открыл бутылку красного.

Я думала, мы просто ужинаем. Я еще не знала, что меня пригласили не за стол, а на раздел имущества.

— Дениска, бери огурцы, Лена сама солила, — Сергей поддвинул тарелку сыну. — Вкуснотища. Вот видишь, какая у нас хозяйка. И дом в порядке держит, и огород. Только вот…

Он сделал паузу, налил себе и посмотрел на меня в упор.

— Тяжело тебе уже, Лен.

Я замерла с хлебницей в руках.

— В смысле — тяжело?

— Ну, годы, — Сергей развел руками, словно извиняясь.

— Пятьдесят два — не восемнадцать. Спина у тебя ноет после грядок. Да и ездить сюда — бензин, пробки. Нам с тобой, Лен, покой нужен. Санаторий раз в год, телевизор, прогулки. А дача — это хомут.

Я аккуратно поставила хлебницу. Внутри стало холодно. Я знала этот тон мужа. Так он обычно разговаривал с продавцами на рынке, когда сбивал цену: сначала хвалил, потом искал изъян, а потом давил.

— Я не жалуюсь на спину, Сережа, — сказала я ровно. — И дача для меня не хомут. Это мой дом.

— Был дом, стала обуза! — перебил он, меняя тактику.

— Ты послушай. Денису сейчас стартовать надо. Семью заводить. А где жить? По чужим углам? А тут — готовое. Газ есть, свет есть, до города сорок минут. Оформим на парня, пусть живет. А мы будем в гости приезжать. На шашлыки.

«В гости». В дом, который строил мой отец. Где каждый гвоздь — его.

Я перевела взгляд на Дениса. Тот быстро запихнул в рот кусок хлеба и опустил глаза. Видимо, «строить свое счастье» он планировал за мой счет.

— Сережа, — я старалась говорить спокойно, хотя пальцы под столом впились в ладонь.

— Эта дача — мое наследство. Она не покупалась в нашем браке. При чем тут Денис?

«Куркулиха»

Муж отложил вилку. Его лицо, красное от тепла и выпитого, вдруг стало жестким. Ушла напускная веселость, исчез «рубаха-парень». На меня смотрел расчетливый делец.

— При том, Лена, что мы — семья. А в семье все общее. Я же твою машину гонял в сервис? Гонял. Деньги на ремонт квартиры давал? Давал. А ты теперь, устраиваешь, «мое», «не мое»?

— Ремонт квартиры мы делали с твоей зарплаты, а продукты и коммуналку два года платила я со своей, — напомнила я. — А машину чинили мастера, ты только отвез. Не путай.

— О как заговорила! — Сергей хохотнул, но глаза остались холодными. — Счетовод. Я к тебе со всей душой, сына привел, он родной тебя считал. А ты жадничаешь? Куркулиха?

В комнате стало тихо. Только слышно было, как в печке лопнуло полено. Денис громко шмыгнул носом.

— Пап, ну не хочет она, не надо, — заныл он. — Я же говорил. Пойдем лучше, такси вызовем.

— Сидеть! — рявкнул Сергей на сына, не сводя с меня взгляда. — Никто никуда не пойдет, пока мы не решим.

Он подался вперед через стол.

— Давай так, Лена. Я мужик простой. Мне нужна жена, которая думает о семье, а не трясется над своим добром. Денису нужно жилье. Этот дом пустует пять дней в неделю. Глупо же. Ты делаешь дарственную, и мы живем дальше душа в душу. Я тебя на руках ношу.

— А если нет? — спросила я.

Сергей усмехнулся. Нехорошо так, криво.

— А если нет, Лена, то зачем мне такая жена? Выбирай. Или ты оформляешь дачу, доказывая, что уважаешь меня и мою семью. Или… нам с тобой не по пути. Кукуй тут одна.

Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди. Ждал. Я видела: он уверен, что я испугаюсь. Он знал, как я не хотела оставаться одна после ухода родителей. Он знал, как я дорожила нашим уютным браком.

Я посмотрела на часы. Двадцать минут восьмого. За окном — темень. На столе — остывающий шашлык и пятно жира на скатерти, которое уже не отстирается.

— Ультиматум, значит? — уточнила я.

— Предложение, от которого нормальная женщина не откажется, — поправил Сергей.

Я медленно встала. Голова была ясной, как перед прыжком в холодную воду.

— Хорошо, — сказала я. — Сидите. Я сейчас принесу документы.

Сейф и ключи

Я вышла в спальню. Там было прохладно — мы еще не успели протопить эту часть дома. Подошла к комоду, где за стопкой белья прятался металлический ящик.

Отец всегда говорил: «Лена, документы должны лежать там, где их не достанет ни огонь, ни чужак».

Я достала папку. Бархатная, потертая, с завязками. Внутри — свидетельство о праве на наследство. Бумага пожелтела, но печать стояла четкая. Я провела пальцем по фамилии отца. Представила, как он сейчас смотрит на меня. Наверное, хмурится: «Ну что, дочка, дождалась?»

