— Ну всё, хватит! Надоело смотреть, как вы мыкаетесь по чужим углам! — Галина Петровна театральным жестом швырнула на середину праздничного стола тяжелую связку ключей.
Звон металла о фарфоровое блюдо на секунду перекрыл даже бой курантов по телевизору. — Живите как люди, дети. Это вам! Двушка! В той самой новостройке у парка!
Кирилл, который только что собирался выпить шампанское, поперхнулся и закашлялся. Он вытаращил глаза на ключи, потом на мать, потом на жену.
— Мам, ты… ты сейчас серьезно?! — его голос сорвался на фальцет. — Боже, это же… это не розыгрыш?
— Какие уж тут розыгрыши, сынок! — Свекровь сияла, как начищенный самовар, довольная произведенным эффектом. Она встала и раскинула руки для объятий. — Наша с отцом вам помощь. Самый главный подарок на свадьбу и Новый год! Фундамент! Хватит по съемным халупам деньги чужим дядям отдавать, пора свое гнездо вить!
Кирилл вскочил, чуть не опрокинув елку, и кинулся к матери:
— Мама! Папа! Спасибо! Алинка, ты слышала?! Своя квартира! Ты представляешь?!
Алина сидела ни жива ни мертва. Вилка с куском той самой утки, которую свекровь критиковала еще час назад, застыла у рта. В голове вместо радостных фанфар зазвенел набат.
Она смотрела на Галину Петровну, которая еще недавно брезгливо морщила нос от Аликиного салата и называла её транжирой, и не могла поверить своим глазам. Эта женщина вдруг дарит квартиру стоимостью в десять миллионов? Просто так? В честь праздника?
— Галина Петровна, это… я даже не знаю, что сказать… — выдавила Алина, чувствуя, как деревенеют губы, а внутри нарастает ледяной ком подозрения. — Это невероятно щедро. Спасибо. Но как? Нам же банк отказал в ипотеке осенью, вы же знаете, у нас дохода не хватило.
Свекровь небрежно отмахнулась, словно речь шла о покупке нового тостера, а не недвижимости, и подложила сыну лучший кусок мяса:
— Ой, да брось ты эти глупости, Алина! Какая разница, что там эти банкиры думают? Главное — результат. Мы с отцом все накопления за пять лет выгребли, двадцать процентов на первый взнос отдали. А ипотеку… ну, оформили на меня. У меня же стаж сорок лет, пенсия хорошая, зарплата «белая». Мне дали за два дня без вопросов.
Алина почувствовала, как пол уходит из-под ног.
— То есть, ипотека оформлена на вас? И собственник — вы? — уточнила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
— Естественно, милочка! — Галина Петровна лучезарно улыбнулась, но в глазах мелькнул холодный расчет. — Какая разница, на кого бумажки записаны? Это формальности! Главное — жить там будете вы! Ключи-то вот они, у Кирюши в руках. А платить… ну, платить будете вы, конечно. Вы же теперь семья, взрослые люди, справитесь. А квартира — ваша! Считайте, это наш вам родительский благословление!
Утро первого января было тихим, сонным и ленивым. Они вернулись в свою съемную однушку ближе к обеду. Кирилл всё еще пребывал в эйфории, словно действие шампанского не закончилось. Он ходил из угла в угол, меряя шагами крошечную кухню, и строил грандиозные планы.
— Так, смотри, в большую комнату поставим тот угловой диван, помнишь, мы в «Икее» видели? Синий такой. А детскую пока сделаем кабинетом, мне нужно нормальное место для компьютера, а то спина от этого стола отваливается. Алин, ты чего молчишь? Ты не рада? Ты какая-то замороженная со вчерашнего вечера.
Алина сидела за кухонным столом, грея ледяные руки о чашку с остывшим чаем. Ей нужно было задать вопросы, которые разрушат этот розовый туман.
— Кирюш, я очень рада. Правда. Это шикарный, невероятный подарок, — начала она осторожно, подбирая слова. — Но я хотела бы уточнить некоторые детали. Ты же понимаешь, я бухгалтер, у меня мозг так устроен, мне нужно понимать цифры и факты.
— Ой, ну вечно ты со своим занудством, — добродушно отмахнулся Кирилл, но сел напротив. — Какие цифры, заяц? Мать же сказала русским языком: двадцать процентов они внесли. Остальное — ипотека. Будем платить, как все люди.
— Ипотека, — медленно повторила Алина. — На кого она оформлена?
Кирилл удивленно моргнул, словно она спросила глупость:
— В смысле? На маму, конечно. Нам же с тобой отказали осенью, забыла? У меня официалка маленькая, ты только на новую работу устроилась, стаж не набрался. А у мамы и пенсия хорошая, и зарплата «белая», и кредитная история идеальная. Ей одобрили без проблем за два дня.
Алина медленно поставила чашку на стол. Пазл сложился. Щелк.
— То есть, юридически собственником квартиры является Галина Петровна?
— Ну да. Формально, по документам. Но жить-то там будем мы! Это же для нас! — Кирилл искренне не понимал, к чему она клонит, его глаза оставались ясными и наивными.
— А платить ежемесячные взносы кто будет?
— Мы, естественно! — рассмеялся он. — Алин, ну ты чего? Родители отдали все накопления на первый взнос. Это огромная сумма! Неужели ты хочешь, чтобы они еще и ипотеку за нас пятнадцать лет платили? Это было бы просто свинство с нашей стороны.
Алина глубоко вздохнула, чувствуя, как внутри поднимается волна паники вперемешку со злостью.
— Кирилл, давай посчитаем. Квартира в том районе стоит дорого. Платеж там будет тысяч сорок пять в месяц, не меньше, учитывая нынешние ставки. Плюс коммуналка за большую площадь. Плюс ремонт, о котором ты так мечтаешь, мебель, техника. Это всё будет идти из нашего семейного бюджета. Мы будем отдавать почти всё, что зарабатываем.
— Ну и что? Зато за свое платим! Не дяде чужому за аренду, а за свою собственную квартиру! Это же инвестиция!
— За мамину квартиру, Кирилл, — тихо, но твердо поправила Алина, глядя ему прямо в глаза. — Мы будем платить за квартиру твоей мамы.
Кирилл нахмурился, счастливая улыбка медленно сползла с его лица, сменяясь раздражением.
— Ты сейчас о чем? Мама сказала: это подарок нам. Как выплатим — она перепишет на нас. Дарственную оформит или куплю-продажу за копейки, неважно. Ты что, не доверяешь моей матери? Ты считаешь её обманщицей?
— Кирилл, дело не в доверии, а в документах и в жизни. Ипотека на двадцать лет. Жизнь длинная. Случиться может всякое. Мы будем вкладывать деньги, силы, душу, делать ремонт, повышать стоимость жилья… А по закону у нас там нет даже квадратного сантиметра. Если, не дай бог, ссоримся — мы на улице. Если с мамой что-то случается — появляются другие наследники.
— Ты с ума сошла? — Кирилл повысил голос, впервые за время их брака. — Какое «случиться может всякое»? Ты что, уже разводиться собралась? Мы женаты три месяца! Ты о наследстве думаешь, когда мама жива-здорова?!
— Я не собираюсь разводиться. Я говорю о финансовой безопасности нашей семьи. Я бухгалтер, я привыкла просчитывать риски.
— Да какой безопасности?! — взревел Кирилл, вскакивая со стула и начиная нервно ходить по кухне. — Это моя мать! Она для нас в долги влезла, последние деньги отдала, душу вложила, а ты сидишь тут и выискиваешь подвох? «Юридически, фактически»… Тьфу! Ты ведешь себя как меркантильная, расчетливая стерва, Алина! Я от тебя такого не ожидал!
Слово «стерва» хлестнуло как пощечина. Алина выпрямила спину, чувствуя, как внутри все сжимается в ледяной ком.
— Меркантильная? Потому что не хочу двадцать лет платить за чужую недвижимость, не имея никаких гарантий? Хорошо, Кирилл, если это подарок, давай предложим вариант: мы сейчас оформляем у нотариуса обязательство, что платим ипотеку мы, а мама выделяет нам доли в квартире сразу. Или оформляем брачный договор, где прописано, что платежи по этой ипотеке идут из общего бюджета и учитываются как наши совместные вложения. Это честно.
Кирилл остановился и посмотрел на неё как на врага народа. В его глазах плескалось разочарование и злость.
— Ты хочешь, чтобы я пришел к матери после такого царского подарка и сказал: «Мам, Алина тебе не верит, подпиши бумажку, а то вдруг ты нас кинешь»? Ты хочешь опозорить меня? Оскорбить её до глубины души? Да она с инфарктом сляжет!
— Я хочу, чтобы наши отношения были прозрачными и честными.
— Честными?! — он истерически хохотнул. — Честно — это быть благодарными! А ты… Ты просто ненавидишь мою семью. Ты всегда её ненавидела. Тебе не угодишь! Суп не тот, платье не то, теперь квартира за десять миллионов не та!