Вместо того чтобы нести папку в гостиную, я открыла сейф. Положила документы на самую дальнюю полку, под коробку с мамиными украшениями. Щелкнул замок.

Затем я взяла с тумбочки совсем другое. Связку ключей с брелоком в виде смешного медвежонка. Ключи от моей городской квартиры, где мы жили с Сергеем. И ключи от его машины — старенького седана, который, к слову, был записан на меня.

Ответный ход

Когда я вернулась, они уже праздновали. Сергей разливал остатки, а Денис вытянул ноги под столом. Они уже все поделили. Наверное, мысленно снесли отцовскую беседку и поставили мангал поближе к крыльцу.

— Ну вот, умница! — Сергей расплылся в улыбке. — Я знал, что ты все поймешь. Давай сюда бумаги, глянем кадастровый. Завтра к нотариусу запишемся…

Я подошла к столу. И бросила связку ключей прямо в тарелку с недоеденным мясом. Жирные брызги полетели на рубашку Дениса.

— Э! Ты чего? — пасынок отскочил.

Сергей замер с бокалом. Улыбка на его лице дернулась и сползла.

— Это что? — тихо спросил он.

— Ты сам сказал: или дача на Дениса, или мы расходимся. Я выбрала последнее.

— Ты шутишь? — его голос налился злобой. — Пугаешь меня, что ли? Да кому ты нужна в полтинник…

— Ключи от квартиры — на столе, — перебила я жестко.

— Ключи от машины — там же. Машина оформлена на меня, доверенность я отзову завтра утром. У вас есть десять минут, чтобы собрать вещи и вызвать такси.

— Ты не посмеешь! — Сергей вскочил, опрокинув стул. — Мы семья! Это совместно нажитое!

— Статья 36 Семейного кодекса, — ответила я, глядя ему в переносицу. — Имущество, полученное одним из супругов во время брака в дар или в порядке наследования, является его собственностью. Дача — наследство. Квартира — куплена мной за пять лет до встречи с тобой. У тебя здесь, Сережа, только зубная щетка и зимняя резина в сарае. Резину заберешь потом. Щетку можешь взять сейчас.

Денис переводил испуганный взгляд с отца на меня. До него начало доходить, что дачи не будет.

— Пап, поехали, — выдавил он, вставая. — Она больная какая-то.

— Сядь! — рявкнул Сергей. Он шагнул ко мне, сжимая кулаки. — Ты думаешь, я так просто уйду? Я тут три года горбатился! Я крыльцо красил!

Я не отступила. Страха не было, только брезгливость.

— Ты красил крыльцо краской, которую купила я. И жил в тепле, на всем готовом. Считай это оплатой за проживание. А теперь — вон. Или я нажимаю кнопку вызова охраны поселка. Они приедут через три минуты.

Я достала телефон и положила палец на экран.

Секунду мы стояли друг против друга. Сергей был трусом. Наглым, громким, но трусом. Он понял, что блеф не сработал. Что «удобная Лена» закончилась.

— Ну и сиди тут, — выплюнул он. — Своего не упустишь, да? Только завоешь потом одна в четырех стенах. Стакана воды никто не подаст.

— Лучше самой себе налить, чем кормить чужих, — отрезала я.

Тишина

Они собирались молча и зло. Швыряли сумки, хлопали дверцами шкафов. Я стояла у окна и смотрела в темноту. Ветер усилился, снег бил в стекло.

Когда входная дверь хлопнула, дом словно выдохнул. Я подошла и повернула тяжелый засов. Потом еще один. И накинула цепочку.

За окном взревел мотор такси. Свет фар полоснул по забору и исчез.

Я осталась одна.

Тихо тикали часы на стене, в печи догорали угли.

Стало ли мне страшно? Нет.

Стало ли мне грустно? Немного. Жалко было не Сергея — того человека, которого я сегодня увидела, мне жалеть не хотелось. Жалко было трех лет, потраченных на иллюзию.

Я думала, у нас «осень жизни», плед на двоих и чай с вареньем. А оказалось — бизнес-проект по улучшению жилищных условий для взрослого сына.

Я убрала со стола грязные тарелки. Скатерть с жирным пятном свернула и сунула в мусорное ведро. Отстирывать чужую грязь я больше не собиралась.

Налила себе свежего чая. С чабрецом и мятой. Села в кресло против печки, укуталась в шаль.

Отец строил этот дом на века. Не для того, чтобы я отдала его первому встречному, который решит, что мне «слишком много».

Я сделала глоток. Горячий чай согревал лучше любых слов. Одиночество? Нет. Это свобода. И право быть хозяйкой в своем доме.

А вы бы смогли указать на дверь мужу, который поставил вас перед таким выбором?

Оцените статью
— Перепиши дачу на моего сына, мы же семья! — потребовал муж. Я вспомнила, кто строил этот дом, и выдала свой вариант
— Не надо мне говорить, какой я ДОЛЖНА быть! Ни тебе, и тем более, ни твоим родителям это решать, а только мне