— Квартира прекрасная, Кирилл. Схема — гнилая. Это ловушка, а не подарок. Мы будем зависимы от её настроения двадцать лет.
— Ах, схема?! Ловушка?! — он ударил кулаком по столу так, что чашка подпрыгнула, опрокинулась и покатилась на пол, разбившись на мелкие осколки. — Значит так. Я переезжаю в НАШУ квартиру. Завтра же. И я буду за неё платить. Потому что я мужчина и я благодарен своим родителям. Если тебе это не нравится, если тебе твои бумажки и принципы важнее семьи — можешь оставаться здесь и платить чужому дяде. Но я не позволю плевать в душу моей матери! Выбирай, Алина.
Переезд состоялся через три дня. Точнее, переехал Кирилл. Алина осталась.
Эта неделя стала адом. Бесконечные телефонные звонки, в которых Кирилл то умолял одуматься, то угрожал разводом, то давил на жалость, рассказывая, как плачет мама. Галина Петровна тоже не осталась в стороне. Она позвонила Алине вечером во вторник, когда та сидела в пустой квартире, пытаясь собрать себя по кускам.
— Алиночка, я не понимаю, что происходит, — её голос в трубке был пропитан ядом, плохо замаскированным под приторную заботу. — Кирюша сам не свой, почернел весь. Он плачет по ночам. Ты разбиваешь ему сердце. Неужели квартирный вопрос испортил тебя настолько? Я думала, ты другая. Бескорыстная, любящая. А ты оказалась…
— Галина Петровна, давайте начистоту, — перебила её Алина, чувствуя невероятную усталость. — Если квартира — подарок нам, давайте оформим её на Кирилла. Хотя бы на него одного. Я напишу отказ от претензий в случае развода. Пусть это будет его собственность.
В трубке повисла тяжелая, вязкая пауза. Маска добродетели треснула.
— Знаешь, милочка, — голос свекрови стал ледяным, абсолютно чужим. — Я вижу, я не ошиблась в тебе с самого начала. Ты слишком умная. А слишком умные и хитрые жены счастья не приносят. Квартира останется на мне. Это моя гарантия. Гарантия того, что мой сын не останется на улице, если такая прохвостка, как ты, решит его обобрать до нитки при разводе.
— Обобрать? — Алина горько усмехнулась, слезы покатились по щекам. — Я предлагала платить свои деньги, вкладывать свою жизнь в ваш актив. Но теперь я вижу, что гарантии нужны были не только вам. Вы просто хотели держать нас на коротком поводке.
— У тебя нет выбора, — жестко отрезала Галина Петровна. — Либо ты хорошая, послушная жена, идешь за мужем и делаешь, что говорят старшие, либо…
— Либо мы разводимся, — закончила за неё Алина.
— Это твое решение, — бросила свекровь и повесила трубку. Короткие гудки звучали как приговор их браку.
Вечером пришел Кирилл за оставшимися вещами. Он выглядел измотанным, постаревшим, но в глазах горел фанатичный огонь решимости.
— Ты поговорила с мамой? — спросил он с порога, не разуваясь.
— Поговорила.
— И что? Ты передумала? Ты поняла, какую глупость творишь?
Алина посмотрела на мужа. Красивый, родной, любимый, но такой слепой. Он действительно верил, что мама желает им добра, загоняя в финансовую кабалу. Он выбирал быть хорошим сыном, а не хорошим мужем.
— Нет, Кирилл. Я не буду в этом участвовать. Я люблю тебя, но я не могу строить семью на фундаменте из лжи и зависимости. Сегодня она разрешает нам жить, а завтра я не так посмотрю, не то скажу, и она укажет на дверь. И юридически будет абсолютно права. Я не хочу жить в страхе.
— Ты параноик, — выплюнул он, сгребая свои рубашки с сушилки. — Ты просто эгоистка, которая любит свои деньги и свою гордыню больше, чем мужа. Мама была права насчет тебя с первого дня. Змея пригрели.
— Если мама была права, то нам действительно не по пути.
Кирилл молча собрал вещи в большие спортивные сумки. Он забирал даже тостер, который они покупали вместе на первую зарплату, и набор полотенец, подаренный её мамой. Это было мелочно, обидно и бесконечно грустно. Это был конец.
— Ключи оставь на тумбочке в прихожей, когда будешь съезжать, — бросил он, стоя в дверях. — Срок аренды до конца месяца я оплатил, можешь пожить пару недель. Я не зверь.
Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом. Алина сползла по стене на пол в пустом коридоре и впервые за все эти дни зарыдала в голос. Ей было страшно. Ей было больно. Мир рухнул. Но где-то глубоко внутри крохотный, упрямый огонек интуиции шептал: «Ты всё сделала правильно. Ты спаслась».
Развод прошел быстро и буднично. Делить им было нечего, детей нажить не успели. Кирилл на суде даже не смотрел в её сторону, сидел с каменным лицом, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство. Галина Петровна ожидала в коридоре суда, победоносно поджав губы. Когда Алина проходила мимо, уже бывшая свекровь громко, демонстративно сказала кому-то по телефону: «Бог отвел, слава тебе, Господи, отвел от нашего Кирюши эту беду».
Прошло четыре года.
Алина выстояла. Первое время было невыносимо тяжело: крошечная съемная гостинка на окраине с тараканами, дополнительная работа по вечерам и выходным, жесткая экономия на всем, включая еду и одежду. Но она была свободна. Через полтора года она получила повышение, стала главным бухгалтером крупной торговой фирмы. Еще через два года, скопив приличный взнос, взяла свою собственную ипотеку — небольшую, уютную евродвушку. Она сама выбирала обои, сама покупала мебель, сама решала, где будет стоять диван. И никто, абсолютно никто не мог прийти и сказать ей, что она здесь гостья или что она неправильно ведет хозяйство.
О Кирилле она старалась не вспоминать, вычеркнула из жизни, хотя общие знакомые иногда доносили слухи, которые она старалась пропускать мимо ушей. Женился почти сразу. Девочка молодая, совсем юная, скромная, из провинции. Родили ребенка. «Ну и слава Богу, пусть будут счастливы», — думала Алина, гася неприятный укол где-то в области сердца. Всё-таки он был её первым мужем, и часть души осталась с ним.
Однажды дождливым ноябрьским вечером Алина зашла в торговый центр переждать ливень и выпить кофе. Зал кофейни был почти пуст, только у дальнего окна сидела женщина, нервно помешивая ложечкой давно остывший кофе. Алина пригляделась и не поверила своим глазам.
Это была Марина, старшая сестра Кирилла. На их свадьбе они почти не общались — Марина держалась особняком, с матерью разговаривала сквозь зубы, с Кириллом холодно, и ушла рано, сославшись на дела. Но лицо её запомнилось — такое же породистое, как у Кирилла, только взгляд жестче, взрослее, циничнее.
— Марина? — неуверенно окликнула Алина, подходя к столику.
Женщина вздрогнула, словно очнувшись от тяжелого сна, подняла голову. В её усталых глазах мелькнуло узнавание, смешанное с удивлением.
— Алина? Бывшая жена Кирилла? Надо же, какие встречи.
— Она самая. Можно присесть? Или я помешаю?
Марина кивнула на стул напротив, усмехнувшись уголком рта:
— Садись. Ты не помешаешь. Я тут все равно просто время убиваю. Отлично выглядишь, кстати. Дорогая сумка, уверенный взгляд. Пошла на пользу свобода?
— Спасибо, не жалуюсь, — сдержанно ответила Алина. — Как ты? Как… Кирилл?
Марина издала короткий, лающий смешок, больше похожий на кашель.
— Я? Я нормально. С матерью не общаюсь уже года три, слава богу. А Кирилл… Кирилл сейчас живет с мамой. В той самой её квартире, где вы жили.
Алина удивленно подняла брови, не понимая:
— В смысле с мамой? А как же «подаренная» квартира? Я слышала, они с новой женой, Леной кажется, и ребенком там жили, ремонт сделали.
— Жили, — Марина сделала большой глоток холодного кофе, поморщилась. — Лена, вторая жена, оказалась покладистее тебя. Хорошая девка, добрая, деревенская, бесхитростная. Она согласилась на всё, лишь бы «в семье мир был». Всю свою зарплату вкладывала в эту чертову ипотеку, декретные туда же пустила, родители её из деревни деньги слали, мясо, соленья, чтобы молодым полегче было. Ремонт сделали шикарный, Кирюша хвастался фотками в соцсетях, гордился, какой он хозяин. Они почти всю ипотеку закрыли досрочно за три года, жили впроголодь.
— И что случилось? — Алина почувствовала, как холодок бежит по спине, предчувствуя развязку.
— А то, что и должно было случиться по маминому сценарию. Схема Галины Петровны сработала как швейцарские часы, — Марина сжала чашку так, что побелели костяшки пальцев. — Полгода назад, когда оставался последний мизерный платеж, мама начала «шоу». Лена вдруг стала плохой хозяйкой, неряхой, ребенка неправильно воспитывает, Кирилла не уважает. Мама начала приходить каждый день со своим ключом, проверять пыль белым платочком, перекладывать вещи в шкафах, учить жизни. Лена терпела, плакала в подушку. Потом начались скандалы. Кирилл, как всегда, метался между двух огней, но маму слушал больше.
— Господи…
— А финал был фееричный. Мама заявила, что у неё проблемы со здоровьем, ей нужен свежий воздух, и она хочет продать эту большую квартиру, купить себе домик в пригороде, а молодым, мол, пора расширяться самим, они уже взрослые, заработают. «Я вам старт дала, пожили бесплатно, пора и честь знать».
— Она их выгнала? — выдохнула Алина, не веря ушам.
— Фактически да. Лена в истерику: «Мы же платили! Это наши деньги! Мои родители последнее отдавали!». А мама ей документы под нос, с улыбочкой: «Где ваши деньги, деточка? Квартира моя. Все платежи шли с моего пенсионного счета (Кирилл ей наличку отдавал или переводил, а она платила). Вы здесь просто жили, как квартиранты, только бесплатно. Скажите спасибо». Кирилл пытался что-то вякнуть в защиту жены, но мать на него так цыкнула, припомнила ему сыновний долг, схватилась за сердце, и он сдулся.
— И они развелись?
— Да. Лена забрала ребенка и уехала к родителям в деревню. Без копейки денег, с разбитой жизнью и расшатанными нервами. Пыталась судиться, консультировалась с юристами, но шансов ноль — всё грамотно обстряпано. Кирилл сейчас живет в этой квартире с матерью, она его пилит с утра до ночи, что он двух жен упустил. Квартира выставлена на продажу. Мама хочет деньги забрать, купить себе жилье поменьше, а разницу положить на вклад «на старость». Кирилл останется ни с чем, на улице, при живой матери.
Марина посмотрела на Алину долгим, изучающим взглядом, в котором читалось неожиданное уважение.
— Знаешь, Алина, когда вы разводились, мама поливала тебя грязью на каждом семейном сборище. Меркантильная, расчетливая, хитрая, стерва. А я тогда мужу своему сказала: «Смотри, Коля, единственная баба с мозгами в этом нашем цирке уродов». Ты всё правильно сделала тогда. Ты увидела капкан до того, как он захлопнулся на твоей шее.
Алина сидела оглушенная этой историей. Она чувствовала не злорадство, нет. Скорее, глубокое, тяжелое облегчение, смешанное с грустью. То чувство, когда ты прошла по краю пропасти с завязанными глазами и только спустя годы, сняв повязку, увидела, насколько глубоким было дно и как близко ты была к падению.
— Жаль Кирилла, — тихо сказала Алина, глядя на дождь за окном. — Он ведь так и не понял, что она с ним делает. Он просто хотел любви.
— Не жалей, — жестко, без тени сочувствия ответила Марина. — Он взрослый мужик. Дурак платит дважды. А дурак, который предает свою семью, свою женщину ради маминого одобрения — платит всей жизнью. Это его выбор и его урок.
Алина встала, застегивая пальто. Ей вдруг нестерпимо захотелось домой, в свою уютную, пусть и ипотечную, квартиру, где всё было честно и принадлежало только ей.
— Спасибо, что рассказала, Марина. Мне… мне важно было это знать.
— Тебе спасибо, — Марина грустно, но тепло улыбнулась ей на прощание. — Что показала тогда, что можно не прогибаться. Что можно сбежать из этого болота. Живи счастливо, Алина. Ты это заслужила.
Алина вышла на улицу. Дождь кончился, воздух был свежим, холодным, пахло мокрым асфальтом и близкой зимой. Она вдохнула полной грудью. Где-то там, в другой, прошлой жизни, остались скандалы, манипуляции, упреки и золотая клетка, в которую её так настойчиво пытались заманить под видом подарка. А здесь, в её реальности, была свобода. Трудная, заработанная потом и слезами, но настоящая свобода, которая стоила дороже любой, самой элитной квартиры.
Она поправила шарф и уверенным шагом пошла к метро. Дома её ждал теплый плед, интересная книга и полный, абсолютный покой. И никто, никогда больше не посмеет это у неё отнять.
